Кракадил в расцвете сил : сказка

Было у отца три сына:
первый, второй (кошка, собака) и Дурак.
Ну, ещё кое-какая скотина,
и жена тоже.
Куда ж без неё, так-перетак.

Но про жену давайте забудем,
будто нет её вовсе,
пустое место,
нуль.
И повернёмся рылом к суровым будням.
К лесу, значит.
К избе — жопой
(у папы руль).

Обращается папа к своим отродьям
(между прочим, и собака, и кошка тут),
на лицо суров,
но улыбается, вроде.
Говорит: «Надоели вы мне.
Стреляйте в воздух,
сУдьбы ждут».

Вот первый стрелу прицелил,
подумал, что ли,
или до трёх посчитал.
Разогнул пальцы, тетева запела...
И убил наскрозь собаку.
Молвит скромно: «Давнооо мечтал.

Но что до судьбы, родственнечки, извиняйте,
стрела — дура, меч — молодец».
Подпоясался сабелькой
и уж издали кричит: «Не забывааайте».
А второй брат между тем пальцем стрелы щупает конец.

Кошки след простыл, конечно, разумеется.
Пришлось дырявить воздух.
Скукота-а-а.
Долги отцу оставил, мысли — Дураку,
пущай потешится,
глядя на то, как поглощает брата пустота.

ПеретрУсил Дурак от ентих мыслей.
В кусты волчьей ягоды — шмыг.
Губа-то у него, кстати, тоже дура, но отвисла,
и последнюю извилину утрачивать начал,
да помого старик:

«Хватит, дурило, кусты пачкать.
Планы меняются, стрельбе — конец.
Ты мне самому реально нужен. Остаёшься, значит.
Пахать на меня будешь, сеять, жать. Ты, знаю я, знатный жнец».

«А скажи, батя, ты всёж мудрее,
что реально, а что — так?»
«А вот, я тебя — отвечает батя — оглоблей по спине огрею,
всё уразумеешь,
не смотря на медицинский твой факт».

И сдержал таки слово своё,
обломал оглоблю для ради ясности.
Да не расчитал силы —
Дурак третий день на Луну воет.
Что делать!
Запряг старик лошадей к врачу,
спасать сына от опасности.

Ехали лесом, полем, оврагами.
До болота доехали, глядит больной:
сидит лягушка,
то есть жаба, другим словом, на коряге,
и человеческим голосом квакает, будто он ей,
язык этот, и не чужой.

«От судьбы, милый, не уйдёшь мимо.
А отец твой много взял на себя,
так и знай.
Есть только ты да я, остальное — мнимо.
Журавль в небе или земноводное в руках,
выбирай.

Высморкался в бороду отец.
Кричит: „Ладно, зоофил хренов,
благословляю срамный сей союз,
и сказке — писец.
А то чувствую, меня уже в могилу крЕнит“.

И какая ж тут мораль просится,
в аморальной этой ситуёвине?
Дурак — на печи,
отец — в могиле,
жаба по ночам сено косит…
А всё — судьба.
Всё, блин, по её вине.

Болото, как бы, далеко,
а всё же, видишь, затягивает.
И кто бы ты там ни был,
Иван-Дурак
или просто, извиняюсь, Сулико,
но добр будь решение принять
и кота за яйца не растягивать.

Кстати, о кошках:
пригодилась домашняя,
слопала ночью жабью кожуру.
Прилетел Кошмар,
в мелкий винегрет всех покрошил
и закатал в пашню.
А Василису переодел в убиенную собаку
и спрятал в конуру.

А всё-таки прогресс на лицо.
Было лицо зелёное, теперь — пушистое.
Скрипит, но вертится времени колесо.
Глядишь, и станет когда- нибудь собака Василисою.