Бабанин : ДВЕСТИ СОРОК СЕКУНД.

ДВЕСТИ СОРОК СЕКУНД.

У меня в запасе всего двести сорок секунд. Только сейчас понял, как это много. Так отчего же раньше я проебывал в своей короткой жизни целые часы, дни, ночи, недели, годы?.. Я просто никогда не думал, что время имеет свойство заканчиваться. Внезапно. Однажды… Сегодня!

Двести двадцать секунд. Успокойся, уже ничего не изменить. Думай и вспоминай только хорошее. Или очень плохое. Любое, но — важное. Самое важное! Нина? Нет, не то. Она уж точно не будет ждать, рыдать, страдать и посыпать голову пеплом. Тогда кто или что?

Сто девяносто восемь… Дочка?.. Она слишком взрослая, чтобы быть дочерью. Она мама, а я в ее глазах – обыкновенный «дед-лузер». Думаю, что именно так она когда-нибудь опишет меня внучке Ксюше. Ксюша – это дочка дочери. Не то.

Сто четырнадцать… Откуда я знаю, сколько прошло секунд? У меня что, секундомер в голове?! Никогда не думал, что можно о многом подумать за какие-то сраные мгновения. Обратный отсчет. Как на Байконуре! Я – человек-ракета, который сейчас улетит хер знает куда, но меня не покажут по первому национальному, да и Героя вряд ли дадут. Не исключено, что дети этих уродов будут играть моей головой в футбол. В принципе, я не против, лишь бы зубы не выбили, когда станут подавать угловой. На что я трачу время?

Восемьдесят две… Первая девушка?.. Да пошла она! Сейчас я даже не вспомню, какого цвета на ней были трусы. А если я не помню цвет трусов, то зачем тратить время на воспоминание ее глаз, волос, ног, мизинца левой руки, которым она сковырнула мне родинку?..

Пятьдесят восемь… Друзья?.. Остался только Толян. Но и он сейчас лежит рядом со мной и, похоже, отсчитывает свои двести сорок секунд. Интересно, что он вспоминает? Хочется спросить, но не могу отнимать время ни у него, ни у себя! Лучше — молча. Пусть вспоминает, тем более, что спросить уже ничего не получится.

Тридцать пять… Так смешно от нелепости происходящего. Ни одной серьезной мысли в голове. Я – метроном, отсчитывающий финальные такты коды. Можно, конечно, кого-нибудь послать на хуй, но, если не делал это при жизни, то сейчас все будет выглядеть потешно. Не хочется выглядеть смешным в такой серьезный момент жизни. Жизни? Не смеши!

Восемнадцать… Вот они пидарасы!!! Я же – обыкновенный врач, который лечил их детей и принимал роды у их небритых баб с мохнатыми вонючими пездами. И делал все по чесноку, как и своим. Ну откуда взялся этот спецназ, за которым они охотились, и который сегодня утром устроил засаду в моем медпункте. А на мне, как назло, полевая «пятнашка» с погонами капитана. Никогда не надевал, а вот сегодня примерил. Молодец, капитан! Впрочем, они бы и без формы...

Семь… Мама! Мама, мамочка, я тебя очень люблю! Прости, пожалуйста, что так все вышло! Я честно не виноват – совпадение. Правда, не хотел сделать тебе больно. Нелепо все. Все, как и вся моя «жизнь нелепая» – твои слова. Не ругайся, пожалуйста, я больше не буду!

Две… Ну что за привычка у этих блядских чичиков перерезать горло?! Лежи теперь, как мудак, двести сорок секунд и вспоминай свою жизнь. Ну че, нельзя было в затылок или в висок?! Нет, блять, обычай. Специальный тесак с иероглифами, «Аллаху Акбар» и смеющиеся рожи, которые я вижу затылком… Ой, вот только не надо кедо по жопе бить — все равно уже не больно. Впрочем, хуй с вами, гопота загорелая! Господи, кажись, я… того… Ма-ма..! ЗТМ.