Щикотиллло : Уроки грузинского

Попадая в компанию грузин, всегда знаю, чем их удивить: без ошибок могу читать и писать на грузинском, что, согласитесь, не такое уж частое явление вне сообщества носителей этого уникального языка, а уж среди лиц татарской наружности – и подавно.
После возгласов удивления обычно следуют стандартные предположения об источнике моих лингивстических познаний, которые я сразу же отметаю: в Грузии никогда не жил и интенсивных курсов с погружением в ностельницу языка не проходил.
А выучил же я этот затейливый алфавит давно, на каникулах после девятого класса, при весьма забавных обстоятельствах. И этот рассказ я, подобно Ираклию Андронникову с его «Первым разом на эстраде», пересказываю в неизменном виде на протяжении многих лет.
Итак, решили мы с моим одноклассником Колькой Сенниковым рвануть на Черноморское побережье Кавказа дикарями. Выйдя из поезда Москва-Адлер на конечной станции и вдохнув приторный аромат магнолий, мы принялись искать себе пристанище, но сдающих комнаты бабушек на адлерской привокзальной площади не оказалось. Тогда мы подошли к одинокому таксисту, ковырявшемуся под капотом своей «волжанки» и спросили его совета по поводу поиска ночлега. Он, помедлив, вытер руки тряпкой, захлопнул капот и спросил:
- Вы откуда, ребята?
- Из Москвы.
- А я думал из Якутии, - сказал водила, глядя на меня, чем вызвал у Кольки приступ утробного смеха (в последствии он на протяжении всей поездки то и дело дразнил меня то чукчей, то алеутом, огребал за это по печени, но не унимался).
Таксист участливым тоном поведал нам, что сейчас мы не найдём ни одной свободной комнаты нигде от Анапы до Батуми, но за два червонца он решит наш квартирный вопрос с его родственниками в Гаграх.
Я сел на переднее место, долговязый Колян поворчал и втиснулся сзади. На прикреплённой к торпеде удостоверении я прочитал Ф.И.О. таксиста.
- Григорий Ишакович? – мстительно спросил я (получи за якута!)
- Ншанович, – спокойно ответил шофёр, - «Ншан» – это по-армянски что-то вроде маленького прыщика на лице.

Сын Прыщика рванул по серпантину, и через час выгрузил нас в Гаграх, у большого дома с полукруглой табличкой «ул. Ленина, 25»
После короткого диалога по-армянски между таксистом и грузной хозяйкой дома – Мануш Хачиковной Багарян, нам была объявлена цена и предоставлена маленькая комната с двумя раскладушками и окном в сторону моря – предел мечтаний дикаря по тогдащним меркам. Окошко выходило на веранду. «Там живут грузины» - с кислой миной предупредила Хозяйка.
В последствии нам было рассказано, что раньше весь большой особняк принадлежал семье Багарян, но в 1953 году Берия задумал выселить всех армян с Черноморского Побережья в Сибирь и почти осуществил свой замысел: люди с пожитками были согнаны на вокзал и погружены в товарняки, где проторчали несколько дней. По счастью, как раз в те самые дни кровавый министр был арестован, и людей вскоре отпустили по домам. По возвращению Багаряны обнаружили, что их родной дом уже занят мингрельской семьёй, которую оперативно вселили туда, пока прежние хозяева ждали своей участи в товарном вагоне.
Грузин Багаряны выселить так и не смогли, а местный исполком постановил разделить дом между старыми и новыми хозяевами пополам.
Прилегающий к дому участок тоже разделили глухой стеной, и единственной точкой соприкосновения двух враждебных территорий оказалось окно нашей комнаты, выходившее на грузинскую веранду.
Грузинская семья – супруги Автандил с Лолой и их дети – совершеннолетняя дочь Манана с огромными печальными глазами, как у Богоматери с византийской иконы и трёхлетний Теймуразик – жили себе своей жизнью и подчёркнуто не смотрели в нашу с Колькой сторону, даже когда мы по пояс высовывались из окна. Нас будто бы не существовало для грузинской стороны. Это обстоятельство весьма огорчало меня, уже начавшего под стимулирующим действием моря и ультрафиолетовых лучей фантазировать на тему подката к Манане. Лишь маленький Теймураз иногда по-своему реагировал на наше присутствие, забрасывая к нам в окно камешки и какашки.
А у армян была дочка Каринэ. Ей было 13 лет, и если бы не платье, то она вполне сошла бы за мальчишку, благодаря своему низкому, хриповатому голосу и уже проклюнувшемуся над верхней губой пушку, а также хулиганскому характеру.
Мы быстро подружились с Каринэ, и я решил с её помощью поискать пути к сердцу Мананы. Для начала я думал выучить грузинский язык. Так как Абхазия входила в состав Грузинской ССР, то его изучение было в школьной программе, и Каринэ худо-бедно должна была его знать.
Начали мы с изучения алфавита. Я целый день зубрил диковинные закорючки, а к вечеру Каринэ решила устроить мне проверочный диктант. Она принесла к нам в комнату стопку перфокарт и бордовый цветной карандаш. Мы начали с одельных букв: «ана, бана,...», потом поучили числительные:"эрти, ори, сами, отхи, хути...", потом - перешли к написанию целых слов: «загли, маймуни, траки...». Убедившись в том, что алфавит я запомнил, Каринэ решила усложнить задание и перейти к целым фразам:
- Пиши «Мэ шен миквархар!»
Я написал.
- Хихи! А Знаешь, что это значит? «Я тебя люблю!». А теперь пиши «Шени дэда ватири!»
Я написал и, услышав, как Каринэ прыснула от смеха, спросил:
- А это что означает?
- Не скажу!
- Тогда я у грузин спрошу!
- Ну спроси!
- А вот и спрошу, - говорю я и подношу перфокарту к открытому окошку, за которым Лола развешивала на веранде бельё. В тот же самый момент Каринэ пулей вылетела из комнаты прочь.
На этот раз Лола изменила своему традиционному игнорансу и среагировала на моё появление в створе окна молниеносно
- Аааааа! Автоооооо! Модиааааа! Пасматри, что он мне тут написааааал!
На крыльце тотчас же появился раздетый по пояс волосатый и коренастый Автандил и посмотрел на перфокарту в моей застывшей руке. Как у быка из мультфильма, его ноздри гневно расширились, а глаза стали наливаться кровью:
- Я тэбэ это йоптваямат на лбу вирэжу! – свирепо пообещал Автандил, и я понял, что на перфокарте написано совсем не то, что хотелось бы услышать грузинам.
- Авто! Только прошу не при ребёнке! - заверещала Лола, Автандил отодвинул Теймуразика в сторону, тот зацепился за помойное ведро, упал на попу и громко заплакал.
На шум выбежала во двор Мануш Хачиковна и закричала через демаркационный забор:
- Лола, что случилось?
- Ничего особенного, Мария, он меня абматэрил! – ответила ей через забор Лола.
- Ти штооо? Навэрно тибе паслышалось, это приличные мальчики из Москвы, никогда не матерятся! – попыталась успокоить её Мануш.
- Что? Паслишалос? Мне глаза ещё нэ вилизли, он мнэ это написааааал, - запричитала Лола.
- Что он тебе написал?
- Нэ могу сказать!
- Ну скажи!
- Он... написал... он... написал... «шени дэда ватири»!
Армянка посмотрела на меня через забор, и глаза её наполнились слезами благодарности:
- Рустик, ти же этава ни знаищь!
- Да я только начал язык учить, просто хотел узнать, что это означает...,- начал оправдываться я, разрывая на кусочки злосчастную перфокарту.
- Смотрите на него, он учить начал! – закричала Лола, - Тогда почему ты не написал «Да здравствует Сакартвэло», например? А если бы я твоей матери по-русски такое пожелала, ты бы что сказал?
Выяснилось, что «Шени дэда ватири» означает «Чтоб твоя мать плакала!» и ссчитается у грузин последним ругательством, после которого уже говорить нэ надо, рэзать пора.
Я, как смог, извинился перед грузинами, пообещал больше никогда такого не писать. Конфликт был притушен. Каринэ весь вечер ходила, гордо выпятив живот: «Это я его научила!» «Ай, Каринка, цаваттанэм, чего только не придумаешь, маленький!» - гладил её по голове отец-Багарян.
С этого момента все мои планы по поводу Мананы были перечёркнуты. Когда она встречалась нам где-нибудь на улице, то даже демонстративно и презрительно переходила на другую сторону тротуара.
Зато армяне стали относиться к нам с особой нежностью. Хозяин научил меня играть в нарды, а хозяйка - несколько раз приносили прямо в комнату яичницу на завтрак.
А Коля с того момента стал на ночь одевать очки. Чтобы, когда ночью грузины придут мне что-нибудь на лбу вырезать, то его со мной в темноте не перепутали...
Это происшествие навсегда зафиксировало в моём мозгу алфавит и любовь ко всему грузинскому. В последствии я даже выучил наизусть (хоть и механически, понимая смысла) несколько песен ВИА «Орэра» из родительской коллекции грампластинок.
А недавно в Тбилиси меня познакомили с одним известным поэтом – Котэ Кубанаишвили.
После того, как мы дружно накатили и я спел «чемо цицинатела», он забрал у меня гитару, перестроил на семиструнный лад и запел протяжно и красиво, сопровождая каждую фразу русским переводом:
Лев подошел к решетке своей клетки и сказал: «Хочу на свободу»
(удар по струнам, следующая фраза)
А потом повернулся к клетке с обезьяной и сказал ей: «Обезьяна, я твой мамаибал, зачэм ти человека родил?»
И знаете, я понял смысл ещё до того, как услышал перевод Котэ.