МихХ : Ахимса

Ахимса, непричинение вреда, состоит в неубиении, ненасилии, непричинении вреда всему живому (людям, животным, растениям) никогда и никаким образом — ни мыслью, ни словом, ни делом.
Википедия.
В дубовом лесу, недалеко от шоссе раскинулся спонтанный туристический лагерь. На симпатичной полянке у заброшенной древней часовни жались друг к другу хрупкие нейлоновые палатки. Человек десять молодых ребят и девушек кружком сидели у костра и, попивая чай, философствовали. Вечерняя прохлада принесла с собой полчища жужжащих и голодных кровопийц. Комары, не боясь смерти, пытались во что бы то ни стало высосать свою каплю крови во имя продолжения существования вида. Спасением от них мог служить густой дым и непрекращающиеся хлопки.
— Так вот, я и говорю, что православие, не оправдало своей великой миссии — нести людям слово Христово – говорил бородатый и длинноволосый парень.
- Согласен с тобой, Андрюха, посмотри на этих попов. Им, наверное, специально рясы такие придумали, чтоб животы огромные не так видно было – согласился худой, гладко выбритый молодой человек, длинной палкой поправляя вывалившиеся из огня угли.
- А я всегда обращала ваше внимание на древнюю и терпимую Индию. Уже пять тысяч лет великая философия существуют, неся людям божественный свет – проговорила хрупкая девушка, плотнее прижимаясь к бородатому Андрюхе.
- Есть, конечно, там свои нюансы. По-детски наивный эпос, касты, но их «ахимса» — великая находка – сказал бритый и с яростью прихлопнул комара.
- Согласна, и считаю ненасилие – это единственный путь развития современной цивилизации. По другому нам не выжить – сказала, сидящая немного в стороне полная девчонка. Пристально посмотрев на окружающих из-под больших некрасивых очков, она глубоко вздохнула.
- Добрый вечер, люди добрые – откуда-то сбоку послышался незнакомый скрипучий голос. Сидящие у костра ребята с испугом посмотрели в ту сторону, откуда доносилось старомодное приветствие. Через мгновение из темноты вышел высокий, худой мужчина, одетый в черную монашескую рясу.
- Увидал вас еще с вечера. Вот, соли хотел попросить. А то моя вышла вся – сказал он и внимательно осмотрел присутствующих. Бородатый поднялся и, разделив имеющуюся в наличии соль на две части, завернул одну из них в газету.
- Держите, отец – сказал он и подал монаху сверток.
- Благодарствую — с поклоном сказал он. И совсем собираясь уходить, внезапно остановился и сказал:
- Уж извините, ребятки, но слышал я, о чем вы здесь говорили и интересно мне стало. Обычно, молодежь нынешняя чай в лесу не пьет и на такие темы, как вы не беседует. Вы секта какая, али другое что?
- Да, какая мы секта отец. Мы студенты. Философию и искусство любим. Здоровый образ жизни ведем, йогой занимаемся – сказал бритый и улыбнулся.
- Ну да, ну да – сказал мужчина, задумался и через несколько секунд добавил – А про ахимсу, если выслушать не погнушаетесь, я вам историю расскажу.
Студенты в недоумении переглянулись, а монах аккуратно присел на краешек бревна у костра и начал рассказывать:
Долго катился Антон вниз по наклонной. Пятнадцать лет пролетело, с того момента, как ощутил он радость и кураж, подаренный алкоголем. Налил он тогда полстопки спирта и до полной водой разбавил. Выпил не закусывая противную теплую жидкость, рукавом утерся и на дискотеку. А там все по-другому в тот раз было. И чувствовал себя Антон смелым и неотразимым, а все вокруг приятным казалось.
Потихоньку, без водки или на худой конец без вина, праздник не праздником был. Да и все вокруг тогда жили так. Чего только не случалось по-пьяному делу в молодой, полной приключений жизни. Раз на раз не приходился — то лицо побитое, то девчонка новая поутру рядом. И чем веселее застолье, тем тяжелее пробуждение, обычно. Но все плохое со временем уходило, а веселые истории оставались. И рассказывал их Антон всегда и везде с гордостью. Слушать его мужики любили.
В Советской Армии на два года перерыв вынужденный случился. За всю службу пару раз и удалось выпить. Один раз даже тройной одеколон был. Не понравилось зелье пахучее, не хотелось его больше. Поэтому, в основном, на сухую срок прошел. Жизнь скучная медленно тянулась. Одно и то же — дни напролет. А как соберутся солдаты вечерком чайку попить, ну и начинают байки о прошлой жизни травить. И в байках тех без баб да без алкогольных приключений — никуда. Правду или кривду бойцы рассказывали, но выходило, что без выпивки ничего толкового не случалось.
Две недели возвращение свое из военной неволи Антон отмечал, веселился. Потом на работу устроился. В магазин мебельный, грузчиком. Житуха была — не бей лежачего. Таскать грузы не малые приходилось, но по молодости не в тяжесть. Зато постоянно сыт пьян, да и копейка, какая-никакая, в кармане всегда позвякивает.
Вскоре девчонку нормальную встретил, полюбил вроде. Поженились. Через год родился у них сын. Валеркой, по отцу Антона назвали. И потекла жизнь обычная своим чередом, как у всех. Только вот, без водочки не обходилось. Скучно.
Ну и пошло-поехало, до опохмела утрешнего у Антона дело дошло. А там опохмел до самого вечера затягивался.
Вскоре, погнали его с работы хлебной. Куда не пристраивали Антона родственники, нигде не удерживался. Кому охота с алкашом возиться. Жена Ольга, та правда долго мучилась, но и она сломалась. Не стало в ней веры больше в мужа и терпение все вышло.
Остался Антон один. Не бомжевал, Бог миловал. Отец комнату в коммуналке выбил, но в дом родительский не пускал. А не пущал после того, как вещи пропадать стали.
Так и жил Антон — от стакана к стакану. То на станции вагон разгрузить поможет, то на базаре ящики потаскает, то картошку гнилую на складе переберёт. Ушел смысл из жизни его, одна борьба за глоток осталась.
Но переменилось вмиг направление судьбы его, и круто так переменилось, что поверить трудно. Очнулся однажды Антон в темноте. Холодно и землей свежей пахнет. Знавал он этот запах сырой, еще с тех дней, когда силы были могилы на кладбище рыть. Помнил его и боялся.
Пошевелился он, руками по сторонам пошарил и обомлел. Действительно, песок под пальцами осыпался. Ужас потом холодным по всему телу выступил.
« Заживо в братской могиле похоронили, без гроба» — пронеслось у него в голове. И забился Антон в страхе, копать принялся. Да куда там, земля плотная, слежавшаяся, только ногти ломаются. Завыл он от отчаянья, как собака. И слезы жгучие из глаз брызнули и по щекам ручейками горячими вниз потекли.
- Господи, за что? Помогите! Люди добрые, помогите! – из последних сил закричал он, зная, что некому ему помочь. Мрак кромешный, земля кругом. И дал Антон Господу зарок тогда — если получится, что жизнь его так глупо и люто не окончится, то бросит он пить навсегда.
- Помогите! Люди добрые, помогите! – хриплым голосом закричал он, думая, что в последний раз.
- Ты что мужик? Почто орешь из ямы то? – услыхал он голос человеческий сверху и возликовала душа его. «Есть Господь. Спасен я» — подумал он и сильнее заплакал, но уже от радости.
Оказалось, в траншею не ограждённую пьяный Антон свалился, да под трубу закатился. Вытащили его оттуда грязного, но живого, почти здорового. Только руку сломал, да синяки с ссадинами.
Уже в больнице, когда гипс накладывали, попросил он врача о помощи.
Не отказал доктор. Михаилом его звали.
— Всегда, пожалуйста. Откапаем тебя, дружочек, в лучшем виде – пообещал он.
- Не надо. Хочу помучаться, чтобы запомнить покрепче и не развязывать узелок этот никогда больше – твердо ответил Антон. Покачал в недоумении головой эскулап, но возражать не стал.
Пока Антон в больнице с переломом лежал, запой из него многолетний выветрился. Трудно не было. Страх помогал. Как глаза закроет, так земля сырая и вспоминается. Не до бутылки.
- Удивил ты меня, дружок. От капельницы отказался. Видно воля у тебя осталась еще – сказал Михаил, снимая гипс.
- Да чего там – отмахнулся Антон, улыбаясь.
- А знаешь, есть у меня для тебя предложение.
- Предложение?
- Ты про йогу слышал? – спросил доктор.
- Ну, читал немного в школе. Даже интересно было, как это у них получается на голове стоять да на иголках спать.
- Ну, иголки не главное. Тут философия. А ты бы сам попробовать не хотел? — спросил доктор и в его глазах загорелся веселый огонек.
- Я? – удивился Антон.
- Ты. Мы с друзьями клуб йоги открыли. Так вот, там без такого как ты, мастера на все руки — трудно. Товарищи мои — народ в основном интеллигентный, а значит, безрукий. А ты человек с опытом, где только не работал на своем веку – сказал доктор и внимательно посмотрел на Антона.
Так стал бывший алкоголик завхозом, сторожем и ремонтником в одном лице. Со временем сам заниматься начал. А за годы нашел цель свою жизненную, определился.
Настоящим мастером «асан», «праноям» и медитаций стал Антон. Даже в Индию ездил, стажировался. Философию древнюю изучил и принял. И выходило, что жизнь его теперешняя, одним словом, определялась, как «ахимса» или ненасилие.
Жил Антон в своем мире – сам занимался, преподавал, медитировал и почти ничего из прошлого не волновало его больше. «Это почти» — сын Валерка — тонкой, но прочной нитью связывало его с повседневностью. Жена бывшая давно замуж вышла, пока он с зеленым змием обнимался. Хороший человек долго один не остается. Еще двух детишек родила с супругом новым, жила свой жизнью.
Сынок Валерка сразу к отцу потянулся, как только алкоголь из жизни Антона ушел. Десятилетний мальчишка йогой заниматься стал, нравилось ему. А со временем позицию жизненную Антона всей душой принял. И стали отец с сыном не только по крови родные, но и по духу. Часто гуляли они подолгу в парке, мыслями делились. И было им хорошо по жизни вместе идти.
Но снова вмешалось проведение в судьбу Антона неожиданно.
Перебегал Валерка дорогу по переходу пешеходному у школы, да не добежал до стороны другой. Остановила его, «Волга» черная, чиновничья. А за рулем страшной машины сам прокурор района. Пьяный он был.
Узнал Антон, что нет у него сына больше и боль забытая из темноты снова вышла. Ничего не помогало — ни медитации, ни дыхание особое. Сидела заноза глубоко в сердце, страдала душа.
Увидал Антон гробик маленький на похоронах и тоска бездонная в нем поселилась. Нить волшебная, что держала его через сына в мире, оборвалась. Пустота сердце заполнила и открылась тайна, что все время за суетой пряталась. И понял Антон, что жизнь его прежняя со стаканом и теперешняя в философии, суть — одно и то же. В сторону от мирского всегда смотрели глаза его. Туда и сам стремился. Жить в мире реальном, испорченном никогда не хотел. И видимо карма его — терпеть все страдания до конца в одиночестве. И надо бы ему смириться. Так вера его — ахимса повелевает.
С тех пор жил Антон, словно в тумане. Гнать тоску пытался, а она не уходила, только в боль душевную перетекала иногда, но от этого легче не было. Что ни вдох, то страдание.
Стоял Антон в сторонке, приговор суда слушал и на скамью в углу смотрел. Там обвиняемый сидел. Жалкий человек голову на грудь повесил и часто вздыхал тяжело. Закончила судья читать приговор, папку красную с гербом золотым захлопнула. В ту же секунду услыхал Антон стон. То жена его бывшая, горем убитая, вскрикнула.
И увидел он, как подсудимый голову поднял, вздыхать перестал и лицо свое злобой перекошенное показал. Окинул он зал медленным взором, а в глазах его узких — пренебрежение и радость засветились.
Душно и страшно Антону стало, снова в яме сырой и темной себя почувствовал. И понял он тогда, что сделать должен. И осознал он в тот миг, что покой долгожданный только через это к нему прийти сможет. И бессильна тут философия его древняя – ненасилие.
Сидел Антон у стола, стакан с водкой до краев наполненный созерцал, да на часы настенные посматривал. Пришло время, встал он, чарку поднял, вздохнул глубоко, да и поставил ее на место. Наскоро оделся, отвертку длинную сунул за пазуху, и за дверь.
Пышно прокурор победу на суде праздновал. Друзей собрал — не последних людей в городе. И увидел Антон — стол от бутылок и деликатесов ломился. Радуются все за товарища своего, что сухим из воды вышел. Тосты профессиональные — за чистые руки, горячее сердце да за правду провозглашают. Сияет мордатый чиновник, словно именинник, жизни радуется. Смотрел на все это Антон, за колонну спрятавшись, и ждал терпеливо.
Наконец, победитель встал, рукой гостям помахал, гуляйте мол, и к туалету засеменил. Идет хозяин жизни через, зал песенку веселую под нос бурчит. Антон за ним незаметно двинулся. Вошел в туалет, подкрался к прокурору, за плечо схватил и резко к себе развернул. В глаза его, широко раскрытые, удивленные посмотрел и отвертку прямо в сердце по рукоятку всадил.
Смотрел Антон на него с интересом. Приятно было видеть, как самодовольство удивлением сменилось, а потом страх запылал в очах у подонка. И казалось Антону, что тоска его, так долго в душе жившая, уходит, словно змея в противника переползает и в ужас предсмертный в нем превращается.
Долго стояли они друг перед другом в тишине. Прокурор, словно рыба на берег выброшенная, ртом воздух хватал, пока глаза его не остекленели. Ушла жизнь из него, вместе с дыханием прекратилась. А у Антона заполнилось сердце покоем и душа без боли легка стала. Рывком вытащил он отвертку. Осело грузное тело на пол. Провел рукой Антон по векам безжизненным и закрыл очи пустые, мертвые.
Шел Антон по темной улице, дышал полной грудью и боли привычной не чувствовал. В душе радости не было, покой все место занял. И совсем не жалел он о том, что произошло в жизни его. Ни о плохом, ни о хорошем не сокрушался.
- Ахимса — чужое слово, не русское – прошептал монах и молча поклонившись, исчез во мраке.