Самоса-бой : Беляш

1.
Много лет подряд (а также с перерывами) в жару и холод, в гололед и ненастье я езжу по изюмско-муравскому шляху, называемому в народе «Трасса Москва-Симферополь».Народ, как обычно, ошибся в лучших своих побуждениях и промахнулся в напрасных надеждах. Никакая это не Трасса. Простая дорога с относительно твердым покрытием.
Мудрые и просветленные деятели из высоких столичных кабинетов решили поправить чаяния народа и обозвали трудный путь из Симферополя в варяги попроще: «Харьков-Симферополь», сократив таким образом хотелки народа примерно вдвое.
И сказали деятели: «Это хорошо» и почили в день седьмой, который сами себе назначили.
При этом творцы и создатели новой трассы, одним росчерком пера отменившие наследие проклятого прошлого, оставили в неприкосновенности старые выбоины и колдобины, обочины и заросли в них, гаишников с их постами и знаки препинания, снабжающие и кормящие оных.

Но сейчас не о них, не о ней, а о нем. О Беляше.
В краю запорожском с древних времен стоит Холм. Поставили его так удачно, что ни одной мало-мальски внятной власти не приходит в голову снести его как пережиток ненавистного прошлого. Причины, по которым это никому не приходило в голову, как в нормальных сказках, три:
1) всю свою сознательную жизнь Холм держался в стороне от политики и бизнес-интересов господствующей верхушки и чурался анархическими течениями. Вся окружающая действительность, не придерживавшаяся принципов неприсоединения со временем тихо сползла в Днепр и Конку с вешними водами.
2) строго говоря, никаким холмом он не был. Он, просто оставшись верным своим принципам, остался господствующей высотой над промоинами, оврагами и низинами, образованными ручьями, рукавами и протоками Великого Луга*.
3) Снести Холм в одночасье представляется проблематичным. Достаточно одного взгляда на его фигуру, чтобы понять тщетность попыток борьбы с вражьим образованием. Да чего там, тщетность даже мыслей о такой борьбе.

Из-за крайней неуживчивости и нонконформизма никто не хотел селиться на этом Холме. Одинокая птица, одиноко летящая над ним иногда плевалась в его сторону и, как правило, промахивалась.
Но однажды наступили времена и на Холме тихо и буднично, без всякой помпы поселились… придорожные торговцы. Ребята и девчонки были крайне непритязательными в быту и одержимыми страстным желанием напоить и накормить путников, туда-сюда сновавших по тракту по своим будничным, темным и шкурным делишкам.

Менялись времена и доктрины, население и покрой шортов, веры и суеверия, виды транспорта и характер поклажи (чуть не сказал «поклажа с покладистым характером»), власти, междувластия и безвластия. Все менялось, а Холм оставался при своем мнении и при своей диспозиции.

Однажды, путем длительной борьбы, манипуляций и эволюций на холме с торговцами взгромоздился Беляш. Надо сказать, что сначала он представлял из себя скромный и наивный пирожок с мясом. Сытный завтрак/обед/ужин сурового путешественника языческой веры или вовсе без таковой. Желудки кочевников в те времена изготавливались из особого материала, секрет приготовления которого остался загадкой. Содержимое Беляша прочно и навсегда усваивалось этими желудками, поставляя в могучие языческие организмы калории, минералы, протеины, микроэлементы и витамины, которые удавалось извлечь из Беляша путем сложных многоходовых манипуляций. Манипуляции были такими сложными и многоходовыми, что они полностью поглотили язычников и те прозевали пришествие христиан. Как инки.

За непродолжительное время христиане христианизировали Холм, установили над ним свой протекторат и на этом успокоились. На власть Беляша они не посягнули. Беляш остался при своих владениях и при старом влиянии. Торговцы остались при Беляше и старых убеждениях.

Потом пошли пируэты и кульбиты новейшей истории, сбивчиво описанные в учебниках для растущих организмов. Организмы со скрипом поглощают учебники и тихо ропщут. А все потому что организмам помимо пищи духовной нужна пища скоромная. Мясо им нужно, короче. А мясо, как известно, содержится в Беляше, свободном от идеологических догм, но вместо этого населенном разными другими полезностями. Беляш, соответственно, живет на Холме близ города Васильевка и окружён жрецами, жрицами и фарисеями.
«Взметнулись в небо храмы Беляша!» — хотелось написать мне. Но не тут-то было. Никакими патетическим постройками, пристройками и другими культовыми и хозяйственными сооружениями служители Беляша не озаботились. Просто-напросто прислонили к четырем столбам три листа фанеры и были таковы. Момент прислонения никак не отмечался в толстых книгах и других письменных и устных преданиях. Все потому, что прислоняли умельцы ради самого что ни на есть прозаического дела, между делом прислоняли, так сказать.

А дело было архиважное и уходящее корнями в седую древность — накормить путника. Ради этого действа жрецы и жрицы готовы терпеть неудобства и неустроенность быта, пронизывающий ветер, господствующий на Холме большую часть года и опустошительные набеги феодалов из различных столиц, стойбищ, лагерей и малин.

2.
Пришел и мой черед отдать дань культу Беляша в придорожной часовенке. Я бесстрашно свернул направо от устрашающего отбойника, высотой… короче, ребенку по грудь будет, а женщинам хрупкой конституции примерно по пояс. Свернул и тут же пожалел о содеянном. Мой хрупкий автомобиль встретила огромная лужа величиной со среднего щенка тираннозавра. Глубина у нее была тоже впечатляющей. Нет, Лох-Несское чудовище в ней бы не поместилось или в крайнем случае не осталось бы незамеченным, но пару припадочных нациков с какого-нибудь интернет-портала Лужа вполне надежно замаскировала бы под нильских крокодилов. Четырехколесное средство передвижения послушно нырнуло в Лужу с воображаемыми крокодилами и погнало волну. Волна почти достигла ног пожилой служительницы Беляша, но та ловко и предусмотрительно забежала за прилавок.
- Здрасьте — я покинул лоно несостоявшейся субмарины.
-Здрасьте — улыбнулась мне жрица.
Мы были с ней тет-а-тет у четырех столбов и легендарных трех листов. Хозяйки соседних столбов и листов завистливо поглядывали в нашу сторону. «Клиент, клиент!» — так и читалось в их взглядах. Больше я ничего не успел прочитать.
- Беляши свежие? — спросил я с надеждой.
- Конечно! — с религиозным восторгом ответила мне женщина.

Надо сказать, что Беляш на Холме несвежим не бывает. Его свойства таковы, что даже если он пролежит на прилавке целую неделю, в жару и стужу, он не потеряет своей первозданной свежести. Остынет — да, но не испортится. В этом заключается секрет и ноу-хау жрецов Беляша. Рано или поздно Беляш должен найти своего язычника или жертву и проверить его на прочность. Этот девиз можно было бы высечь на камне, если бы таковые имелись поблизости. Но на беду ничего каменного в округе нет. Только дерево и немного пластика по вкусу.

Видимо каким-то неуловимым движением я дал согласие на сделку. Потому что жрица ловко подхватила предмет товарно-денежных отношений и понесла его реанимировать в недра часовенки, где на алтаре стояла ветхая микроволновка-реанимобиль. Мне ничего не оставалось делать, как только дожидаться когда в Беляш вернут жизнь и одухотворят его до удобоваримой кондиции. Время ожидания мы скрасили светской беседой.
- Давно здесь работаете?
- Года три уже.
- Расширяетесь?
- Нет. Ни к чему.
- За место (под солнцем) платите?
- Да. Причем местовое растет каждый месяц.
- За что? — я слегка опешил.
- Не знаю.
- Я только что померял вашу лужу. Если вы платите за место, то на эти деньги как минимум можно было бы расправиться с этой лужей у прилавка.
- Начальство сказало что это наши проблемы. А у нас нет денег чтобы еще и дорогу делать. Еле-еле на местовое наскребаем.
-Удивительное у вас начальство.
- Да уж...
Микроволновка издала аккорд из рок-оперы «Девушка и смерть» или «Князь Игорь». Я не разобрал, если честно. Девушка метнулась к своему ненаглядному оборудованию и вынесла мне вожделенный Беляш, так и не покинувший своей рубашки — полиэтиленового пакета, защищавшего его от шума, пыли и злых взглядов дорожной публики. Горячее тело Беляша перекочевало в мои руки, а красная от стыда десятка безропотно рассталась со мной, навсегда.

Я мял Беляш своими клыками, пломбами и остатками эмали, добираясь до содержимого, которое совсем недавно бегало, прыгало, резвилось и издавало какие-то звуки в биосферу. Содержимое было спрятано так глубоко, что в какой-то момент я даже заподозрил Беляш в вегетарианстве. Потом все наладилось и заветное млекопитающее (или рептилия) оказалось в пределах досягаемости. До заявленных 100 грамм было очень далеко, но шум по этому поводу я поднимать не стал. Хули шуметь, если беляшникам и без того трудно?! Трудно им, грустно и безнадежно.

Местная власть прикрепила к ним беспощадного Ярового, который обирает их до нитки не давая ничего взамен. Фактически, это узаконенные поборы в пользу одного, выдающегося не лучшими качествами, деятеля. Противопоставить ему нечего. Круг замкнулся, хаос сомкнул прикус и маленький островок общества неумолимо соскальзывает в дикость.

Беляш теряет в содержимом, его жрецы теряют Совесть, а редкие клиенты и охотники теряют Веру.
Вот такая грустная и поучительная сказка про Беляш.



*заповедное междуречье Днепра и Конки, однажды исчезнувшее в пучине Каховского водохранилища.