Безнадёгин : Жизнь и безвременная кончина Виталия.

«Сеть бы на седативные
Залезть с сигаретой под душ
От ваших лиц мне противно
Как и от ваших душ» — Эти незамысловатые стихи складывались легко и непринужденно в голове юного и конечно ранимого студента- второкурсника Виталия. Эх, юность, юность — время половой и гражданской нестабильности. А жить то хочется, думал Виталий, жить чтоб континенты топить, или как там, моря поджигать, луну на веревочке, солнце на поводке.
Был Виталий в промозглое декабрьское утро очень доволен собой, очень горд за себя и за свой труд. Он уже представлял себе нобелевскую лекцию, которой плюнет в лицо напомаженной буржуазии и перегарному пролетариату. И был у Виталия повод для мыслей подобных. Сегодня 10 декабря он нес свою первую книгу, свой первый законченный роман, свое дитя порока и благодати. Нес для публикации, в которой юный гений не сомневался, в местное отделение Союза писателей России. Нес к мастерам слова, укротителям душевных бурь, дирижерам пульса и шкиперам общественных кораблей.
Мысли путались, сюжет научно-фантастической (ну а какой же еще!) книги, путался со стихами, которые складывались где-то за зрачком, в темных уголках души, и строчками из песенки, которую Виталий услышал на одном из литературных квартирников « ти би бо кукольная любовь моя, кукольной жизни рознь».
«Кукольная любовь моя, Наташка моя, единственная моя, примеришь ты скоро платье вечернее, почувствуешь на нежной коже своей ветерок фотовспышек, услышишь и лесть и правду, ведь ты, считай девушка моя, почти-почти, а я ведь лауреат, герой труда и друг президента, правда тоже пока почти»- думал Виталий и улыбался грязной мороси.
А тем временем в отделении союза писателей России начиналось будничное, скверное, полное отвращения к массам утро. Председатель союза, утерев ото сна губы шершавой ладонью, подошел к столу, осуждающе посмотрел на пять пустых флаконов водки, на лужу рвоты на залитом вином полу и направился к сейфу. Из него Евгений Борисович Кренш достал подарочное толстое издание сочинений Максима Горького, открыл золоченую обложку и извлек из углубления в страницах классики бутылку спрятанного на черный день коньяка, лихорадочно скрутил горло и ополовинил жадными глотками. Скупая слеза покатилась по лицу Кренша. Забрав с собой «Киновский» он поцеловал обложку, положил искалеченную книгу и направился на потертый диванчик с единственной целью- спать. В этот момент ударами Бухенвальда зазвенел колокольчик на дверце книжной лавки.
Студент Виталий скуксясь стоял на пороге и тщательно вытирал грязные ноги о половую тряпку, котрая служила для посетителей ковриком.
- Борис Евгеньевич, здравствуйте, я Виталий, я звонил Вам, я принес свою книгу- при этих словах Виталий даже расправился весь, приосналился
- Да, да, да молодой человек, давайте, отдадим на редколлею- Виталий заметил что после того, как роман взял в руки Кренш, на первой и последних страницах книги отпечатолись ржавые, коньячные пятна.
Когда студент вышел вон, Евгений Борисович подумал «Очень своевременная книга» и улыбнулся пришедшей на ум цитате. Свернув роман в рулет Кренш положил его вместо подушки под голову и мирно засопел.
День в союзе проходил по знакомому сценарию, кто-то что-то отмечал, кто-то что-то доказывал. Роман из под головы Кренша исчез. В страницы не сограемой рукописи члены союза заворачивали мелко порезанную колбаску, сплевывали на них кости из под сельди, а юный поэт Константин Резванов даже позаимствовал лист романа чтобы завернуть в него план.
Виталий окрыленный сидел на парах, писатели разводили секретаршу на оргию.
Пришел вечер.
Агонизирующая толпа непризнанных классиков решила ехать за город, за шлюхами и кутежом.
По протоколу полиции в УАЗике Евгения Борисовича Кренша было десять совершенно невменяемых писателей, на колеса УАЗика был намотан гражданин с неустановленной личностью.
Это был Виталий.
Он мирно возвращался с пар когда хохотавшая пьяная писательская братия цитировала в машине его строки про то, как ученый с мировым именем сношал резиновую куклу. На пике писательского угара Виталий, ничего не подозревая, решил перебежать дорогу, ибо жаждал встречи с Наталией. Не было визга тормозов и душераздирающих стонов, машина подпрыгнула на кочке, и писатели остановились только спустя двести метров. Той кочкой был Виталий.
«Ти би бо потерпи немножко, неотложка в пути»- такими были последние мысли юноши. «Посадят ведь»- такими были первые мысли Кренша.
Погиб юный Виталий, погиб от рук своих трудов, героически и невозможно. Фатально и навсегда. Просношал Константин Рязанов после поминок девочку- куклу Наталию. Звезда потухла не загоревшись. Ибо не нужно писать всякое говно, когда заводы в стране стоят.