: Ия (Первая часть)

Над Пекином всегда висит дымка. Не туман, не смог, не морось, — именно дымка. А сейчас все было по-другому. Дружелюбное мартовское солнце пригревало.
Борис вышел из полутемного зала океанариума. Потянулся, скрипя всеми суставами, посмотрел в безоблачное небо, прищурился и громко чихнул.
- Уааххх! Ебтыть, как кончил – подытожил он свой чих.
- Борь, ну что ты несешь, олух. Машка ведь уже большая, все понимает – по-доброму так упрекнула его жена.
- Ты посмотри на нее, Мариш. Что она понимает?- кивнул на девятилетнюю дочь глава семьи.
Машка была увлечена цветными безделушками из сувенирного магазина. Сейчас она дула в задницу глиняному дельфину. Тот издавал противный, на грани ультразвукового, свист. Настроение у Бориса было благодушным. Пусть свистит, подумал он.

На лужайке городского парка, причудливыми пассами, словно цапли, выкидывали руки и ноги предсмертного возраста китайцы. Тут повсюду занимались какой-то загадочной восточной гимнастикой. Задорно щебетали весенние птички.
«Гармония мира не знает границ, сейчас мы будем пить чай…», напевал про себя умиротворенный Борис

Борис Кальманович – как сейчас говорят, был топ-менеджером вертикально-интегрированной компании второго порядка по работе с биржевым товаром. Вот так вот.

Шаровы поотстали. Они, кажется, опять ругались. Серегу неумолимо несло к павильону с разливным пивом. Его даже перекособочило в строну заведения, как будто в кармане у него лежал груз или волшебный магнит. Катя, его хрупкая и блондинистая жена, тянула Шарова за джинсовую куртку в противоположную сторону.
- Сергей, хватит пить. Ты же обещал, до вечера ни капли – почти без надежды на успех гнусила Катя.
- Кать, я светленького. Оно почти безалкогольное – в хмельном кураже отбрыкивался муж.

В полумраке океанариума, на самодвижущейся резиновой дорожке, Шаров на рыбок внимания почти не обращал. То и дело доставал из внутреннего кармана куртки плоскую фляжку с вытесненными на ней буквами «СССР», заговорщически подмигивал Борису и вливал в себя очередной глоток дьютифришного «XO».
Да, Шарова нелегко было тормознуть. Но в своем пьянстве он был бесподобен. Он обладал искусством запоя. Запой у него был на всем протяжении куражный, искрометный, лихой.

Славная получилась командировочка, думал Борис. Посещение пары металлургических комбинатов. Переговоры ни о чем. Круглый вращающийся китайский стол. Азиатские экзотические угощения, противная водка. Пятизвездочная гостиница в центре Пекина. Микроавтобус с водителем-экскурсоводом и минибаром. Увлекательный и необременительный шопинг. Шелковый рынок, Великая Стена, площадь Тяньаньмэнь. Вот, океанариум опять же…
И еще что-то такое… пронзительно восточное, такое пряное, сладко-кислое, кисло-сладкое, иероглифное все такое, драконистое, уткопекинское… То, что не запоминается сразу и сейчас, но потом вклинивается в память на всю оставшуюся жизнь этими запахами, звуками, картинками, этим загадочным конфуцианским символизмом.
За бортом тридцать пять лет, размышлял благостно Кальманович, самый продуктивный возраст, впереди, дай Бог, еще столько же. Семья – вот они рядом — веселые и счастливые. Кушается, пьется, живется. Шаров, друг его и коммерческий директор, вон — пиво хлещет. И солнце каково светит. Чего еще надо?

Раздумья прервала моцартовская полифония мобильного. Кто там еще?
«Харон» — высветилось на экране.
- Чего тебе надобно, ингушский перевозчик умерших душ? – предчувствуя недоброе, натужно пошутил Борис.
- Здорово, Борь. Что, в википедии про Харона наконец-то вычитал, умник?
- Ага, на истории КПСС преподавали. Чего звонишь?

Харон – пятидесятилетний хитрый ингуш — возглавлял представительство холдинга в Пекине. Имел две полноценные жены. Одну в Москве, вторую по месту деятельности. Неизвестно, которая из них была официальней. Каждая из жен знала о существовании второй. Претензий друг к другу не имели.

- Короче, ситуация такая: Хаджи завод графитовых электродов покупает в Диджоу. Завтра подписание договора, официальная часть, презентация и прочая херня – деловито доносил информацию ингуш.
- Ну, и что? Хаджи меня берет в долю? – все еще шутил Борис.
- Все намного проще. Ты нужен для массовки.
- В смысле? Там будут снимать художественный фильм о том, как ингушский олигарх героически, на последние копейки, покупает китайский завод?
- Хорош стебаться, времени нет. Там, с китайской стороны делегация представительная. Ну, в смысле, их до хуя там будет, китайцев. Завод-то государственный был. Там и чиновники местные, и мэрия, коммунисты. А нас, русских, всего лишь двое — я и Хаджи.
- Ага, двое русских – Хаджибикар Даурбекович и Харон Солтамуратович. И я третий – Борис Натанович Кальманович! Заебись! — уже искренне расхохотался парень — ну, продолжай, Харон.
— Нам нужны русские, для количественного состава делегации. Ну, в смысле, как русские – большеглазые. Короче, Натаныч, не еби мозг, бери своего коммерческого и вперед. Я через час за вами в гостиницу заеду. Лишь бы от шаровского перегара китайская делегация не полегла в полном составе.

Из трех оставшихся свободных дней, два тратить на эту клоунаду в глухой китайской провинции не было желания. Вечером планировали съездить на Ван Фу Дзинь — этот гастрономический вертеп. Все шло прахом. Ехать смертельно не хотелось. Борис пытался зацепиться за последнюю более-менее здравую отговорку:
- Харон, так у нас и костюмов-то нет. Мы же в цеха ехали.
- Не бзди, Хаджи все на месте купит.
- А Шарову?
- Шарову, тем более.

Еще бы, завод, небось, не меньше двадцатки стоит, можно и на костюм раскошелиться, подумал Борис, и побрел уныло в сторону микроавтобуса.

Харон, хуй с ним, а вот отказывать Хаджи было нельзя. Хаджи – это было их все. И работа, и вот эта вот самодеятельная командировка, с налетом отпуска, и квартира в центре города и черная «Camry» с водителем.

***


Ехали долго. Борис уныло пялился в лобовое стекло. Пейзаж был не менее грустным. Если и есть такое понятие, как «некрасивая природа», то вид за окном и был апофеозом этого словосочетания. Да и природы, в общем-то, никакой и не было. Тотально вспаханные и возделанные лысые угодья утомляли глаз своим однообразием. По всему скучному горизонту копошились люди-муравьишки с мотыгами, боронами и плугами. Трудовой лагерь какой-то, подумал Борис и откинул сиденье хароновского Мерседеса в крайнее горизонтальное положение. Потянуло в сон. Шаров громко, по-индюшиному икнул откуда-то сзади.

Проснулся Борис, когда уже стемнело. Впереди, тысячами огней маячил Диджоу. При въезде в город их встретил китайский сопровождающий Ван Бинь. Он шустро запрыгнул в машину и попросил называть его Ваней.
- Город-то большой? – весело спросил Сергей, пшикнув очередной жестянкой пива.
- Голед не бальсой. Маленьки голед – с типичным акцентом отвечал Ван Бинь.
- Сколько население, Вань? — домогался любознательный под парами Шаров.
- Писсот пяцдесят тысяц населения, оцень небальсой голед – ответил китаец.
Шаров беззлобно заржал.

***


Встречали дорогих русских гостей вполне респектабельно. С двух сторон их Мерседес заключили в кортеж полицейские машины и мотоциклы. И под сиренами, с воем и проблесками, погнали через весь город к лучшей в Диджоу гостинице.
Шаров, открыв в восхищении рот, снимал все это на камеру мобильного телефона.

В гостинице не позволили даже нажать на кнопку лифта. Все вместо них делали неожиданно откуда-то появляющиеся люди. Вокруг приветственно мотали улыбчивыми лицами. Многие кланялись. Борис непривычно шарахался. Шаров выпрямился и приобрел путинскую осанку. Шел в номер, как на инаугурацию.
Наспех поужинали, в открывшемся по такому великому поводу гостиничном ресторане, и разошлись по номерам. Завтра предстоял тяжелый и насыщенный день.

***

Сначала была экскурсия по заводу. Делегацию окружили десятки журналистов. Вспышки ослепляли.Кучными очередями щелкали фотоаппараты. Видеокамеры сопровождали каждый шаг русской делегации. Микрофоны улавливали каждое слово. Шаров пытался давать автографы. Борис его незаметно одергивал.

Далее шла торжественная часть, представление новых собственников перед рабочими завода и партийным активом. Когда два ингуша, один евреи и полупьяный русский вошли в актовый зал, украшенный кумачами и приветствиями на китайском языке, присутствующие в едином порыве вскочили со своих мест и оглушили их градом аплодисментов.
Кальманович изумленно оглядывался. Отчетливо возникали ассоциации с северокорейской политической хроникой.

Усадили всех за длинный стол. Перед каждым стояла табличка с указанием фамилии и должности на английском языке. Борис повертел в руках свой пластиковый бейдж с подставкой. Прочел:

Boris Kalmanovich
Сontrol director,

взглянул на Шарова в новом китайском костюме. Невольно улыбнулся. На его табличке как-то сиротливо и с ошибкой значилось:

Sharon
Commercial director

После приветственных речей их ждал банкет. ШароН потирал под столом руки и пил минеральную воду.

***


Шустрые официанты подливали водку из непрозрачных красно-белых трехсотграммовых бутылочек. В схожих бутылочках в «Твоем Доме» продается жидкость для разжигания огня, отметил про себя Борис. Пьянеть не хотелось. Что даст ему это пустое опьянение в чужой стране, в чужом городе, среди чужих людей, по чужому поводу…

Китайцы требовали «до дна» и кричали «камбэй» каждые три минуты. Мэр Диджоу со значком компартии на лацкане пиджака усердствовал больше всех. Приходилось, все же, пить.
Опьянение приходило медленно, тяжело и горячо.

Невыносимо медленно крутился этот китайский стол. Человеческой стационарной еды практически не было. Супчик какой-то мутный с кореньями, рисовая лапша. Мимо проплывала редиска, огромные серые пельмени на паровом горшке. Внутри пельменей оказалась зелень с рисом. Борис незаметно выплюнул полуразжованное месиво обратно в пельмень. Костлявые жареные голуби. Ну их… Противные, как мыло, морские огурцы, пупырчатыми фаллоимитаторами, проплыли мимо в хмельном тумане. Фу, бля, как это жрать.
Борис попробовал какую-то мелкую жареную рыбешку, густо засыпанную чем-то красным. Обожгло рот. Невозможно было отдышаться минут пять. Куда столько перца заебашили, ругался про себя Кальманович. Красивые и аппетитные на вид колбаски оказались приторно-сладкими и соевыми. Что ж за вечер такой кривой, с досадой размышлял Борис.
Вот, наконец-то, приближалась к нему большая глиняная тарелка, явно с чем-то мясным. Схватил поспешно, пока стол не поехал дальше, два приличных кусочка. Вот — то, что надо. Гладкая шкурка, мелкие хрящеватые ребрышки. Сладкий привкус. Поросенок? Не похоже. Кролик? У кролика нет гладкой опаленной шкурки.
- Ваня,- придвинулся ближе к Ван Биню Борис – что за мясо в глиняной тарелке?
- Холосо, БОрис?
- Холосо, Ваня. Так, что за зверь?
- Цобака, БОрис. Оцень вкусно цобака. Спесально для луских гостей цобака – прищурив и без того невидимые глазки нахваливал местный деликатес китаец.
- Бля, суки…- поспешно встав, выдавил из себя Борис, и вприпрыжку побежал в сторону уборной.
Шаров аппетитно обгладывал мелкие, как детские пальчики, ребрышки.

***


К одиннадцати вечера, когда торжественный банкет переродился в банальную попойку, с брудершафтами, братскими слюнявыми поцелуями и прочими соответствующими атрибутами, в воздухе завитали до боли знакомые русские слова -«проститутки», «девочки», «на пару часов», «ребятам надо».
Исходили слова от Харона. Ван Бинь послушно все переводил китайским товарищам. Китайские товарищи понимающе качали свекольными лицами и тянули вверх оттопыренные пальцы.
Харон, покачиваясь, полез в карман за мятыми юанями. Кто-то из высоких китайских партийцев подошел к ингушу, жестко взял его за руку, запихал деньги ему обратно в карман и что-то начал нашептывать. Ван Бинь, втиснулся между ними, чтоб слышать, что там говорит этот местный китайский босс.
Борису все смертельно надоело. Хотелось быстрее в номер, выблевать из себя всю эту съестную поеботину вместе с теплой водкой. Принять душ и позвонить в Пекин Маринке.
Только бы не было проституток, только не было бы, причитал про себя Кальманович. Не отмажешься, ведь…
- Все будет, лебята — услужливо перевел, наконец, на русский язык Ваня– деньги тозе не надо, за наси сцет. Челез полчаса девоцки плиедут.

Борис удрученно вздохнул. Ебать китайских проституток в глухой южной провинции за счет компартии ему еще не приходилось.

(Продолжение, наверное, последует)