штурман Эштерхази : Миша Пуриц

За годы, не идущие в жизненный зачёт, Миша Пуриц узнал, засмотревшись на дочь местных биндюжников, очаровательную Амриточку. Переднее колесо его новенького английского велосипеда наскочило на камень, руль вывернулся, а потом кто-то больно выключил свет.

1.
Дед всегда учил, что селёдка будет на много вкуснее, если её начинить луком и завернуть на часок в портрет Достоевского. «Тайна сия велика есть!»,- многозначительно поднимая вверх морщинистый указательный палец, говаривал дед, и наливал себе в рюмку «Столичной».
Тогда я не знал, кто такой Достоевский, не ходил в хедер, не пил водку, и на дух не переносил вонючего запаха этой дурной рыбы. Меня больше интересовала пышная грудь молодой молочницы, бабочки, окурки дедовых папирос, нервные срывы соседки, коронная фраза которой «Папа, дорогой, мы заживём там, как гицели, а ты помрёшь здесь, как собака» мне очень нравилась, хотя я и не совсем понимал, где это «там», монпансье лимонное и мятное, слово «хуй», написанное красной краской на заборе и почему это слово помещено в синий треугольник. Да мало ли что меня тогда могло взволновать до дрожи в коленках и потных ладошек! Никогда не отождествляя своё самосознание с национальным, я был негром среди евреев.

2.
Как-то, стянув у старого Михельсона колоду карт с голыми дамами, я сидел на каштане, щёлкал семечки и созерцал. Дамы были так себе, колода неполная, а погода жаркая. Только семечки по-прежнему внушали доверие. Собрав во рту шелуху и перемешав её со слюной, я сделал смачный плевок и…

3.
… тут увидел Её. О, да! Она была прекрасней фирменного одесского лекарства от всех невзгод жизни под названием «Фураин». Стрела Амура попала мне в сердце, а мой плевок на её скромное платьишко. Я непроизвольно пукнул от восторга, она подняла голову, улыбнулась и спросила: «Почему в Одессе есть еврейская больница и еврейское кладбище, но нет еврейского роддома?». «В Одессе евреями не рождаются, здесь ними становятся»,- ответил я и как-то даже покраснел. А она посмотрела на мой нескромный плевок, который растрёпанным вороньим гнёздышком застыл у неё на подоле, выбрала каким-то образом попавшую в него целую семечку, бросила себе в рот и убежала.

4.
Навёл справки. Это Амрита, дочь биндюжников. А я кто ж тогда? А, да! Я всего лишь несчастный влюблённый, которого и близко не подпустят к своей халабуде рыбари. А она! Что ж она? Она при виде меня смеётся (о! как она смеётся!) и медленно проходит мимо. Не поверите — мне ужасно хочется рвануть за ней, но вместо этого застываю на месте и не могу пошевелится минут эдак с тридцать. А потом плетусь домой или в парк, долго смотрю на фиш облаков и даже иногда сочиняю стихи, от чего-то по большей части – эротические. Ну, выходит вроде неплохо:

Я отдам полжизни за это!
Я отдам полжизни за то,
чтоб узреть, как зимой ты и летом
ходишь голая
под пальто.

Я просто мечтал, хотя, точно знал, чего мне хочется. И голуби у ног базланили о любви.

5.
Чтобы как-то пожалеть меня, что ли, дед подарил мне новенький велосипед, который выменял у английских моряков на 10 скляночек опиумной настойки. Настойка была из аптеки того самого старого Михельсона, у которого я тиснул карты. Старик расплачивался «опиумкой» с моим дедом за селёдку «по-достоевски».
«Мишя! Мишя! Иди к дедушке и возьми таки эту прэлесть!», — откуда-то со двора звал меня дед.
А я спал, и мне снилось, что дед притаранил на своих сухих, но ещё крепких руках Амриточку и хочет отдать её мне в рабство.
«Мишя! Людям, как и птицам, тоже надо глотать еду! Съезди до Манечки Заскок и привези мне свежей селёдки. Её риба — более надежное вложение капиталов, чем ихние дешевые мансы с дорогими процентами, обеспеченные голым свистежом! Мишя! Вставай, а то рискуешь проспать-таки своё счастье!», — выдернул меня из сна дед своей убедительной речью и подарил велик.
Сполоснув лицо, я выпил квасу, прослушал по радио хит этого лета «У нас на Брайтоне веселая мишпуха», сел на кожаное седло моего англичанина (дед успел похвастаться национальностью машины), крутанул педали и покатил.

0.
— Профессор Михельсон! Вы – гений! Это же в миллион раз круче, чем андроид ASIMO, созданный корпорацией Хонда в Центре Фундаментальных Технических Исследований Вако в Японии.
— Мелко плаваете, голубчик. Ну ка, ну ка, что у нас там с основными характеристиками?
— Итак, андроид «Миша Пуриц». Модель для тестирования и воспроизведения роботом человеческих эмоций. Разговаривает на смеси еврейского языка и одесского сленга. Способен самостоятельно кататься на велосипеде, испытывать отвращение, восторг, боль, любовь. Присутствуют задатки поэтического мышления. Распознает выражение лица говорящего и прибегает к соответствующей ситуации мимике. Его губы двигаются довольно монотонно, однако отмечается, что особенно хорошо у него получается поднимать брови и прищуривать глаза…
— Достаточно, коллега! Мы сегодня замечательно потрудились! Приглашаю вас отобедать со мной. Сегодня в пищеблоке – селёдка «по-достоевски» и «Столичная».
— Профессор! А как же наш геноид «Амрита»? Она же не до конца усовершенствована! Там же…
— Потом, дорогой, всё потом! К тому же, Вы же знаете, что я не очень люблю роботесс. Так что переодевайтесь и впрёд, к пищеблоку! Кстати, не желаете перед обедом опийной настойки? Она у меня – прелесть что!