Кичапов : Одиночка

Он рождался один… Нежеланный ребенок, следствие ошибки и неопытности молодой матери, которая приняла за любовь обыкновенное вожделение самца. Так часто бывает наверное, в СССР говорят секса не было, но тем не менее, эта незавидная доля по «залету» рожденного, выпала и ему. Наука многое знает, еще больше делает вид, что знает, но, может быть уже тогда, он без сексопатологов понимал — один.

Совсем один в этом открывшемся для него с первым криком мире. Мире полном всяких разных причуд и проблем, мире, где по большому счету, никому нет дела до одинокого выблядка. Нет, конечно, была и любящая мать, и человек, впоследствии заменивший ему отца, все так, и он еще долго не знал, что все это не его, и что он отцу чужой. Он один. Было детство, наверное, по сравнению со многими другими детьми, счастливое. Относительный достаток в семье, его незаурядные способности. В четыре года он уже умел читать, но умение читать было для него просто способом уйти, уйти от всех и всего, уйти в другие миры. Сам он, конечно, этого не понимал, а все окружающие радовались: какой же чудесный мальчик растет! А мальчик читал… Читал каждую свободную минутку, читал по ночам, когда родители спят. Даже порой, когда мама уже ругалась, он читал при свете фонарика, под одеялом.
В жизни почему-то все выходило немного по-другому, не так, как в книжках.

Когда он замечал, что его новая игрушка или книжка кому-то нравится, он без малейшего раздумья дарил ее. Дарил, вовсе не рассчитывая на ответный подарок. Ведь в книгах хорошие поступки всегда вознаграждались сторицей, нужно было только подождать…
И он ждал, несмотря на то, что порой тот мальчишка или девчонка, которым он отдал так полюбившуюся вещь, потом просто смеялись над ним, называя дурачком. Он поначалу даже драться не учился, ведь всегда можно победить словом, про это он тоже читал, и потом думал, прикладывая пятак к свежему фингалу, что же он упустил. Что сказал не так? Но, несмотря на упреки матери и удивленный вопрос отца, он ждал, что его начнут понимать.
Потом, уже в школе, ученье ему давалось легко, он никогда не отказывал в помощи, и так вот, как-то неожиданно для себя, стал вроде как обязанным помогать лентяям и тупицам. Все это всегда создавало вокруг какой-то кокон, оболочку, и чувство одиночества, непохожести, не покидало его. Он с ним сжился, сдружился, оно выручало и согревало.
Потом начались неурядицы в семье, каждый пытался привлечь его на свою сторону. Он отчаянно не понимал, почему он должен выбирать между папой и мамой, между бабушками и дедушками, как отделить одно от другого? Почему именно он вдруг стал предметом дележа и скандалов? И главное, зачем? Снова оставалось одно — свернуться в клубочек и ждать. Снова один.

От него ничего не зависело, и все разрешилось само по себе, он не мог как-то повлиять, что-то изменить, у взрослых свои игры. Он остался с матерью. Так как родители не только разошлись, но и разъехались по разные стороны, некогда необъятной страны, то им с матерью пришлось начинать жизнь в новых, непривычных реалиях. Снова новая школа, новые друзья, но наученный горьким опытом мальчик уже никого не пускал в свой мир. Этот мир и так сузился до размеров малюсенькой клетушки. Нет, квартира, конечно, была шикарной — трехкомнатный кооператив в новых, непривычных для того времени высотках. К ним бегали все соседские детишки, просто покататься на лифте. Было и такое время когда-то. Снова только книги, только его собственные фантазии и мечты уводили в другой мир. Мир, где папы с мамами были всегда вместе, мир, где не надо было делать вид, что ты слегка туповат, чтобы не выделяться. Мир, где не нужно было обманывать, врать, играть какую-то роль. В этом мире все было по-честному. Добро всегда побеждало зло, порок был наказан, и он был ярким и красочным, этот мир. Но вот беда, и там этот мальчик был все же один, может, и не один, с такими же выдуманными им друзьями, но все равно гость. Это был придуманный мир. Он понимал это, боролся, как мог, но все равно уходил туда. Потом были годы взросления, менялось окружение, менялось время, не менялся только сам мальчик, он всегда оставался один. Школьная дружба, первая любовь — все это было, но было не так, просто он понимал, это не его, это мимо..

Он всегда наблюдал себя чуть со стороны, видел свои и чужие ошибки, но уже не делал никаких усилий, чтобы их исправить. Просто плыл по течению. Пытался учиться, пытался работать, хотел убедить себя и окружающих, что все хорошо, все правильно. Но снова ошибка следовала за ошибкой, снова реальный мир выворачивал все наизнанку, снова голову под подушку, и больно, и горько, и не исправить. Были ошибки мелкие, за которые приходилось расплачиваться тоже мелкими неудобствами, неприятностями. Были крупные, тут в расчет шли уже годы.
Было многое, и тут вдруг неожиданно этот бывший мальчик понял: одному ему, наверное, предстоит прожить всю жизнь. Так карта легла. Поэтому и в тайге, где невыносимо хочется услышать хоть чей-то, пусть самый противный в мире голос, где порой одиночество забирает жизнь и рассудок, он чувствовал себя спокойней и уверенней, чем в городе. Там в тайге он точно знал, рассчитывать не на кого, там как раз все и было по честному, там реально – один.

Женщины тоже никогда не понимали, почему он не привязывается к ним, почему один. Каждая из них утверждала, что именно теперь он поймет, осознает — и будет жить по-другому. Что именно она знает как устроить его счастье, главное спать только с ней и деньги, чтобы в дом. Такие уверения поначалу забавляли, потом он просто стал пропускать их мимо ушей, и дело совсем не в том, что ему не встретилась на пути именно та женщина, скорее, здесь уже работала привычка не впускать в свой мир, не верить самому и не обманывать других.

Такой вот, наверное, универсальной истине он научился именно там, на тюрьме. «Не верь, Не бойся, Не проси!» — и это работало. Именно там, на тюрьме, проблема одиночества, как это ни парадоксально, стояла особенно остро. Самое трудное было на так называемом «крытом» режиме. Когда он сидел в камере месяцами, а порой и годами, с одними и теми же персонажами. И вот только откроет рот, твой сосед по хате, а тебя уже внутренне колотит. Ведь ты уже до малейшей интонации знаешь, о чем он сейчас расскажет. До последней его ухмылки его гнилозубого рта, до тошноты и изжоги, не в силах больше слушать уже выученную сказку о его суперменском поведении там, за забором. Единственно сильное желание, это сдавить его цыплячью шею с вытатуированным на ней пауком, и давить, давить, невзирая на слюну, которая капает из его раскрытой пасти на твои судорожно окаменевшие в захвате руки. И так называемый пониженный режим, в сущности, и есть, настоящая одиночка, вот там, за три, четыре месяца, с ужасом начинаешь понимать, что рад бы услыхать теперь даже эту проклятую давно историю.

А с женщинами, при малейшей попытке раскрыться, постараться понять и, соответственно, дать познать себя, сразу же начинались строиться обширные планы, в которых места ему уже не было. Почему-то всегда считалось нормальным, что ему укажут — где, когда, с кем и как… Было несколько попыток построить отношения, убедив себя в том, что так, наверное, нужно. Даже рождались дети, но итог все равно был предсказуем: он уходил. Уходил не потому, что было трудно или неинтересно, уходил потому, что снова в той жизни, которую они может и вполне разумно, пытались выстроить для него, не было места ему…

Звучит, конечно, как-то непонятно, может быть даже неправильно, может быть, он и сам во всем виноват. Со стороны это, наверное, и выглядело как глупость, блажь или ненормальность. Молодой, здоровый мужик снова все оставляет и уходит в никуда. Не к кому-нибудь, не к другой, хотя были и такие попытки, а просто уходит.
Без ругани и скандалов уходит, надев костюм и засунув паспорт в задний карман брюк. Не требуя ничего, и в то же время ничего не оставляя от себя.
Что остается? Покрутить пальцем у виска? Посмеяться и позлорадствовать? Мол, у меня-то — лучше! И дом полная чаша, и жена красавица, и дети — мечта. Но почему-то в итоге все эти так удачно устроившие свою жизнь мужики стучали к нему в квартирку и, достав из пакета пузырь, спрашивали:
— Я посижу у тебя? Поговорим?
Это отнюдь не утверждение, что его выбор был верным. В жизни порой случается все. И, выпроводив незваного гостя, он все время старался проследить, чтобы этот выговорившийся под 100 граммов товарищ попал именно к себе домой, а не в теплые дружеские объятия ментов.

Так шли годы. Потом появился интернет. Поначалу было просто интересно, желание найти знакомых, друзей, если честно, не увенчалось особым успехом. Может, потому, что и не было особой какой-то школьной дружбы на века, может, потому, что слишком много школ этих сменил он в своей жизни. Кто знает? Та единственная, реальная, которую помнил, стала другой. Да и какой она была? Остались только воспоминания: берег Волги, подъезд, поцелуи, робкие попытки потрогать сиськи, возвращение домой пешком, через весь город, так как последняя электричка махнула хвостиком.… Было, наверное, все же что-то тогда, но все теперь взрослые, у всех своя жизнь, свои привычки, получилось так, что даже в сети они не стали друзьями. Правда, все получается неромантично, неправильно?
Может, стоило придумать? Как через века, через года…

Но жизнь сама по себе выдумщица большая. Нашлось в сети место и для давней любви. Слабо вам верится? Правильно, но тем не менее. Опять же, ничего из разряда фэнтези. У нее семья, у него… А что у него? Было много романов и в жизни, в том числе и виртуальных. Опять неправильно, не по канонам, но все они складывались боль-мень. Просто приезжал в отпуск, разницы-то, куда ехать, особой нет. Может, потому, что не было особой напруги, а было желание отдохнуть самому и дать отдохнуть ей, все обычно получалось. И кстати, если это будут читать, намного приятнее и проще чем снимать на каждый день. Самое пожалуй трудное во всем этом — уезжать. Потому, что женщины, видно так устроены, что нужен очаг, нужна стабильность. В их понимании это муж, дом, дети, ну и желательно, какой-никакой достаток. Детьми уж в любом случае они готовы были его обеспечить. И не только. С возрастом появлялись уже внуки. Начинались вроде как случайные знакомства с семьей..

И был в его жизни случай, когда одна, в общем-то, совершенно ничем не примечательная женщина, заставила его почти решиться. Было, чего уж скрывать. Но и тут судьба распорядилась иначе. Это кажется странным, страшным и невозможным, но именно из-за него эта женщина умерла. Тоже не красит, верно?
Нет, тут не было обмана, подстав, просто как-то все так срослось, она очень понравилась его маме, может, потому, что была именно простой, хозяйственной и любящей. А что еще нужно матери, уже потерявшей надежду видеть своего сына, как ей казалось, счастливым?

Реальность оказалась совсем не щедра на выдумки. Ему пришлось таки — уехать, основная жизнь и дело были там, далеко. Женщина же простыла, просто простыла. Но, не желая пропустить эти считанные минуты общения в сети, оставалась дома, у ноутбука. В итоге — воспаление легких, и за три дня она ушла, ушла совсем. Не от него, но без него…

Это тоже могло сломать. Был месяц беспросветного пьянства, мать уговорила не приезжать, сама приняла участие в похоронах, думала, так будет легче. Нет, мам, не легче, так больнее! И вот опять, как после этого снова рассчитывать на что-то? Получается, что он ломает чужие жизни. Ни капли не дорожа своей, он, тем не менее, продолжает жить. Жить один. Теперь снова, снова выбор, все хорошо, но уже страх, страх судьбы, она же не дремлет, она ждет. Ждет, чтобы ударить, ударить больно, хлестко, наотмашь. Это как в тюрьме, там ждешь, весь срок ждешь. И всегда один. Всегда, получается, ты остаешься один. И умирает каждый в одиночку. Пусть в окружении семьи, любящей, надежной, но умирает один. В этом тоже он убедился там, в тайге. Когда его товарищ, да нет, не товарищ, скорее подельник, по тем годам это выглядело как преступление. Так вот, пытаясь оказаться умнее и мудрее тот человек, втихаря от него, взорвал динамитную шашку, желая облегчить себе работу по пробивке шурфа. Итог, оторванная рука. И наш герой, тащил его на себе два дня, тащил, сделав волокушу из брезента. Он понимал что зря, что не успеет. Такими темпами идти неделю, но он тащил. Потом, когда уже было ясно, что все, вопрос нескольких минут остается, он сидел и прикуривая дрожащими руками одну сигарету от другой ждал, ждал последнего вздоха, судорог. И вот там он точно увидел, мужик умирал в одиночку, он говорил о маме, но потом затих и уже больше не реагировал, ни на что, пока не остыл.

Просто ему, нашему герою, наверное, выпала очень редкая судьба, хотя, может, и нет. Тут все так странно, все неоднозначно, все неправильно. А зачем написал? Да вот, часто возникает вопрос, а почему человек один? Вот я и сам задумался – почему?
Ответа, как видите, нет. Да и может ли он быть, в принципе?