Ирма : О душе

У каждого живого существа есть душа, а вот у меня ее нет – я ее выдохнула. Легким облачком с ароматом ментола она выпорхнула из моих приоткрытых губ. Не знаю, куда улетела душа, больше не привязанная к моему телу, может быть, на далекий удивительный остров или в иную галактику, но несколько дней она упорно не прилетает обратно. Странная эта моя душа и чем я ей не угодила? Со мной ей никогда не было скучно, я всегда ее веселила, заставляла плакать навзрыд, бросаться из огня да в полымя, переживать, любить, страдать, мечтать, ненавидеть. Неблагодарная эта душа!

Сначала я дико испугалась, что без души не протяну и до утра, я проверила пульс, измерила давление, но все было в норме; я встала на весы, но даже пресловутый двадцать один грамм был на месте. В зеркале отражалась по-прежнему я, хотя, мне кажется, я стала красивее, изысканней, порочней. Теперь я могу притворяться как другие, играть взаправдашне в любовь, прижиматься к кому-то с неподдельной страстью и при этом не привязываться! Я надела свое самое лучшее платье – черное на тонких бретельках, накрасила губы, выпустившие мою душу ярко-алой помадой, надушилась пьянящими духами, вызвала такси и поехала в ближайший клуб. Я танцевала, смеялась, пила вино и совсем не чувствовала, что у меня нет души. Я оставляла без единого шанса на вторую встречу всех своих поклонников, пока не надоело, я поступала так несколько вечеров.

Ночью меня впервые начали мучить фантомные боли. В грудной клетке скреблась надоедливая мышь, досадливая мышь искала свой заветный квадратик сыра, но его нигде не было, маленьким пронырливым носиком она ворошилась в мышцах моего сердца, слегка надкусывая наиболее аппетитные кусочки пульсирующей плоти, пристраивалась на задние лапки, чтобы подняться еще выше. Я глотала слезы, мышь тоже хотела пить, но есть еще больше. Мышь была очень голодная. На запах за мышью пришла кошка, она не стала церемониться и в миг сожрала серую уродицу. В грудной клетке разжиревшей кошке было слишком тесно, она царапалась сквозь прутья моих ребер, мяукала детским плачем, выла морской сиреной. Живучая кошка напрасно пыталась выбраться наружу: так и маялись мы всю ночь, никто не сомкнул глаз – ни я, ни кошка, ни какая-то присоседившаяся к нам девица. Последняя устала быстрее от этих завываний. Я с ужасом наблюдала, как она раздвигает прутья моих ребер, разрывает мешающие ей части филе, прослойки жирка, канаты мышц и сухожилий, струночки нервов, тряпочки кожицы, у истеричной девицы руки были в крови по локоть.

Наконец — кошка на свободе, она запрыгивает на подоконник, довольная жизнью, облизывает лапки, сыто зевает и засыпает. А душа так и не думает возвращаться, похотливая сучка, наверное, нашла себе новую хозяйку. Черт бы с ней, с проклятой и неверной стервой, если бы не эта дыра посредине моего торса: освободительница кошки зачем-то зашила мою распанаханную грудную клетку толстыми черными нитками, да еще так кустарно. Хорошо, хоть изнутри, а не снаружи: внешне кожа по-прежнему безупречна. Научить бы эту белошвейку ровному шву или найти свою улетевшую в заоблачные дали душу. А то я уже начала потихоньку привыкать к гулкому эху внутри, к размеренному ритму сердца, к своему новому умению никого не любить и ненавидеть. Но швы, кустарные швы так натирают мои чресла, мне больно плакать, больно смеяться, больно дышать, мне хочется разрезать прочные нити, начинить эту пустоту ватой, цветными монетками конфетти, бумажными журавликами, запоздалыми цветами, смягчить суровость черных волоконцев своими влажными поцелуями и горячими слезами! Но все бесполезно: от моих усилий они становятся надежней, мне никогда не порвать их голыми руками, не выгрызть зубами, не расцарапать ногтями, не выдрать с корнем, они проросли в меня слишком глубоко.

Проходят дни, и мне ничего не остается, как со всем этим мириться: кто-то живет еще более кроеный — перекроенный или даже не зашитый, а я просыпаюсь с утра, хлопаю длинными ресницами, потягиваюсь как кошка, зажмуриваюсь от треска швов и снова улыбаюсь своему отражению в зеркале. Хорошо, что моя голова крепко держится на шее и никуда не улетит. А душа, маленькая испорченная дрянь так и не возвращается. Отныне и навсегда «я держу свою дверь закрытой, чтоб стучалась она, перед тем как зайти, чтоб не оказалась она той, мною давно забытой той, с которой мне не по пути"...