Ирма : Малыш и Карлсон

Ночью у Малыша поехала «крыша». Он слышал, как она шуршит черепицей, поскрипывает балками, завывает водопроводной трубой, трется наждачкой, рассыпается на осколки стеклопакета. Малыш разбудил свою толстую жену, сонная жена как сомнамбула стянула рубашку, лениво раздвинула ноги, закинула на себя Малыша и продолжила спать. Малыш грустно ебал похрапывающую супругу, думая о том, что так и не сочинил вторую увертюру для симфонического оркестра. Малыш был музыкантом. Не особо выдающимся, но на белый хлеб с желтым слоем масла ему хватало.

Каждый вечер Малыш играл в тесном прокуренном зале для накрашенных женщин и усатых мужчин. Дожевывал в антракте несвежие котлеты, запивал компотом из сухофруктов, разбавленным водкой в пропорции два к одному. Заворачивал в карман несколько котлет для жены. Котлеты были из пережаренных с луком и перцем котят. На втором акте его начинала мучить изжога. Он заглушал ее компотом на этот раз в соотношении один к трем.
В голове у Малыша венский вальс перешептывался с Моцартом, приглашал на летнюю террасу печального Брамса, врывался саксофоном в черную непроглядную ночь Касабланки. Кто-то опрокидывал на пол графины-рюмки, трещали столы-стулья, звенели зеркала-стекла. На сцену летели стаканы, надкусанные яблоки, бутерброды, увядшие цветы и люди. Румяные сытые люди потно жали Малышу тонкую руку, другие норовили разбить морду, третьи пускались в пляс. К концу вечера Малыш трезвел, старел и окончательно падал духом. Сам съедал вонючие холодные котлеты, дрочил в туалете, допивал остатки водки, шел пять кварталов пешком и все думал о своей пустой никчемной жизни. Наш бедный Малыш был очень одинок.
Дядюшку Юлиуса обвинили в растлении малолетних: престарелый педофил, пустив себе пулю в висок, так не оставил в наследство племяннику свои миллионы. Боссе — лечился в наркодиспансере. Малыш изредка навещал старшего брата, приносил ему апельсины и домашнюю выпечку. Боссик же просил джинна, героина и темнокожих женщин.
Любимая сестра Бетан, завязав с карьерой порнозвезды, держала элитный бордель на юге Франции. Малышу она уже полгода не писала.
Кристер, как оказалось, был зоофилом. Малыш нашел в интернете целую подборку тематического видео, на котором был запечатлен его лучший друг с овчаркой Ёффой. С тех пор давняя детская мечта – завести собаку стала вызывать у него лишь отвращение равно, как и сам Кристер с его широкой белозубой улыбкой.
Добрейшей души Гунилла примкнул к «ультраправым», и вышагивал по главной площади Стокгольма под знаменами рейха.
Родители никогда не верили в своего младшего опрыска и считали полным неудачником. Малыш ненавидел воскресные обеды, где он неизменно превращался в мальчика для битья.
- Если бы ты стал кардиологом или юристом, как этого хотел папа, – печально вздыхала мать, намазывая на поджаренные хлебцы печеночный паштет. – Мне бы не было стыдно, что у меня такой сын. Ты уже столько лет женат, а до сих пор не подарил мне внуков! А твоя Хильдур – баба деревенская! И много старше тебя! Как ты на ней вообще мог жениться? Лошадь – ни красоты, ни шарма, ни изящества! Только куховарить и умеет, – подмечала мать, разрезая сочный сырный пирог, приготовленный невесткой. – Иное дело ее сестра Фрида! Не из красавиц, правда, но зато на телевидении работает. Свое кулинарное шоу! И тебя бы дурака хоть кем-то пристроила. Музыкантишка! – едко добавляла мать. Молодое вино делало ее крайне агрессивной. Малыш, молча, вставал из-за стола, посылал про себя мамочку в саму преисподнюю к Везельвулу на залупу и, не прощаясь, уходил.
- У всех дети как дети, а у меня – три никчемности! Шлюха, наркоман и неудачник! – кричала фрау Свантесон ему вслед.

Дома жена пилила Малыша заржавевшим смычком, и все равно в голове у него звучала музыка. Хачатурян раскидывал плошки-ложки на кухне, выбивал чечетку на цветастой клеенке. Глюк разливал в рюмки абсент и вместе с Ван Гогом жарил на толстой чугунной сковороде уши тещи. Синатра наставлял дуло пистолета на Хильдур и заставлял приносить в зубах кубинскую сигару. Элла Фицджеральд горланила на всю квартиру блюзы, просила неразбавленный виски. Иногда на «огонек» заглядывала и обдолбанная в хламину Джоплин.

Скатившись с бесполезной супруги, Малыш услышал похлопывание маленьких лопастей.
ЖЖЖЖЖЖ – жужжал мухой пропеллер.
Дзззззз – пищали комаром пластмассовые крылья.
Бррррррр – отрыгнул мотор.
- Ебать у меня бодун – громыхнул бас пустой стеклотарой.
Малыш надел трусы, потянулся к ночнику, протер глаза и увидел пузатого мужика с пропеллером в жопе и кнопкой на пузе.
«Допился», – мелькнула мысль у Малыша.
-Я – Карлсон, который живет на крыше, – сказал ему летающий мужик. – Выпить есть чо? Пыхнешь? – предложил Карлсон, протягивая «бульбулятор». И Малыш пыхнул. Расхрабрился. Обоссал пальто жены, повел Карлсона на кухню, скомуниздил из холодильника шпикачки и огурцы, разлил по стаканам кальвадос.
- Все зло на этой земле от баб, – философствовал поддатый на старые «дрожжи» Карлсон. – Вот ты свою козу пиздишь?
Малыш отрицательно покачал головой, отхлебнул яблочного бренди, поморщился. Икнул. Печально посмотрел на собеседника.
- А надо! Пошли твоей фрау отвешаем! Слабо? – не догнавшийся Карлсон был крайне агрессивен.

Малыш нехотя поднялся, достал из стола скалку с налипшими остатками теста и пошел вместе с Карлсоном пиздить жену. Хильдур храпела как рота солдат, паровала конюшней, поигрывала сальными боками, причмокивала толстыми губами. Даже во сне супруга имела грозный вид. Малыш весь скукожился, проблеял невнятное «не буду», попятился назад. Смачно сплюнув на пол, Карлсон взял скалку и подошел к кровати. Первый удар пришелся по выжженному пергидролем кумполу Хильды.
Дзинь-дзинь-нинь – зазвенела ее пустая голова. Бабища перевернулась на другую сторону, что-то прокряхтела, но не открыла глаз. Карлсон загигикал, как ребенок, потер куцые пухлые ручки, стянул с ее рыхлого тела одеяло, забрался сверху. Начал душить, но супружница Малыша опять дала знатного храпака.
- Вот это глыба, — даже с каким-то восхищением присвистнул Карлсон
и сломал одним махом ее нос. Хильдур заверещала, пощупала свой развороченный «руль», подскочила и вцепилась в рыжую шевелюру Карлсона. Они скатились на ковер, Хильда все пыталась подмять под себя коротышку, разорвала на нем зеленый комбинезончик, царапнула по морде, укусила за щеку. Карлсон озверел. Он подхватил растрепанную фрау, метнулся бойкой птахой к окну, развернул бабину таблом к подоконнику, стянул с ее необъятной «духовки» бежевые трусы и выбросил сто девять килограммов живого веса в ночь. Так Малыш овдовел.

На одной из мансард жила нимфоманка Астрид. Милашка Астри любила абсент, еблю и литературу. Карлсон не раз сам подкатывал яйца к фрекен, но возраст брал свое.
- Купи ей пойла и ничего не бойся. Скажи, что пришел за вдохновением, – наставлял Малыша Карлсон. — На заднице у нее какой-то рунический символ вечной любви. Между делом наплетешь, что увлекаешься фолком. Потом попросишь почитать стихи. Сыграешь печальную балладу для трубы. И в антракте предложишь сольную партию на кожаной флейте, – хохотнул Карлсон. – Деваха она клеевая, но, как и все писательницы сдвинутая немного.

Малыш надел выходной костюм, начистил ботинки, муди и трубу. Заскочил в магазин. И пошел к Астрид. Карлсон сидел уже там. Поглаживал чаровницу по круглой коленке, пускал слюни и рассуждал о закате шведской культуры.
- Майн либен, — заливался майским соловьем Карлсон. – Прими молодого музыканта, никак не допишет вторую увертюру для симфонического оркестра. Вдохновенья, говорит, нет. Ну что тебе стоит.
Астрид с интересом посмотрела на гостя, откинула ладошку собутыльника, жестом пригласила Малыша сесть рядом. Разлила по рюмкам абсент. Залпом осушила его. Улыбнулась одними уголками перламутрово-розовых губ. Налила по второй. По третьей.
- Какая жара! Только апрель, а уже лето, — мурлыкала Астрид, сбрасывая с себя одежду.
- Малыш, я ж тебе говорил, что она чокнутая, – шепнул ему на ухо Карлсон. – Сейчас попросит сыграть. Смотри не спусти раньше времени в штаны. Я полетел.
– А, почему Вы не играете? – обратилась Астри к Малышу, тот нервно сглотнул, позабыл все ноты, сбиваясь и страшно фальшивая протрубил что-то из раннего. Астрид двигалась в такт музыке, дразнила грудями, плечами, плоским животом, разводила и снова сводила мосты своих бедер. Садилась на шпагат. Выгибалась «березкой». Извивалась змей. Рунический символ оживал перед затуманенным взором Малыша. Астрид кружилась в каком-то совершенно диком танце, терлась острыми сосками и ершистым лобком об его костюм, обвивала шею тонкими в серебряных браслетах руками, покусывала мочку уха, но в губы не целовала. Малыш откинул инструмент и ни живой ни мертвый, застыл у стены.
- Плохо. Очень плохо. Вы торопитесь и играете скомкано. – Отчитывала его Астрид. – Вы играете без эмоций. Я не чувствую вашего внутреннего напряжения, – одной рукой девушка протянула ему трубу, другой – расстегнула ширинку брюк. – Начните сначала.
Дыхнула полынным дыханием внутрь. Крошечные зеленые феи щекотали прозрачными крылышками, бодрые птички слегка поклевывали налитый кукурузный початок, миниатюрные анаконды выпускали язычки, кровожадные пиявки высасывали из него все соки. Музыка струилась водопадом. Лилась, растекалась, плескалась. Ревела, бурлила, кричала. Рассыпалась на ноты. Вырывалась на свободу. Сносила на своем пути плотины, дамбы, мосты, города. Это было нечто большее, чем вторая увертюра для симфонического оркестра. Малыш напрочь позабыл все то, чему его учили в музыкальной школе и консерватории. Он просто играл. Довольная Астрид облизала влажные губки, поправила растрепанные волосы, допила остатки абсента.
- Теперь мне нравится ваша музыка. – Сказала она Малышу.
Так Малыш переехал на ее мансарду.

Астрид, Малыш и Карлсон уже четвертые сутки пребывали в унынии. Астрид хотела на Ривьеру, но Средиземное море было далеко. Малыш грезил о славе, но слава была еще дальше Лазурного берега. Карлсон мечтал попасть в телевизор.
- У меня каждую неделю пропадают трусики и чулки, — печально мурлыкала Астри. – Напасть какая-то.
- Это все проклятые фетишисты, — авторитетно заявил Карлсон. – Поймать бы их и за яйца подвесить.
Воришек решили выслеживать ночью. Как только часы пробили полночь, Астрид, Карлсон и Малыш выпили по рюмке сливянки, докурили последний катышек гашиша и сказали: «С Богом!»
На крыше в лунном свете поблескивали антенны, поскрипывали флюгеры, летучие мыши кружили, как стервятники. В качестве приманки на веревке развевался вишневый пеньюар. Две темные фигуры поднимались по пожарной лестнице, дребезжащий лучик фонарика скользнул по кружевной рубашке. Троица возмездия затаилась за печной трубой.
- А вот и добыча, – Карлсон бодро вскочил на куцые ножки и достал из кармана деревянную скалку с налипшими остатками теста. Астрид с Малышом приготовили лассо.
- На раз-два-три, — скомандовал Карлсон.
– Подождем немного, пусть распалятся дрочилы! – хихикнула Астри.
Двое в плащах и фетровых шляпах встали на колени, подобострастно целуя гипюровую оборку и шелковые розочки.
- О! Он до сих пор пахнет ее «киской», — шептал усатый мужичок. Мне кажется, этой крошке не больше двадцати! О!
- Нет, я хочу, чтобы это была зрелая сочная женщина, – отталкивал его тощий юнец. – Дай и мне понюхать! О!
- Ку-ку, мои мальчики! — пролетел над ними Карлсон, корча страшные рожи, и пригрозил скалкой. – У-у-у-у-у! Задроты! Испугались, опарыши? – улюлюкал человек с пропеллером. Астри и Малыш, подкравшись к ним, накинули веревку.
- Ты к-то-оо та-ко-й, – спросил старый фетишист. Молодой лишь невнятно хныкал.
- Я – беспринципный толстяк, – ответил Карлсон. – Заткнись! – прикрикнул он на плаксу.
- Ба! Да это же Филле и Рулле! – узнала их Астрид. Известные на всю округу воришки! О них пишут все газеты! Вот умора!
Филипп стоял с голым задом, прикрывая руками свой сморщенный стручок, прятал глаза и не решался посмотреть на узурпаторов. Рудольф упал в обморок.
Карлсон и Малыш, используя простыни, превратили пленников в мумии, а вместо кляпов – заткнули им рты ношенными трусиками Астри. До утра нужно было решить судьбу негодяев. Астрид на радостях побежала за травяным ликером.
- У меня есть идея, — влетела на мансарду раскрасневшаяся Астрид. – Давайте снимем видео? А за пойманных преступников потребуем вознаграждение!
- Моя ты лапушка! – расплылся в улыбке Карлсон. — Все придумала! Малыш, включай камеру! Астри, следи за светом! Счас будет «снафф».
Филле и Рулле лишь жалобно мычали.

Раздевшись догола Карлсон, кокетливо повертелся перед зеркалом, вырезал на простыне глаза и рот, облачился в костюм привидения и начал вещать в объектив.
- Господа полицейские, общественность и мирные жители Стокгольма! Мой долг честного человека… Нет, хуйня! – вдруг прервался Карлсон. – Ну, заплатят мне пятьсот крон, пригласят на телевидение, покажут по национальному каналу! А толку? – Заправь-ка ты меня еще, майн либен, – сказал Карлсон, обратившись к Астрид. – Сказку свою потом сочинишь. Затем он повернулся к Малышу. – Братушка, заебашь самый печальный реквием!
Допив одним махом «Егермейстер», Карлсон подхватил под руки Филле и Рулле, взлетел к самому высокому шпилю готической башни. Присел на крыло химеры. Посмотрел на город с высоты птичьего полета. Забил «косяк». Раскурил. И увидев всю эту красоту, уверовал в свою власть и силу. Что стоит ему развязать веревку, на которой висят его пленники? В мире станет на двух уродов меньше. Мир ничего не потеряет. Хотя смерть их – тоже бессмысленна и не сделает никого счастливей.

Малыш вспомнил, как страдал до встречи с Астрид, терпел насмешки матери, издевательства жены. Едкие отзывы критиков. Всю свою бездарную музыкальную карьеру. Слезы злости и обиды брызнули из его ясных голубых глаз. Пальцы хаотично забегали по золотым кнопкам, ноты податливо складывались в прекрасные звуки. В настоящие звуки. Дремавшие доселе психозы подобно магическим змеям шли по зову заклинателя. Ночь раскачивалась. Ночь кренилась набок. Ночь танцевала на краю пропасти. Зыбкие границы добра и зла стер ластик вдохновения.

Странным фосфорическим светом заблестели и лучистые глаза Астрид. Невыносимая жажда томила ее изнутри. Ей так нестерпимо хотелось пить, но не дурманящего абсента или жаркого южного хереса. Странное доселе неизведанное чувство распускалось где-то в глубине ее сердца. Белый олеандр засыхал, томился, сникал без влаги. Астрид спустилась в комнату, открыла потайной ящик стола, нащупала рукой черный револьвер. Присела на пуфик перед зеркалом и погрузилась в раздумья. Кто читает ее добрые сказки? Инфантильные взрослые. Так и не возмужавшие ранимые мальчики. Грустные принцессы. Отравленные городским воздухом драконы. Потерявшие себя принцы.
Астрид примерила дуло к своему виску. Металл холодил кожу. Легкое движение пальца и все будет кончено. Игры в декаданс – как это избито.

«- Полетаем, прилунимся-прилунимся и во сне,
Погуляем-погуляем-погуляем по Луне,
Заберемся в лунный кратер и в кромешной темноте
Покажу тебе секрет, у тебя такого нет:
У тебя совсем другой, чтобы было с чем играть.
Полетаем-полетаем, а потом вернемся спать», – запел вдруг Малыш. И это было знаком. Бархатный тенор убаюкал все страхи и сомнения. Астрид откинула револьвер, вытащила из чулана Штурмгевер, доставшийся ей в наследство от дедушки. Обмоталась на голое тело пулеметной летной. Накрасила ярче губы, обула туфли на высокой шпильке, распустила волосы. Улыбнулась своему отражению в зеркале. Безумство было ей к лицу. Она всегда это знала.

Уже через десять минут Астрид в обнимку с Малышом летела на Карлсоне, стреляя по окнам достопочтенных буржуа, круша витрины бутиков, ювелирных магазинов и кофеен. Витражи рассыпались бессчетным множеством цветов и оттенков. Короны покорежились на золотой башне. Машины взрывались фейерверком. В порту все лодки пошли ко дну. Каменные химеры, лишившись крыльев, летели в саму преисподнюю. Филле и Рулле дрожали осиновыми листочками на хлипкой веревке.
Город оживал. Город плакал сиренами. Надрывался полицейскими рупорами. Настойчивые басы приказывали сдаться, истеричные фальцеты угрожали жестокой расправой, сопрановое милосердие призывало к разуму. Колокола разбудили всех спящих. Объективы фотокамер были направлены вверх, Фрекен Фрида Бок вела прямой репортаж с места событий. Пули сшибали фонари безумными бабочками. Голый толстяк в маске ку-клукс-клана, обнаженная девица с автоматом и грустный трубач проносились молнией над всей этой суетой. Кто они – предвестники Апокалипсиса, ангелы возмездия или просто сумасшедшие? Нахальный толстяк начал мочиться в толпу, выкрикивая непристойности, слов было не разобрать, но люди понимали, что это далеко не молитвы.
- Очиститесь от скверны! – хохотал Карлсон, направляя золотую струю.
- Танцуйте джигу! – звонко смеялась Астри, перезаряжая автомат.
- Вы полюбите мою музыку! Теперь вы ее полюбите! – зло ухмылялся Малыш.
- Черти ошалелые! – причитали суеверные бабки.
- Это невозможно по законам гравитации! На чем они летят? – недоумевали скептики.
- Под стражу их или в сумасшедший дом! – негодовали самые активные.
- А девка совсем бесстыдная! С двумя мужиками сразу! – плевались чопорные фрау.
- А трубач-то какой хорошенький! – шептались молоденькие фрекен.
- Шикарная женщина! Я б ей вдул! – восхищенно улюлюкали герры.
- А дядька-то голый! С пипкой! – хихикали дети.
– Да он же с пропеллером! – Воскликнул громче всех один мальчик. Человек с пропеллером!
Сделав еще два круга над городом Карлсон, Астрид и Малыш полетели в сторону Ривьеры. Больше в Стокгольме их никто не видел.