Ирма : Нелюбовь

I
Нет, я тебя не ненавижу. И даже не презираю. А просто не люблю. Как это подло с моей стороны, нежно обнимать тебя, исступленно целовать, с томной поволокой заглядывать в глаза, шептать на ухо всякую сентиментальную чушь или наоборот ледяным голосом отдавать приказы, от которых ты дрожишь как робкий тузик, и при этом ни капельки не любить. Ты прячешь все свои сомнения за универсальную ширму мужской самоуверенности, обманываешь сам себя, что это просто игра, а я – хорошая актриса, которая не отходит от царственного образа. И на самом деле мы единое целое и умрем, как во всех сказках, в один день, так и не разжимая объятий. Но у меня к тебе, милый, самая настоящая нелюбовь, я точно знаю, что к тебе чувствую и даю лишь то, что ты способен взять. С тобой забавно и просто: шумная влажность твоих истерик стабильно предсказуема — твои бури набирают ничтожные баллы. Я читаю тебя как открытую книгу. Безусловно, ты очень интересный и глубокий, нисколько – не пустышка с членом, но это, в сущности, мало, что меняет для меня. Я с тобой сплю, играю в свои странные игры, провожу приятно время, но никогда не подпускаю близко. Зачем? Твой поводок и так слишком длинный. При этом я достаточно демократична и лояльна к твоим причудам, но место свое ты четко знаешь. Ежедневная дрессировка выработала у тебя прямо-таки армейскую дисциплину.
В тебе уже мало от того разнеженного собственным «эго» шовиниста, с пеной у рта, доказывающего на глупых попойках с такими же незадачливыми дружками, что все зло от женщин, а мечта любого самодостаточного мужчины – биоробот с параметрами 90*60*90. Теперь же твоя свобода сама посадила себя в клетку. И как быстро ты завилял хвостиком, пристроился на задние лапки, и выучил наизусть команды: «Служить! Лежать! Сидеть! Голос!», лишь только стал податливым воском в моих руках; ты так легко растворяешься в горячем молоке моей телесной страсти, моей нелюбви. Ведь нелюбовь к тебе ничуть не мешает нам двоим получать неземное наслаждение, такой всепоглощающий и острый кайф. Я обожаю твое выносливое тело, твой никогда не устающий язык, нежные музыкальные пальцы!.. Я жмурюсь от удовольствия, взлетаю к небесам, царапаю твои бедра и спину, кусаю до крови, наношу всевозможные увечья, но никогда не перехожу черту боли, ведь ты — моя самая любимая игрушка. А со своими вещами я с детства обращаюсь бережно. Зачем мне тебя ломать, пока ты целый, хороший, новый и нескучный? Я ценю твою искренность и преданность, эту твою незыблемую веру в меня — в вездесущность твоего смысла жизни. И признаюсь, меня умиляют кристальные надежды в наше светлое будущее: ты уже разложил по полочкам, что будет с нами через год, два, пять, десять, двадцать…Ты постарел намного лет вперед в своих желаниях, уже прожил эту долгую и счастливую жизнь со мной, и не хочешь отдавать меня фатуму, даже на секунду не отходишь от идеального сюжета.
Я отмериваю твои страдания чайной ложкой, не больше – не меньше: бесследно исчезаю на несколько дней, отлучаю от своего будуара, сыплю со своего снежного города молчание; иглы моего равнодушия впиваются в тебя, ты не можешь понять, почему вновь попал мне в немилость. Малейшего чувства вины вполне хватит для того, чтобы заставить сердце предательски биться чаще, земле уходить из-под ног, только от сознания того, что я тебя по-настоящему бросила, променяла на другого. Я смакую твои слезы и боль, как дорогое вино: медленно глотаю каждую каплю твоей несчастности. Ты готов терпеть средневековые пытки, лишь бы снова черной змей ожила плетка, плюнула огнем свеча, лед превратился в пламя, а ты бы собирал из крошечных кусочков зимы слово «ВЕЧНОСТЬ».
И вот ты стоишь на коленях голый и изувеченный, спина расписана моей рукой, запястья и лодыжки ноют от саднящего зуда наручников, каждая мышца тела просит мое злое упрямство смениться на милость, но я методично продолжаю подчинять тебя себе. На глазах твоих виснут самые чистые слезы, их бездонность завораживает меня, я ликую от этого чувства власти, и чтобы я ни сделала, ты все равно – мой. Я могу увеличить в несколько раз силу ударов, выпустить на волю всю глубинную жестокость, но вряд ли ты меня остановишь. Ты будешь жаться сиротливой собачкой в мои ноги, я равнодушно откину тебя сапогом и продолжу. Что мне твои мольбы? Ты думаешь, я здесь и сейчас способна на жалость? Я пущу дым тебе в лицо, и ты послушно захлопаешь длинными ресницами. Затушу «бычок», ты лишь слегка сожмешь зубы, но не пискнешь. Ты знаешь, я терпеть не могу, когда ты издаешь не нужные мне звуки. Твой рот и язык служат мне для совершенно иных целей. Как же хорошо иметь тебя всегда рядом: ты мчишься на всех ветрах, стоит измениться одной ноте в моем голосе. Голос на том конце трубки ведет тебя путеводной звездой, нитью Ариадны. Щелкает замок, забрасывается в самый дальний угол комнаты мужская гордость, все твои страхи становятся моими союзниками, ты сам всегда даешь повод себя наказать, твоя порочность сплетается с моей, ты вдохновляешь меня на новые подвиги. Я начинаю шоу. Для моего представления вполне достаточного нас двоих. И с каждым разом ты сильнее привязываешься ко мне, прирастаешь кожей, впитываешь вино моих поцелуев и каленое железо укусов — от этой напасти нет противоядия, другие женщины только распалят страсть ко мне. Тебе уже не спастись. Ты – ничто без меня.
В осколках ледяного полнолунья, в те тревожные часы, когда ты прислушиваешься к звукам ночи, качаешься на волнах своей брошенности, воешь на желтый диск несчастный и покинутый, я вовсю наслаждаюсь другими красками жизни. Твои всхлипы, наивная детская доверчивость, упрямые попытки пробить своей любовью хоть на миллиметр стеклянную стену между нами – абсолютно бесполезный труд, тебе никогда не изменить меня, стать для меня большим, чем идеальное тело, проникнуть в меня по-настоящему. И дело даже не в том, что я вверху, а ты внизу. Мы с тобой совершенно иные измерения, стихии, ты живешь мной, а я живу только ради себя. Такой вот односторонний симбиоз. Вполне возможно, что через месяц другой, твой ошейник будет валяться за дверью, воспоминания о нас станут всего лишь приятным эпизодом, промежуточным звеном в цепи моих романов, и я с такой же легкостью забуду и твою забавную кличку. Но пока ты славный и милый, никогда не унывающий романтик, утонченный эстет, в чем-то особенный, неповторимый. Все же я сделала правильный выбор, когда обратила на тебя внимание на этой ярмарке тел, в этом безличии плотской страсти и потребительства, вырвала из мышеловки брака, одноактовых пьес, заставила забыть, что ты мужчина: утрачено пресловутое бремя мужественности, рассыпались мелкие атомы тщеславия и бравады. Мачо не плачут, но когда я баюкаю тебя как ребенка, ты хнычешь как маленький, нет, не от боли, а от счастья — мучения кончились, я становлюсь твоей матерью, зализываю мной, же нанесенные раны, зашиваю очень бережно рваные края страданий, ты питаешься моим молоком, наполняешься нежностью, я полностью отвечаю за тебя, ты под моей опекой, ни одна сила в мире, не может оторвать тебя от моей груди. Я не сделаю тебе больнее, чем ты не сможешь вынести. И эта вовсе не слабость с твоей стороны, уступка моим капризам, что ты никогда не будешь прежним — ты им просто не можешь быть. И, поэтому мне немного жаль тебя. Хотя из хилых ростков моей жалости не пробиться любви. Я тебя хочу, но не люблю. Ты можешь достигнуть запредельной идеальности сверхлюбовника, но никогда не станешь Любимым. Выше головы не прыгнешь, милый!

II
Меня качает на руках чудовище. Ласковый и нежный зверь, меняющий обличье, неуловимые образы мелькают передо мной, и ни один из них по-настоящему мне не принадлежит. Что скрывается в красноречивом молчании? Ты обматываешь меня паутинной своей недосказанности, как паук податливую и жирную муху. Иногда ты слишком кровожадна, но даже это я прощаю тебе. Я вымученно тебя люблю до зубной боли, до хрипоты шепчу твое слишком простое и банальное для тебя имя, которое тебе совершенно не подходит. Но, когда ты не слышишь, я обращаюсь к тебе исключительно на «ты». Представляю твое удивление, гневный изгиб бровей, осколки морского льда в глазах, кривую и горькую усмешку на губах, узнай ты, какой протест зреет внутри «милого мальчика», как на самом деле он хочет твоей смерти и избавленья. По доброй воле я не смогу от тебя уйти никогда, я соглашусь на все новые условия, чтобы тебя удержать и в этом я первый слабак. Ты идеальный манипулятор, моя дорогая! Интересно, а в колыбели ты была уже сукой или это приобретенное? В те минуты, когда мною правят не член и леопольдовские эмоции, я мечтаю до побелевших костяшек на пальцах сжать твое нежное горло: набухшая, трепетная вена синеет на безупречно-мраморной коже, властный взгляд становится покорным, ты впервые в жизни шепчешь мне: «Я тебя прошу!», падаешь передо мной как в молитве на колени, смотришь как любящая женщина. Если замечтаться, то по-настоящему испуганная ты целуешь меня как вакханка, увлекаешь с собой на ковер, греешься шелковисто шерстной кошкой, мурлычешь и не выпускаешь когти… Но пока это всего лишь утопия. Легче представить, что у меня вырастут за спиной крылья, чем вы станете хоть на йоту милосерднее, Мадам!
Когда ты спишь, я собираю сон с твоих ресниц, умиляюсь детской умиротворенности, нежному сиянию лица, волосы разбросаны по подушке, сжатый кулачок подпирает розовую щечку с родинкой, твое открытое тело, такое доступное и сладкое радостно встречает меня. Но стоит тебе проснуться: ты снова Ванда, я становлюсь на несколько ступеней ниже, роднюсь с полом, врастаю в твой чертов паркет, превращаюсь в любимую игрушку, комнатную животину, изящную безделушку на каминной полке.
Хотя при всей своей холодности, в глубине ты не такая, я один знаю, что ты умеешь чувствовать, страдать, плакать, любить не только себя, и признаешь, что земля крутится сама по себе, а не от твоих плавных движений. Ты прячешь в ванной горечь утрат, выводишь черной подводкой и алой помадой образ для публики, роняешь в ночь свои наряды и абсолютно голая отдаешься мне, именно мне, а не кому-нибудь другому, значит и я победитель, пусть ты и не считаешь меня таковым! И несколько секунд достаточно, чтобы почувствовать, что мы – единое целое, ты – моя, а я твой! Не ускользай от меня слишком далеко, когда я не чувствую тебя рядом, то становлюсь полностью неуправляем, вполне возможно, что однажды я не смогу усмирить свою одержимость, и просто тебя задушу. Самый верный способ – избавиться от тебя раз и навсегда, не откладывая в долгий ящик. Уж лучше потерять однажды, а не мучиться каждую минуту этой паранойей, где ты — с кем ты, почему не звонишь и пропадаешь в пустоту. Мое слишком живое воображение рисует самые страшные картины, я стучу от злости зубами, совершенно белыми губами прижимаюсь к фотокопиям тебя, но при встрече стараюсь не поддавать вида, иначе ты раздавишь меня как досадливое насекомое. Как же меня бесит, что ты потешаешься над моей подобострастной ревностью, этим, взращенным же тобой пресловутым эдиповым комплексом! Мадам, Вас так смешат мои слезы, вечно преданная и безответная любовь? Пускай! Я готов терпеть и это: шутов вокруг много, но, пока на моей улице праздник, я – единственный приближенный к трону! Я берегу и боюсь утратить хоть капельку любви к тебе, это чудодейственный дар, вдохнувший в меня жизнь, изменивший в корне меня, ведь я никого так не любил. И мне страшно подумать, все, что между нами для тебя — всего лишь игра, отработанная техника, животная страсть, но не духовное единство. И это мой самый страшный кошмар.
Едва слышаться твои шаги в подъезде, я уже знаю, что это ты: как радостный и пошлый тузик лечу в прихожую, помогаю раздеться, послушно кладу голову на твои колени и жду дальнейших указаний. Мы начинаем нашу любимую игру, остальное не имеет смысла. Важно только здесь и сейчас.
Но внутри я все чаще и чаще чувствую всепоглощающую пустоту своего одиночества, твою разрушающую все на своем пути независимость. Ну, почему ты не можешь быть чуточку мягче, ведь это не сделает тебя менее ценной для меня? Я нарушаю этику, железные правила, чертов устав, приближаюсь к тебе слишком близко, и неизменно получаю за это самое жестокое наказание. И, правда, как посмел зарвавшийся раб, шагнуть на ту территорию, куда еще никто не ступал? Но я гораздо хитрее, чем ты думаешь, я не настолько глуп, недальновиден, чтобы не изучить предвестников твоего самого яростного гнева. Ты должна, просто обязана полюбить, иначе у меня не останется иного выбора. С тобой без вариантов: ты не из тех, кто коллекционирует самые редкие экземпляры — я знаю, что, если я тебе надоем, ты прогонишь меня с той же легкостью, с какой и приняла, ведь это не ты кидаешь в мясорубку свое сердце, как это делаю я. Но не думай, что я завидую тебе: на самом деле в своем извращенном счастье, что переменчиво каждую секунду я черпаю все новые и новые силы, чтобы тебя любить, хотя это и чертовски сложно.
Вибрирует телефон, ты в каких-то тридцати минут, я становлюсь прямым и натянутым как струна, я держался несколько дней и от предвкушения тебя в моей крови просыпаются викинги, я с трудом сдерживаюсь, переключаюсь на другие мысли. Жду. Жду. Курю в форточку одну за одной. А вот и ты. Интересно, что на тебе под черным плащом? Было бы здорово, если бы сетка. М-м-м. Я знаю, ты это терпеть не можешь, но я начинаю сам. Не снимая сапог, ты проходишь в кухню, не моя, совершенно чужая, пойманная воображением незнакомка, а не реальная женщина, но не менее желанная. Наверное, все дело в макияже: ты сегодня слишком бледна, куда ты спрятала свои глаза, почему ты на меня не смотришь? Я вдыхаю яд твоих духов и не хочу, чтобы ты что-то говорила — просто молчи, молчи! Не спрашивая разрешения, я прижимаюсь к тебе, нагло расстегиваю лаковые пуговицы, с жадностью первобытного человека набрасываюсь на твое дурманящее тело, и оно, не кажется мне, чужим, не то, что лицо. Я на взводе, дотронься до меня — взорвусь фейерверком.
- Я хочу с тобой серьезно поговорить.
Ненавижу твои серьезные разговоры. Ставлю последние сто баксов, что ты не скажешь мне ничего хорошего. Я держу тебя в своих крепких объятьях и не собираюсь тратить время на дурацкую болтовню.
- Прекрати немедленно! Кому я сказала! Ты, что забыл свое место? – Но в меня словно бес вселился, я трусь, прижимаюсь к тебе как прожженная шлюха, глаза заволокла блядская поволока, я не вижу ничего кроме надушенной плоти; твоя пощечина меня не может остановить, как это здорово нарушать твои правила, не покоряться! Я дико завожусь от того, что ты не хочешь, ни капельки меня не хочешь. Ты опять отталкиваешь меня, но милая, я намного сильнее! Как тебе мое сопротивление?
- Маленькая дрянь, дешевая сучка, ты, что себе позволяешь? – твои глаза метают тысячу молний, но гнев тебе всегда к лицу. Чувствуешь, какой я твердый, твоей злости меня не согнуть, я могу проткнуть своим членом небо, дорогая!
– Быстро убери свои грязные руки! Но я продолжаю крепко держать тебя и стаскиваю плащ. Хвала тому, кто придумал латекс и сетку! Какая же ты легкая! Я перекидываю тебя через плечо, ты лягаешь меня ногами, называешь тупой свиньей, ничтожеством, грозишься стереть в пух и прах. Но когда я накрываю тебя собой, своим всепоглощающим ртом, ты замираешь подо мной как нежная голубка. Мои руки исследуют тебя заново, ты совершенно другая на вкус, я не хочу больше сдерживаться. Наконец-то я пробрался в тебя по-настоящему! Я бросил вызов судьбе, схватил Бога за бороду, обхитрил черта, трахнул Вас, Ваше Величество! Впервые в жизни был сверху. Я заполняю собой все пространство, увеличиваюсь до гигантских размеров, но это еще не предел! Я могу себе позволить и больше. Я не даю твоему гневу опомниться. Ты слишком гордая, но я сумею на время приучить твою гордость.
- Я тебя ненавижу! – плевок в лицо, в самую точку. Обожаю твою слюну!
Я могу снова и снова. Да, ты сама дрожишь от моей силы. Благодаря тебе я стал виртуозом, мастером, профессионалом, чему же ты удивляешься сейчас? Я не меняю положения, только замедляю темп, хочу тебя дольше помучить, накинуть узду на твой оргазм. Теперь ты понимаешь, каково это сдерживать вулканы? Я расслабляю свой натиск; в любую секунду ты можешь выцарапать мне глаза, но ты проводишь пальчиками по моим губам, откидываешь прядь со лба и целуешь меня или это только, мне кажется, как женщина, а не сука в коже. На острой точке кипения, прорывается последняя плотина. А-а-а-а-а! – кричим мы в унисон друг другу. Никогда мне не было так хорошо, никогда нам не было так хорошо! Я родился заново, я могу управлять миром, я верчу на своем члене Вселенную! Ты все еще не любишь меня, глупышка? Тогда тебе сложней вдвойне: только шлюхи спят без чувств…