Ирма : Danse macabre*

Моя смерть может танцевать. Я наблюдаю за ней из-под полузакрытых век. Она думает, я крепко сплю, и потому подходит ко мне совсем близко. Склоняется над кроватью, поправляет съехавшее на пол одеяло, взбивает подушки, выключает ночник. Но и в темноте я ее отчетливо вижу. Это миловидная женщина с живым и подвижным лицом. Вовсе не худышка. Ниже среднего роста с полной грудью и округлыми плечами. Такой типаж нравится мужчинам за сорок. Я же к ее красоте равнодушна. Зовут ее Марта или Хелена. Я точно не помню, но думаю у нее европейское имя. У прекрасной Марты – Хелены хорошие манеры, приятные руки, дорогие духи, но скверный характер и писклявый голос. У всех есть недостатки.
Марта — Хелена старается мало говорить, не выносит сигаретного дыма и яркого освещения. Понедельник у нее начинается в пятницу, выходные выпадают из календаря, в ее органайзере всегда куча дел.
Она не умеет водить машину, отвратительно смешивает виски с содовой. На ее плите сбегает кофе и подгорает омлет. В доме от нее мало толку. Впрочем, как в постели тоже.

Марта — Хелена кривит душой, когда уверяет, что не ревнива. Ее ревность прячется в кремах от морщин и краске для волос. Она подсовывает мне эти подарки ненавязчиво, но с ехидцей. Маленькая женская месть. Каждый новый день, отделяющий меня от исходной даты для нее – глоток свежего воздуха.
Марта-Хелена залихватски врет на всех языках мира. Сочиняя очередную небылицу, она корчит забавные гримаски, как низкосортная актриса. Сейчас она хочет, чтобы я поверила в ее бесконечное одиночество. Она баюкает свое одиночество в колыбели неутоленных желаний. Я заглядываю в пустую детскую кроватку и ничего не вижу кроме сливочного гипюра и кремовых розочек. Марта — Хелена понимает, что обман раскрыт, и на ходу придумывает новую историю. Теперь она жертва, я — жестокий палач. Смена ролей – ее любимое хобби. В ней столько женского, нежного, ранимого, но сымитировать главное она не умеет. Она подгоняет эмоции под интерьер сюжета, но сбивается на третьей реплике. Глотает окончания и фальшивит на каждой гласной. Вруша Марта — Хелена шуршит страницами моей записной книжки, нагло ворует фразы из чужих писем. Делает круглые глаза, когда слышит незнакомый мужской баритон в телефоне. Завистливо высматривает гостей на пороге моего дома. Громко хлопает дверью, стоит указать ей на место.

Она до одури манерна. Пережившая всех своих сыновей и любовников Принцесса Турандот. Подсевшая на маленькие аптечные слабости Мадам Помпадур. Белоснежка, променявшая услужливых гномов на фарфоровых кукол. Ариадна, обмотанная с головы до пят сомнениями. И эта славная женщина желает мне зла. В этом она не притворяется. В этом ее правда. Ее боль. Ее суть. Ее настоящее.
Марта — Хелена примеряет все мои наряды, но не влезает ни в одно из платьев и неуклюже семенит на шпильках. Для нее — я одета слишком открыто, а оттого безвкусно. Дай ей волю, она облачила бы меня в застегнутый на тысячи пуговиц мешок, подпоясанный грубой веревкой.

Марта — Хелена делает вид, что вся она состоит из воздушных эфемерных субстанций. В ее пудренице, конечно же, кокаин, а не пудра. В глазах – бушующий космос и войны галактик. В уголках губ – недосказанность. В руках – дар оживлять камни. Вместо утреннего кофе она играет в «русскую рулетку». Но мало кто знает о том, что ее поколачивает любовник, а на попечении Марты — Хелены властная истеричная мать и разбитый параличом папаша. И еще младшая сестра Фрида, склонная к суицидам и беспорядочным связям, а оттого смертная. Марта-Хелена оплачивает все ее просроченные счета и визиты к психологу. И все равно Фрида шагает по карнизу, расправляет крылья и летит, сама не ведая куда. Здесь Марта-Хелена бессильна.

- Вы стали для меня скучны, – томно вздыхает Марта-Хелена, вживаясь в очередную роль. Потягивая бордо через тоненькую трубочку, закидывает ногу на ногу и смотрит куда-то сквозь лицо собеседника. – Мне очень-очень вас жаль: вы не умеете жить понарошку. Вы позабыли о полутонах. Ваша меланхолия – перебродившее вино, слишком затянутые фильмы Триера, играющая десять раз по кругу Lacrimosa. Я вас почти ненавижу, — растягивает слова Марта — Хелена.
С кем она все время разговаривает, ума не приложу: подруг у нее нет, я ее не слушаю, другие – не понимают. Она persona non grata даже на безнадежно — унылой вечеринке. Самому уродливому и пьяному мужчине в городе не взбредет в голову затащить ее в постель. Ее красота отталкивает, так и не успев по-настоящему привлечь. Но это пока она не двигается.

А вот танцует Марта — Хелена волшебно, потусторонне, ирреально. Как потерявшая себя Терпсихора на руинах Олимпа. Блуждает впотьмах ошалевшей Эвридикой, натыкаясь на чужие губы и требовательные пальцы. Не желая помнить о том, что ее Орфея несколько тысячелетий назад сожрали монстры с человеческими лицами. Исходится в плаче и раскаянии, будто это она пустила пулю в грудь Маяковскому и закинула удавку на шею Есенина. Ступая голыми ступнями по колким и насмешливым взглядам, словно по шелку. Растасканная на десятидолларовые бумажки шлюха, выбивает своим унижением право называться женщиной. Марта — Хелена не щадит свое тело во всех этих па, взмахах, прыжках, поворотах. Успевай только следить за плясками смерти. У Марты — Хелены сбивается дыхание, учащается-замирает пульс, выскакивает сердце. Она уже хрипит в своем смешении жанров, стилей, стихий, эмоций и импульсов. Еще чуть-чуть и ты сам поверишь в то, что это она, а не ты – прыгучая марионетка на нитках. И все равно что-то в ней не так. На меня вдруг находит приступ необъяснимой ярости, я жестом останавливаю танец, бью Марту-Хелену наотмашь по лицу и переступаю через распластанное на полу тело. Сегодня мне опять не хватило волшебства, чтобы до конца в нее поверить.

Пляска смерти*