Шева : Гвадалквивир

…Ведь как бывает?
Обозначит себя какая-то мысль. Ты ее отгоняешь, загоняешь в закоулки памяти, а она все равно так и норовит опять выскочить, себя показать.
Как назойливая жирная муха, в летний жаркий день залетевшая в комнату, хоть и бьется об оконное стекло, а улететь из комнаты, будто специально, не очень-то спешит! Пока не выгонишь ее в форточку, или прихлопнешь в сердцах сложенной в трубочку газетой.
Но мысль, конечно, похуже мухи будет. Нет в голове форточки, да и газеткой или даже чем потяжелее по темечку — ничего не дает.
Очки, разве что, с носа слетят.
Если коротко, примерно таков был ход тяжеловесных рассуждений Сереги по истечении двух часов трудового дня.
Серега, он же – Кабанов Сергей Ильич, начальник сектора эндокринологии парнокопытных института зоосферы стран Африки и Азии был невесел.
Если от слова «эндокринология» сейчас его просто подташнивало, то слово «парнокопытные» вообще почему-то вызывало омерзение. Может – из-за ассоциаций с мешком вонючих рогов и копыт, притащенных аборигеном Остапу после открытия одноименной конторы в городе Одессе. Может – из-за интеллектуальной сценки, виденной днями по ящику. Когда парень спрашивает у девчонки, — Как твою левую ногу зовут? Та и отвечает, — Лена!
- А правую?
- Тоже Лена!
- Эх, надо было желание загадать!
Фу-у, пошлятина какая!
Мало того, что после вчера было как-то…не то, чтобы плохо, но и назвать это состояние словом «хорошо» язык не поворачивался. Некомфортно, одним словом, было как-то Сереге.
А тут еще эта нелепая херотень!
Сев утром за свой рабочий стол и перевернув листок календаря, Серега «на автомате» прочел внизу календарного листка цитату кого-то из великих — был в его календаре такой прибамбас, и оторопел.
Зачем-то оглянувшись по сторонам, прочел фразу еще раз.
- Да нет! Этого просто не может быть!
Перевернул календарь, прочел выходные данные.
«Календарь зарегистрирован как периодическое издание Министерством информации. Свидетельство КВ №3000 от 25.11.2007 г. Подписано к печати 11.05.2010. Формат 60х84/32. Бумага газетная. Печать офсетная. Тираж 15000. Основатель: издетельско-коммерческая фирма «Гриф». Адрес….».
Может, наборщик пошутил?
Или выебнулся против начальства таким изощренным образом?
Подожди, подожди, а если прогуглить эту фразу?
Всю фразу Серега набирать не стал. Зачем? Набрал начало – и так достаточно!
Компьютер через секунду доложил, что найдено почти девятьсот тысяч ссылок. Открыв парочку, Серега убедился, что их наполнение соответствует набранному тексту.
Грустно вздохнул. Блядь…казус какой-то!
Да что это за поебень такая?
Зашел товарищ из соседнего отдела, Олег.


- Серега, привет! Чего смурной такой?
- Да ты знаешь, смешная вещь какая-то со мной сегодня происходит… Никак не могу концы свести. Не пойму, или я после вчера все еще прийти в себя не могу, или действительно отупел за этим компьютером, или…Ну, не знаю!
- А что вчера было? Нарушение спортивного режима?
- Ну.
- А с кем?
- Да ты ее не знаешь.
- Но экземпляр хоть достойный, надеюсь?
- А то! Эндокринология – на уровне.
- Ладно, в чем у тебя проблема, колись!
- Да вот – читай, что в календаре написано!
- Ну, прочитал.
- Да ты что, ничего не видишь?
- Нет, вроде.
- Ну, тогда я тебе зачитаю.
- Да нихуя, братец мой парнокопытный! Ты ударение неправильно ставишь
- Обожди, обожди, как это ты?! Ты неправильно читаешь!
- А как надо? Как написано, так и читаю! Эх, брат, как тебя после вчерашнего блядства повело! Кстати, смотри, тут даже автор есть! А ну, давай, прогуглим его. Вот, что и требовалось доказать — Руми, Джалаледдин ибн Бахаиддин, персидский поэт и философ, живший в тринадцатом веке. Человек увидел и записал охеренный поэтическо-философский образ, а ты так все опошлил! Жениться тебе, Серега, надо. А то сточишь агрегат со своими бабочками-однодневками до голого сучка!

За Олегом закрылась дверь.
Взгляд Сергея опять остановился на листке календаря.
«Голые сучки, которые кажутся зимой спящими, тайно работают, готовясь к своей весне!»
- Голые сучки, блять!
Раздражительно добавил, — Ударение, блять!
Серега поднялся, взглянул на себя в зеркало и, неожиданно улыбнувшись, произнес в пустоту кабинета, — Ну что, Лобанов? А жизнь-то налаживается! Ночной эфир струит зефир, шумит, бежит, Гвадалквивир!