дервиш махмуд : Путешествие в Улан-Батор

Слышал я такую городскую байку, будто бы по тринадцатому трамвайному маршруту раз несколько лет в назначенный богами день и час ходит волшебный оранжевый трамвай, прозванный в народе «заводным апельсином». Даже просто увидеть его издали – к невероятной удаче, а если тебе удастся ещё и доехать на нём до конечной остановки, ты станешь богат, непобедим и вечно молод. Или сразу будешь перемещён в специальный, созданный лично для тебя рай.

Не то чтоб я серьёзно верю в существование этого мифического трамвая, но в последнее время стал всё чаще ловить себя на том, что пересекая рельсовые пути – а мне приходится это делать почти каждый день по дороге туда и обратно – всматриваюсь вдаль в тревожном и иррациональном ожидании: не покажется ли, не сгустится ли прямо из весенней прозрачности сказочный транспорт?

Жду чуда. Мне сорок лет, не старик ещё, а жизнь моя проходит кое-как, так себе, как чужая. Вялотекущая и малоинтересная у меня жизнь. Нет в ней ни огня, ни даже дыма. Когда я прихожу домой, к семье, мне всё время хочется залезть в железный сундук или на антресоли и сидеть там до светлого утра – пока не прилетят. От отчаяния я стал верить в скорое пришествие, нисхождение великой освободительной силы – освободительной в том смысле, что она избавит мир от недуга под названием «человечество». Ибо совсем распоясались людишки. Расплодились сверх всякой меры, бегают туда-сюда, гомонят, убивают друг друга, мучают, деньги жадными ручонками пересчитывают, и – что вызывает особое омерзение – зачем-то ещё говорят и даже поют о какой-то там любви. Миф, иллюзия это всё: нет никакой любви. Может раньше и была, теперь же перестала. Как Бог умер, так с ним и любовь умерла. Давно это было. Теперь и нам, людям, пора вслед за Богом. «Человек умер» — такие слова услышать хочу. Чтобы их произнёс кто-нибудь нечеловечески добрый, беспощадный и действительно понимающий в любви. Мне кажется, что они – те, которые прилетят, как раз будут именно такими – понимающими.

Вернусь к легенде об оранжевом трамвае. Возникнув из другого измерения, мчится он по рельсам почти без остановок, а если таковые и делает, то в совершенно произвольных местах. Пассажиров внутри – раз-два и обчёлся. Двери остаются открытыми недолго – считанные секунды. Те счастливцы, которым удастся доехать до самого конца маршрута (что не так-то просто – пассажиры подвергаются всяческим испытаниям), до конца жизни забудут о страданиях, унижениях и заботах. Выигрыши, любовь и развлечения будут преследовать их, как неудачи – обычного человека. Вот такой вот расклад.
Кроме чуда, ждать мне от жизни нечего. Можете считать меня занудой и брюзгой, но с чего бы мне веселиться? У меня дурная, тяжёлая и продолжительная, как болезнь, работа, ворчливая и маловменяемая жена, неблагодарные, неблагонадёжные и какие-то вялые (все в отца) дети, и ещё эти вечно ноющие и разрушающиеся, как те самые новостройки, зубы. И этот хмурый терпеливый народ вокруг. О бесчувственные глаза моего народа! Глядя в эти глаза, мне всегда хочется задавать какие-нибудь вопросы несуществующему божеству. Есть от чего ходить с вечно кислым лицом. Это мне супруга так говорит – что у тебя лицо всё время кислое? Вот потому и кислое, что на всех на вас смотрю.

Самое страшное и обидное, что жизнь моя должна была быть другой. Всем своим существом чувствую, что живу совершенно посторонней, предназначенной кому-то другому жизнью. Ошибка вышла, эй вы там! Очнитесь! По всем признакам, по всем знакам и предпосылкам я должен был стать выдающимся, каких давно не было, писателем или поэтом. Меня должны были цитировать и упоминать во всех серьёзных литературоведческих текстах, а портреты с моим лицом должны были висеть на стенах храмов искусств. Я должен был раздавать интервью и совершать кругосветные путешествия, оплаченные культурными фондами разных стран мира.

Вместо этого занимаюсь чёрт знает чем – какой-то перепродажей спёртого воздуха – в дешёвой конторе с унылым персоналом и нездорово жизнерадостным руководителем. От одного названия нашей «фирмы» у меня начинает ныть висок. Где-то там, в прошлом, я свернул с правильной тропы и заблудился. Сам не понял, как угодил в безвыходный лабиринт. Или может, мне всё ещё пятнадцать лет, я сплю на перине в бабушкином доме и вижу всё это во сне? Кто бы разбудил. Холодной водой облил, что ли. Чтобы я встал и начал всё сначала – памятуя о невыносимом будущем, принял бы другие решения в настоящем. Не факт, конечно, что я снова не оказался бы там, где нахожусь сейчас.

А сейчас я стою посреди скучной, как книга, улицы и, чтобы не глядеть на дурно одетых людей, снующих мимо, рассматриваю асфальт. Трещины, вздутия, мусор, много разного мусора, собачьи экскременты. А жизнь проходит мимо. Почти физически чувствую, как они – эти самые мгновения из стихотворения Роберта Рождественского – свистят у виска. Собственно, только они у нас и есть, мгновенья, и в каждое из них, если постараться, можно вместить частицу счастья. И себя самого тоже вместить. Можно, но никак не получается. Мешают. Все вокруг – мешают.
Я дохожу до пешеходного мостика через овраг и решаю постоять на том мостике, покурить. Ужас, как не хочется домой. Какая-никакая, а всё же весна идёт в природе. У меня сегодня смутное предчувствие – что-то может случиться. Дорога мне отсюда видна, как на ладони – я к тому, что если вдруг чудесный трамвай пойдёт, то я его не только не пропущу, ещё и догнать успею.

Здесь тихое, потайное место: мостиком никто не пользуется – на той стороне оврага ничего, кроме развалин, нет. Шума машин даже почти и не слышно, изгибы ландшафта поглощают звук.

Весна, да. Деревья ещё стоят голые, но уже проснувшиеся от зимней полусмерти – через неделю-другую проклюнутся первые листки. Когда-то в это время года я ощущал необъяснимый восторг и так называемое смятение чувств, жизнь казалась бесконечной и многогранной, как магический кристалл, любая грань которого представляла собою целый мир, и выбор был за мною. Теперь эта жизнь напоминает мне картофельный клубень, причём прошлогодний, весь внутри гнилой, возможно даже червивый.

И всё же весна. Не так сильно хочется умереть, как зимою. Я смотрю на дорогу и попиваю коньяк из фляжки, каковую всегда ношу с собой в кармане плаща – не сосать же мне пиво, как долбанутому тинэйджеру. Стою, значит, и смотрю расслабленно по сторонам. На мчащиеся в глупое будущее автомобили, на облака в вышине, на помойную речку под мостом, довольно глубокую, с рыбами-мутантами. Вдруг замечаю – в стороне от меня, за столбом, ещё один такой же бедолага, как я, стоит и сверху на проезжающий транспорт глазеет. Никуда от них не деться, от современников.

Неспроста это, думаю. Тоже, наверное, ждёт волшебного трамвая. Или просто стоит, отдыхает? Я открыто глянул на мужика – он был высокого роста и стоял прямо, будто аршин проглотил. Моргал только и этак руками слегка поделывал – будто на пианино играл. Головного убора незнакомец не имел, и лысина его блестела на солнце, будто была намазана жиром. На меня внимания не обращал и вообще, производил впечатление слегка безумного. Лицом же человек походил на капитана Немо из советского кинофильма.

Я уже было хотел дерзко окликнуть этого странного человека – мол, бог в помощь, дядя, чего стоишь, какую думу думаешь, но тут услышал мелодичный звук трамвайного звонка и направил взгляд вниз.
По дороге стремительно и красиво, как теплоход по водной глади, двигался оранжевый, сверкающий на солнце, как бриллиант, трамвай. Заводной апельсин, мать его.

-Вот оно!- закричал я и бросился трамваю наперерез.

Боковым зрением я заметил, что мужик с лицом капитана Немо тоже снялся с места и неожиданно резво, как пёс, бросился вслед за мною.
Я выскочил к дороге как раз в тот момент, когда трамвай, похожий на растянутое до эллипса яйцо Фаберже, замедлился и, не останавливаясь совсем, распахнул передние двери. Я рванул к проёму и в два прыжка оказался внутри вагона. Пару секунд спустя внутрь запрыгнул и злосчастный капитан, весь в дорожной пыли – видимо, по пути он перенёс падение, однако имел достаточно ловкости, чтобы подняться и продолжить бег. Тотчас двери захлопнулись, и трамвай стал набирать ход.

Переведя дух, я хотел оглядеть салон, но тут в глаза мне ударил яркий свет, льющийся как бы отовсюду сразу. Тело моё повело в сторону, и я едва успел уцепиться рукой за поручень. Несколько секунд я стоял с закрытыми глазами, слушая стук колёс.

Потом разомкнул веки. Освещение нормализовалось. Салон трамвая выглядел изнутри весьма футуристически – был он весь гладкий и платиново блестел. Пассажиров было немного – семь единиц, считая меня самого. Мой давешний спутник уже сидел на переднем сидении, как у себя дома. Остальные располагались кто где – и все поодиночке. Я приметил девочку лет тринадцати, одетую во всё чёрное и с распущенными белыми волосами, двух не похожих друг на друга азиатов – один был бурят чуть не в национальной одежде, другой – китаец в модных тёмных очках. Ещё был старик с длинной седой бородой, похожий на Порфирия Иванова. Девица с приятным блядским лицом. Разношёрстная, надо сказать, компания. Что интересно – никто друг на друга не глядел, а каждый глядел, наоборот, как бы внутрь себя, и все молчали; слышался лишь колёсный стук. И ещё как бы перезвон небесных колокольчиков. Но возможно, это звенело в моей голове. Посмотрев в окно, я ничего не смог разглядеть: казалось, трамвай несётся со сверхзвуковой скоростью, пейзаж сливался в разноцветные пятна. Мелькнула мысль пройти по салону вперёд и взглянуть на машиниста, но какое-то внутреннее чутьё удержало меня от этого поступка.

Итак, я находился в волшебном трамвае. Чувствовал я себя довольно странно – как ёжик в тумане: сонно и покойно. Мне захотелось сесть и перевести дух. Как только я сделал это, пейзаж за окном прояснился, стали видны здания и деревья (местности, однако, я совершенно не узнавал), и в голове появился такой приятный вроде как зуд, а потом что-то щёлкнуло в мозгу, будто кто-то вытащил пробку из ванны с грязной водою. Мысли вдруг стали как никогда чёткими и такими сугубо отдельными, а не спутанными по обыкновению в невнятный клубок. Механизм сознания словно заменили новым, во много раз улучшенным. Я стал чертовски умён, господа! Грех было не воспользоваться новыми возможностями – подумать о какой-нибудь неразрешимой в недавнем прошлом задаче. Например, о смысле жизни.

Новый ум подошёл к данной проблеме прагматично. И выдал такое: смысл каждой отдельной жизни совпадает с всеобщим смыслом существования человеческого вида, и является непостижимым в терминах индивидуального людского мышления. Однако у каждого существа есть шанс получить ещё и дополнительный, бонусный смысл – этот как жемчужина, которая появляется в раковине. Редкое, но вполне возможное явление. Без жемчужины человеческая жизнь по достижении определённого времени полностью обнуляется, с индивидом же, вырастившим в себе жемчужину, происходят более сложные процессы. Это как бы уровень, достигшим которого предоставляется право на дальнейшую игру.

Тут трамвай сделал резкий разворот, и нас всех немного качнуло в сторону. Двери открылись, и в салон запрыгнул ещё один пассажир – вертлявый и помятый мужичонка в серой кепке.

-Это восьмой. Полный комплект,- прокомментировал кто-то из пассажиров, и трамвай помчался дальше.
Вошедший, быстро сориентировавшись, уселся где-то в хвосте. От нового пассажира исходил характерный запах застарелого перегара, который я почувствовал даже не обонянием – расстояние между нами было довольно приличным – а чисто умозрительно. «Так пахнут многие русские», — с брезгливостью подумал я, будто сам был стерильным шведским туристом.

Я оглядел присутствующих, желая узнать, кто подал голос. Сам не знаю почему, но я решил, что фразу произнёс бурят в шаманском костюме. Мне вдруг захотелось общения. Всё-таки мы ехали в волшебном трамвае, в существование которого я ещё десять минут почти не верил. Сей факт необходимо было как-то обговорить, что ли – не каждый же день, в конце концов… Я встал и направился к буряту.

-Могу я к вам обратиться, любезный?- спросил я, тронув человека за плечо.
Мужчина посмотрел на меня снизу вверх, хитро прищурив и без того узкие глаза.
-Можете,- кивнул он.
-Тогда позвольте узнать ваше имя.
-Харитонов,- быстро ответил бурят.
-Так вот, господин Харитонов, мне кажется, вы знаете обо всём этом больше, чем я. Это что, действительно волшебный трамвай? Куда мы едем? Что будет дальше? Почему вы сказали «полный комплект», когда вошёл этот человек?- я указал на заскорузлого мужичонку.
-Не на все ваши вопросы у меня есть ответ. На первый вопрос я отвечу утвердительно. На второй и третий – отвечу, что не знаю. На четвёртый так скажу: что-то такое изменилось в самой атмосфэре, и мне почему-то стало совершенно ясно, что пассажиров, как и остановок, больше не будет до самой конечной станции.
-Спасибо за ответы,- сказал я и пожал буряту руку,- большое спасибо. И всё-таки интересно – долгий ли нам предстоит путь, и куда мы в конце концов приедем? И будет ли с нами во время пути и после происходить что-нибудь этакое?
-Опять же, не имею понятия. Скоро сами узнаем, полагаю. Чего вы суетитесь?
-Вовсе и не суечусь. Просто хотелось бы некоторой определённости.
-В таком деле?- усмехнулся хитрый бурят.
-Да, да, тут вы, конечно, правы,- поддакнул я, и тут заметил, что другие пассажиры с интересом прислушиваются к нашей беседе. Я оглядел присутствующих и громко провозгласил:
-Итак, господа, все в курсе, что здесь происходит?
Плюгавый мужичок откликнулся первым:
-А чего происходит-то? Едем в Ельцовку. Еле успел заскочить. Трамвай, правда, какой-то шибко модный. А ты что, кондуктор что ли? Так у меня проездной…был где-то вроде.

Кто-то тоненько захохотал с задней площадки. Я посмотрел – это был белый старик «Порфирий Иванов».

-Не все выходит в курсе-то!- сказал весело он.- Я понимаешь, всю жизнь этого трамвая ждал, а некоторые на нём в Ельцовку едут! Ой, не могу! — и старичок преувеличенно захохотал, даже согнувшись от смеха.

-А я тоже не поняла!- произнесла девица с лицом порноактриссы.- Чо за трамвай такой странный? И почему это остановок больше не будет – мне на «Инструментальном заводе» сходить, между прочим?

-Похоже,- констатировал я,- некоторые попали сюда по случайности. Что ж, и такое бывает. Придётся объяснить. Дело в том, братья и сёстры, что этот трамвай – волшебный, а мы – избраны высшими силами. Мы счастливчики, понимаете? Выиграли в главную лотерею.

-И что дальше? – спросила девица.
-Дальше нам надо доехать до конечной остановки, где бы она ни была, выйти, и жизнь наша навсегда станет другой, наполненной вечной радостью. Вы разве не чувствуете, что с нами уже кое-что происходит? Я, например, чувствую. У меня даже мозги по-другому работать стали.
-Не верю. Чушь!- девица встала со своего места.- Вы все шизанулись. Я больше никуда не еду! Остановите трамвай!

Она прошла по салону к кабине водителя, крича на ходу:
-Эй, водитель! Откройте дверь, слышите? Мне это не нравится! Выпустите меня!
Молчание было ей ответом. Девица подошла к отделяющей салон от кабины перегородке из матового пластика и стала стучать по ней, продолжая требовать остановки. Ноль результата.
-Там вообще есть кто-нибудь?- возмущённо проорала девица.- Я сейчас стоп-кран дёрну!

Жизнерадостный старик опять рассмеялся в своём углу.

-Девушка, сядьте, прошу вас!- призвал я.

-Мне надо быть в другом месте! У меня свидание!- она вытаращила на меня бессмысленные глаза, по которым было понятно, что за время присутствия внутри волшебного трамвая с её интеллектом не случился upgrade, как это произошло со мною. Тут, наверное, всё от индивидуальных данных зависело. Но зато фигура у неё была выдающаяся, давно таких не видел.

-Успокойся, дура!- я подошёл, схватили её за руку и силой усадил на сиденье.

На миг мне показалось, что я нахожусь в контролируемом сне и могу делать всё, что хочу. Я протянул было руку к груди девицы, желая ощупать, непременно ощупать оную, но в этот момент из динамиков внутренней связи послышалось шипение, затем бесстрастный механический голос произнёс:
-Шишел-мышел, первый вышел.

Трамвай завибрировал. По стенам салона пошли всполохи как бы электрических разрядов. В потолке открылся люк, и оттуда повеяло холодом. Девицу с блядским лицом подхватило вихревым потоком и унесло через люк неведомо куда, она даже пискнуть не успела.
Люк закрылся, трамвай перестал дрожать и понесся я дальше, увеличив скорость.

-Во как!- проговорил седовласый старик и заливисто рассмеялся. – А не шуми в общественном транспорте!

Тут трамвай въехал в тоннель – настала абсолютная тьма, и мы все вроде как ненадолго заснули. Когда пришли в себя, обнаружилось, что едем мы по бескрайнему русскому полю, прямо к солнцу, уходящему за горизонт. Даже скорее не едем, а летим над землёй.

-Весело, не правда ли? – это сказал бурят Харитонов, повернувшись ко мне.
-Да, очень весело! – согласился я.
-Послушайте!- продолжал бурят.- А вы не допускали такую мысль, что мы, возможно, уже никогда не вернёмся домой?
-Допускал,- признал я.- Но меня это не страшит. Там,- я показал пальцем себе за спину, имея свою скучную жизнь,- меня ничего не держит.
Тут девочка, вся в чёрном, сидящая впереди, обернулась к нам и крикнула:
-А вы не допускали такую мысль, что мы все умерли и едем сейчас на тот берег?
-Допускал,- опять согласился я,- и всё равно мне ничуть не страшно.
-Мне тоже,- сказала девочка.
-А мне тем более,- это высказался бурят.
-А мне хочется выпить!- подал голос помятый мужичонка, заскочивший последним.
Весёлый старичок прокричал:
-Вперёд, к победе коммунизма!
Азиат, который был не бурят, а китаец, на чистейшем русском пропел хорошо поставленным голосом:
-Когда мне невмочь пересилить нужду, когда настигает отчайнье, я в красный трамвай потихоньку-ууу войду, отнюдь не случайно, отнюдь не случа-аайно…

И только человек, похожий на капитана Немо, ничего не сказал, а только обернулся и посмотрел почему-то именно на меня, очень сурово так посмотрел – только тут я заметил, что этот тип одноглаз и носит глазной протез, мало того что косо и выпукло сидящий в глазнице, но ещё и вызывающе зелёный вместо карего.

Тут все загалдели одновременно, не слушая друг друга. Я же молчал и глядел на одноглазого человека, ожидая от него неприятностей – снова заработало моё обострившееся чутьё. И точно, «капитан Немо» встал и пошёл на меня, достав на ходу из кармана плаща внушительную такую отвёртку.

-Эй, любезный, ты чего это задумал? – только и успел проговорить я.
-А вот чего! – одноглазый с быстротой змеи бросился на меня, выставив острие отвёртки перед собой, но не успел преодолеть и половины расстояния, как трамвай снова затрясся, открыл люк и выбросил наружу возмутителя спокойствия.

-Второй, второй, лети в Уренгой!- послышалось из невидимого динамика.
Пассажиры дружно рассмеялись – ну а что нам ещё было делать.
-Чего эт он на тебя бросился?- спросил меня мужичок в кепке.
-Бог его знает. Мне кажется, он вообразил меня своим альтер-эго. Вроде того, будто бы я приснился ему. В кошмарном сне.
-По ходу я недоперепил,- помолчав, промолвил алкаш,- и мне это всё мерещится. Эх…глотнуть бы чего, враз бы мозги поправились.
Я достал из кармана фляжку свою заветную и предложил страдальцу.
-Спасибо, друг!- поблагодарил он меня сердечно и припал губами к сосуду.

Но тут снова – дрожание воздуха, свист в открывшимся люке, и мужичка как не бывало. Вместе с моей фляжкой.
-Номер третий сыграет на кларнете!- прокомментировал голос из динамиков.
-Трамвай избавляется от нежелательных элементов,- пояснил бурят Харитонов.

Тут я решил немного пофилософствовать:
-Вот допустим, некие небожители – добрые инопланетяне там или мелкие божества – решили некоторых людей наградить дорогими призами. Что это, в самом деле, будут за призы? Каков будет критерий отбора счастливчиков? Вот нас здесь было восемь – теперь осталось пять. Означает ли это, что до финала дойдёт лишь один?
-Я считаю, нельзя подходить ко всей этой ситуации с человеческими мерками,- отозвался Харитонов,- всё здесь не так, как нам кажется. Никакого отбора не происходит – мы не в зоопарке. Это только иллюзия, что нас здесь пять или восемь – на самом деле, каждый путешествует совершенно один.
-Вот оно как! То есть кроме меня, господин Харитонов, никто в трамвае не едет?
-Вовсе нет. Просто ваше видение происходящего может очень отличаться от, например, моего. Линзы нашего с вами восприятия могут стоять под различными углами.
Я с уважением, но и с некоторым ехидством, поглядел на бурята. Потом спросил:
-А вы, извиняюсь, кем работаете?
-А вам зачем?
-Уж больно вы умный, господин Харитонов.
-А, ну это у меня с детства. А работать нам ни к чему. Работа – удел дураков.

А тем временем летел трамвай по зелёно-жёлто-красному полю. Лубочное такое поле было, и солнце ему под стать – вроде бы даже с нарисованными глазами и улыбкой.

Девочка в чёрных одеждах и с распущенными волосами вдруг заплакала, выскочила на середину вагона и закричала в потолок:
-И меня, и меня заберите! Не нужно мне вашего счастья! Во тьму, во тьму хочу уйти!
Не заставил себя просить дважды трамвай, утащило девочку.
-Четвёртый, теперь ты мёртвый! – прошептал из динамиков утрированно зловещий голос.
-У современной молодёжи нет будущего,- сказал я.
-Этак нас всех отседова повыносит!- рассмеялся старичок.
-Нет, господа, на этом хватит,- с твёрдой уверенностью проговорил я,- мне кажется, остались лишь нужные. У нас есть время поговорить – давайте, каждый из нас расскажет, кто он такой есть и как здесь очутился?
-Давайте, авось приедем, покуда говорим, а то как-то жутковато становится – вдруг в бесконечность мчимся,- улыбаясь, закивал благообразный старик.
-Вот с вас и начнём, дедушка.

Мы уселись рядышком и приготовились слушать.

-Зовут меня Вениамин,- начал старичок свой рассказ,- когда я был маленький, я жил в простой русской деревне у реки. Это в семидесяти километрах отсюда. Частенько мы с пацанами рыбачили и тут же на берегу ночевали. Однажды ночью я проснулся, словно бы от толчка в сердце, и увидел над рекой в небе плывущий величественно оранжевый, как солнце, трамвай, необыкновенной красоты. Неземное блаженство охватило тогда мой разум. Я побежал за летящим трамваем, но он скоро рассеялся во мгле. Так я впервые своими глазами узрел чудо. Шёл сорок седьмой год от рождества Христова. С тех пор я искал трамвай по всему свету. И вот три года назад прибыл в этот город. Поселился в съёмном домике на окраине, устроился на работу – сторожем в детский сад. Таким образом, я имел в своём распоряжении свободные дни, которые целиком и полностью посвящал поиску и ожиданию. И вот сегодня дождался. Цель моей жизни достигнута – я еду теперь в самое лучшее место неба. Я кончил.

Пассажиры покивали понимающе на этот рассказ.

Потом заговорил китайский младший брат.
-Моё имя Чао. Я живу в Элосии уже десять или больше лет. У меня есть семья. Моё занятие здесь – мелкий пищевой бизнес. А вообще, по жизни – я изучать и почитать Великую Пустоту Дао. Я не верю бог, дьявол и другие вымыслы белых обезьян, извиняйте за такие слова, но это не ругательство, ибо обезьяна в Китае совсем не смешное и не глупое животное. Ещё я немного изучать ушу и кунфу. Мой учитель сегодня утром задал меня такое упражнение – он увидел быстро бегущий трамвай и приказал мне догнать его, заскочить внутрь и ехать до конца, где бы он ни был, а потом пешком вернуться в наш домик для медитаций, в каком сидеть три дня и три ночи в полном молчании. Я побежал и догнал, как сказал мне учитель Фэнь. Вот я здесь, следуя воле Великой Пустоты. Я бесконечно доверяю Дао и следую за ним, куда бы оно меня не вело,- Чао улыбнулся нам и поклонился несколько раз, как китайский болванчик.

-Похвально,- я похлопал его по спине.

Настала очередь бурята Харитонова.
-Я являюсь наследственным сибирским знахарем, шаманом и певцом. У меня два тела, и одно из них давно похоронено. Сегодня утром, совершая пешую прогулку – дело было в Прибайкалье, я по воле небес провалился в ущелье. Падая вниз, я успел попрощаться со своим вторым, заключительным телом, и уже готов был отправиться в следующий мир, как вдруг оказался здесь, в этом мчащемся неизвестно куда трамвае. Больше добавить ничего не имею.

-Занятная история,- отпустил я свой комментарий, – теперь, значит, мне рассказывать…

Но я не успел – в этот момент трамвай резко остановился посреди поля. Остановился так, что стало ясно – приехали. Мы поднялись со своих мест.
С лёгким шипением дверь отъехала в сторону.

-Ну что, граждане, выходим что ли?- спросил, оглядывая остальных, бодрый старичок Вениамин и, не дождавшись ответа, первым выскочил в дверной проём. Однако не долетев до земли, он вдруг загорелся синеватым пламенем, как метеорит, вошедший в атмосферу земли, и за секунду превратился в ничто, в облако пепла, которое было тут же развеяно полевым ветерком.

-Пятый, пятый, отправляйся к Старшему Брату,- сказал голос.

-Не факт, что он умер,- заявил авторитетно бурят,- мой отец вот таким макаром перемещался из нашего мира в мир демонов. Или ангелов, я уже не помню. Для него это было, как в магазин за поллитрой сходить.

- Чао никуда не выйдет отсюда,- произнёс китаец.

Из динамиков раздался лёгкий вздох – как бы разочарования.
Некоторое время спустя мы почувствовали, что в салоне трамвая стала подниматься температура. Вскоре здесь было жарко, как в сауне.
-Ладно, уговорили, Чао выходит,- промолвил печально китаец.
Китаец вышел и…нет, не вспыхнул, а просто пошёл по траве. Обернулся к нам, улыбаясь, снял очки и сказал:
-Не страшно.
Далеко довольно ушёл, но вдруг взял и исчез, как будто провалился под землю.

-Шестой по счёту, готов к полёту!

И только шелест травы.

-Опять же, ничего нельзя сказать объективного,- повернулся ко мне Харитонов.
-Объективной реальности вообще не существует,- сказал я,- и гуся в бутылке никогда не было.
-А была ли бутылка?.. Однако, жарковато, не правда ли? Пойдём?
-Я ещё потерплю.
-Чего терпеть. Приехали. Смерти, кстати, как и гуся, тоже нет. И никогда не было.

Бурят вышел вон. Огляделся вокруг. Посмотрев на меня, произнёс:
-Похоже на какую-нибудь Монголию. А вон там вдали, кажется, Улан-Батор виднеется. Красивый город. Там мой дед родился.
Сказавши это, Харитонов застыл истуканом и мне было видно, что он, начиная с макушки, покрывается коркой льда. Заледенев полностью, он стал полупрозрачным и начал подтаивать снизу, как снеговик весною. Да так и растаял весь.

-Седьмой-седьмой, утекай водой.

Я остался один. Температура в вагоне стала снижаться и вернулась к норме.
-Это что же выходит – я выиграл? — прошептал я, осторожно глядя в сторону кабины. – Что теперь?

Никто мне не отвечал. Надо было, наверное, покидать корабль. Я стоял в трамвае дурак-дураком и думал, закурить мне перед выходом в неизвестность или погодить.

Пока я думал, перегородка, отделяющая салон от кабины, со свистом отодвинулась, и из кабины вышел машинист, нет лучше так: Машинист. Не смогу описать это существо – нужных слов в человеческом языке просто не существует. Скажу лишь, что едва на него взглянув, я окончательно понял, что нет на свете не только лёгких способов обрести счастье, но и самого счастья вообще. Легенда об оранжевом трамвае имела обратный, отрицательный смысл – так всегда и выходит с мифами. И ещё я подумал, что для мух существует липучка, а для таких, как мы, заблудших душ – иллюзии ума. Трамвай заскрежетал механизмами, затрясся противной мелкой дрожью, внутреннее платиновое покрытие стало покрываться трещинами и отваливаться от стен, как шелуха. Обнаружился ржавый скелет – так трамвай выглядел на самом деле – из всех пазух посыпалась зловонная ядовито-оранжевая химическая труха.

Машинист, встав на задние лапы, подмигнул мне светящимся глазом. Воронкообразная пасть его раскрылась, явив вход в непроглядную черноту. И тут я понял, что у меня есть, прямо сейчас есть магический и бесконечный миг, чтобы успеть выскользнуть из ловушки. Более того – миг этот всегда, всю мою жизнь был здесь, только я не умел увидеть его и схватить. И ещё я успел прокричать, пока летел вниз с моста в мутную и наверняка ужасно холодную воду:
-Восьмой-восьмой, возвращайся домой!