Какашоид Арчибальд : Интервью

Наяриваю утюгом свой единственный костюм. Неумело разглаживаю несуществующие складочки. Брызгаю водичкой и снова тру.

Сегодня в 11.00 у меня собеседование. Интервью по поводу приема на работу. Надо соответствовать. Давно подделанное резюме на английском языке с отсутствующей в нем правдой, но с непроверяемой ложью лежит в остатке былой роскоши, в кожаной барсетке «Gillian». Там же права на отсутствующую 2 года машину, корочка мастера спорта по вольной борьбе, которую желательно не показывать, но вдруг у интервьюера сломанные уши?

Чешу свои сломанные уши. Не так уж и страшно — мне их аккуратно подломали, ха-ха-ха. Наяриваю бритвой подбородок, драчу, можно сказать. До 2-х миллиметров в глубину, бля. Надо соответствовать.

Цена вопроса: я сматываюсь из опаскудевшей промозглой блядской ноябрьской Москвы, где я застрял на 14 месяцев, влача жалкое полупартизанское существование в грошовой хрущёвой съемной квартире. Единственными светлыми моментами жизни в этот период были три или четыре проститутки (две из которых – ленивые тупые животные) и бутылка коньяка.

Цена вопроса: жизнь на Кипре (читай – море, пляжи, суки в бикини и топлесс, сувлаки и ципури), 4 000 $ гарантированного ежемесячного дохода, плюс – возможность делать нелегально еще столько же. Деньги небольшие, конечно, но лучше, чем м-а-сковский шиш с маслом.

Без 15 минут 11.00 стою перед «Националем». Встреча там. Перебираю английские фразы, как монах — забытые молитвы, щелкая четками. Ноги в единственных приличных ботинках заледенели. Дрожу крупной дрожью.

11.00. Я вхожу во внутрь так, как в 21 год я выходил на ковер бороться за первое место на чемпионате России. Халдей на входе испуганно-подозрительно облапил меня жирными глазами. После такого взгляда надо мыться с мылом и шампунем. Вон он – Михаилис. Машет мне рукой. Мол, иди сюда, мальчик. В 96 в Грозном мне также махал руками бородатый чеченец с крыши пятиэтажного дома. Махал, пока я не всадил в него очередь из пуль калибра 5,45.

«Присаживайтесь»,- это он мне. Холёно улыбнулся желтыми прокуренными зубами и зачмокал жирной сигарой. Блеснули бриллианты в золотых оправах колец на его коричневых пальцах. Как молодящаяся шлюха! Лицо скорее турецкого, нежели греческого типа выразило самодовольство, скуку и что-то пидарасье. Уши у него сломаны не были.

Столик на четверых. Стояло два кофе. Кто-то еще должен быть. Ага, вот оно…. Подошла женщина. Среднего роста, тонкая, с небольшой крепкой высокой грудью. Брюнетка с короткой стрижкой и точеным лицом с огромными черными миндалевидными глазами. Лет 28, одета дорого, но неброско, колец на пальцах было на порядок меньше, чем у Михаилиса. «Элена», — ослабился киприот. Элена так Элена.

Киприот заказал мне кофе. Я протянул ему резюме. Он, не глядя, положил на столик. Интервью началось.

У Михайлиса был дефект речи, плюс к этому он не выпускал сигару изо рта, плюс ко всему-английский не был его родным языком. В общем, понимал я его с трудом. Взял инициативу в свои руки и залился соловьем. По секрету всему свету расскажу. Шаблонные английские фразы, сдобренные рязанским акцентом и ложью, густым-густым слоем.

Может рассказать ему правду? Про то, что я был в олимпийской сборной по вольной борьбе. Про воспаление легких и заработанной после него бронхиальной астме, поставившей крест на моей спортивной карьере. Про год в Чечне с автоматом в руках. Про Алену, выходившую меня в госпитале. Про два осколка и контузию. Про поддельный диплом. Про бандитизм на рынке и разборках.

Я продолжал лгать про работу менеджера и обучение в Бёмингеме. Элена не смотрела на меня. Она даже в мою сторону не смотрела. Она курила тонкую желтую сигарету, аккуратно держа ее красиво вырезанными пухлыми, но волевыми губами темно – красного цвета. Она пила турецкий кофе. Она скучала. Я был никто, пустое место, очередной раб.

Михайлис прошепелявил: «Ну, вообще на эту должность я хотел взять девушку, но тебе операцию по изменению пола делать не будем». Ха-ха-ха. Пошутил, с-сука. Надеюсь, в моих глазах не отразилось желание вбить чашку кофе с его же жёлтыми лошадиными зубами в его пасть….Элена не улыбнулась, так… поморщилась и сделала выбивающуюся из общего ритма курения дополнительную затяжку. Какие у неё губы! Как взрыв на маковом поле!

Что-то не так! Слишком уж часто стал грязно шутить этот туз дырявый. Он тоже меня уже не видит в упор. Где-то я прокололся. Он стал посматривать на меня с издёвкой и унижать фразами легкими и колкими, как щелчок кнута. Эленины губы презрительно хмыкнули пару раз. «Да-да, конечно-конечно, я тоже так думаю, в любое удобное для Вас время», — бля, я ли всё вот это промямлил? Елена стала дергать ножкой в остроносой туфле. Да какого Чёрта!!! Почему? Почему об меня должны вытирать ноги какие-то подомнившие киприоты? Всё уже ясно: я просто мишень для насмешек, забава для богатых, дополнительный пункт для их самоутверждения. Михаилис отхлабучил очередную остроту, на сей раз про мой пиджак, и довольный захихикал.

Вставая, я пробил легкую расслабленную двойку: быстрый джеб в нос и неакцентированный правый пришелся чуть выше, в надбровные дуги. У Михаилиса даже выражение лица поменяться не успело, разве что тень удивления было набежала. В хук слева я вложился: он пришелся под его правое ухо. Киприот осел, не закрывая глаз, которые стали вечными с отражением тишины-пустоты-бесконечности, и завалился вместе с неприспособленным под такие нагрузки стулом налево.

Я бегло собрал мои документы и резюме и, окинув мельком близлежащее пространство, быстрым шагом направился к выходу. Насчёт ментов я не волновался, у меня был выигрыш во времени, ибо окружающие, судя по воцарившейся тишине и, как я успел заметить, открытым ртам, были в охуе. Не каждый день они такое в «Национале» видят! Ничего, привыкайте. Культурный шок-полезная штука, расширяет горизонты познания! Велком ту зе Рашша! Или «зе» тут не нужно?
Элена в момент ухода смотрела на меня всеми своими глазами. О-Ш-А-Р-А-Ш-Е-Н-О смотрела. Так-то, девочка, смотри даже на пустое место! Вдруг там мина-ловушка?

Холдей на выходе смотрел на меня не менее ошарашено. На всякий пожарный я расслабил ближащую к нему руку, готовый в случае urgency повторить хук.

Ничего, чёрт с ним, чёрт с этой работой! Тогда, на чемпионате России, я тоже продул. Как сказал мне тренер: «Бывает».

Позади раздался цокот каблучков. Я пригнулся и резко развернулся с небольшим сайд-степом влево. Элена чуть взвизгнула, но всё-равно протянула руку с клочком бумаги. Ошарашен теперь был я. Автоматом взял протянутый предмет и вышел.

На улице, уже почти у метро я посмотрел на него. Это была визитка. На ней было напечатано: «генеральный директор фирмы такой-то – Елена Громова», а ниже ручкой от руки было дописано женским аккуратным почерком: «Позвони».