ГринВИЧ : матч 1

Мадам Сабатт добывала идеальную морковь из плазмы. Было очевидно, что она вынимала овощ прямо из телевизора в момент демонстрации соковыжималки фирмы Miele.

Не глядя, мадам вонзала в экран острые пальцы, хватала морковь сквозь пиксели, и ни разу не была задержана полицией. Её даже не шлёпали по костяшкам, в рекламе не было живых.
В момент похищения кисть мадам Сабатт удлинялась, словно язык хамелеона — на доли секунды, надо думать. Добычу мадам укладывала в собственный агрегат той же фирмы, и дымчатая пластмасса скрипела под натиском сочных обрубков, вмещая, разумеется, все.

На все эти действия нужна известная ловкость, впрочем, ее мадам Сабатт не занимать, думал мистер Сабатт.
Этические моменты его не волновали – морковь появлялась в прайм-тайм в прежнем количестве, имела те же цвет и форму – а мистер Сабатт имел с этого отвратительный, с земляным вкусом, но, безусловно, полезный сок.

Все потому, что мадам и агрегат под брендом Miele объединялись, по мнению Сабатта в одно, довольно существенное родство: оба носили нашивку на лбу со слоганом «Все остальное – компромисс».

Тем отвратительнее сейчас выглядел тот факт, что Манчини был именно компромиссом, поскольку не принадлежал к людям Сабатта. Так получилось.


- Нет, уж, Манчини, — произнес Сабатт лишь для того, чтобы встряхнуться и скомкать свое раздражение, — Манчини, нет уж.

Стало только хуже, и во рту возник привкус морковного сока, сообщив еще больший мысленный дискомфорт.


- Вы, — продолжил Сабатт, сохраняя непроницаемый вид, — либо вы предоставляете нам объяснения, либо мы начинаем собственное расследование.

Применительно к ситуации полицейское слово «расследование» звучало довольно цинично.
Однако Манчини был возмутительно прям, как телевизионный овощ, как лишенный вариантов цвета и формы продукт, навсегда испортивший хорошее блюдо.
Манчини оказался синтетическим твёрдым обрубком, которого не брала соковыжималка мадам Сабатт. Он торчал посреди кабинета Сабатта несъедобным полиуретановым муляжом, не желавшем приносить пользы, и это было еще хуже рекламной моркови.

Сходством с морковью в глазах Сабатта Манчини страдал еще по одной причине — он имел маленький и острый череп долихоцефала, переходящий в мясистую шею. Верхушка Манчини располагалась на неестественно узких плечах, которые не скрывали безобразные по своей дороговизне пиджаки.К серединной части Манчини уверенно расширялся, и из-под крепкого основания его задницы беспорядочно развевалась ботва — длинные и тонкие, возможно, чем-то больные – ноги.
Лицо его было покрыто оранжевым стойким загаром.
«Мажется, фрик»

Предстояла работа – морковь должна была захрустеть и выделить сок, наконец. Только это поможет Сабатту приблизиться к истине. Подобные вопросы мистер Сабатт решал не единожды, но Манчини принадлежал к той породе людей, которые всегда ожидают удара, даже когда покупают хотдог; такие обычно не лгут, но и не скажут всей правды.

Сабатт усмехнулся – ему припомнился Санкт Петербург.
Разумеется, шел дождь, иначе что бы ему делать в Макдональдсе – Сабатт зашел туда, чтобы переждать непогоду. Впрочем, для того, чтобы переждать что-либо в России означает там умереть, знал Сабатт. Переводчик завел его в холодный, воняющий порченым маслом павильон, это было лучшее, что он смог придумать.

От нечего делать Сабатт наблюдал за обслугой и клиентами.
- Все говорят одно и то же, — поделился он с переводчиком, — что именно? Это приветствие?
- О нет, — сказал парень, — у нас принято приветствовать только знакомых. Они просят обслужить их.
- Странно, — ответил тогда Сабатт, — могут не обслужить? Какая чушь. У нас здороваются и делают заказ.
- Особенности менталитета, — переводчик рассмеялся. – Разумеется, они понимают, что их обслужат в любом случае.
- Что именно они говорят перед тем, как сделать заказ, переведите.
- Буквально: можно, пожалуйста, гамбургер.
-« Можно, пожалуйста»? Они в чем-то не уверены? Страхуются от грубости этих девушек? Те выглядят довольно корректными. Кадровая политика Макдональдс – на её принципах подбора и воспитания персонала выросли миллионы.

- Как интересно, — сказал тогда переводчик, — я никогда не задумывался об этом. Вы в чем-то правы — мы страхуемся от мелочей и готовы ко всему на свете, даже тут.
Он сделал широкий жест рукой, обнаруживая свою глупую гордость за новое качество в национальном характере. Очевидно, он предлагал собеседнику присоединиться к своей радости от счастливого открытия, на что Сабатт саркастично заметил:
- В плане расставления приоритетов русские довольно беспомощный народ. Вы чрезмерно вежливы с обслуживающим вас американским брендом, но грубы со своими людьми. Я много обедал в ваших ресторанах, так вот – вы подзываете человека криком и жестами. Это унизительно. Разве не так?
Переводчик смешался и пробормотал что-то о вежливости, помнится.

Манчини был из породы таких же лицемеров, замирающих перед машиной – в ущерб машине, негодовал Сабатт. Отчего бы ему не рассказать правду и не терять драгоценного времени? Отчего бы ему не стать на минуточку тем, кем он является на самом деле – жалким игроком на тотализаторе, неудачником, завязанным в этом фарсе за пошлейшие долги?
-


Морковный Манчини тем временем кашлянул.

- Господин президент. Господин президент, — сказал он так, будто Сабатт был душевнобольным и нуждался в опеке, — я готов обстоятельно объяснить неудачу нашей затеи.
Сабатт озадаченно посмотрел на визитёра. Затеи? Что это он называет затеей, засранец?
- Мы хорошо понимаем Ваше неудовольствие, — торопливо продолжил Манчини, — и понимаем все последствия нашего промаха. Не буду лишний раз упоминать о том, что мы готовы компенсировать материальную, — он поежился, — материальную сторону дела. Но лишь часть, покрыть всю сумму мы не в состоянии.
- Вы идиот, Манчини, — сказал Сабатт, — материальная сторона? Там миллионы. Прикидываетесь?
- Вот-вот. Я бы хотел обсудить…
- Не рановато ли? Я пока не понял сути вашего шелестения здесь. Факты остаются фактами: вас настоятельно рекомендовали, мы поручили вам дело, но все ваши действия оказались полным дерьмом. Казалось бы, чего проще: заплатить игроку. В случае отказа устроить так, чтобы он не вышел на поле. Что сделали вы?

Ему можно было бы откусить голову, хрустнуть, как говорится, морковкой — тогда кровообращение пошло бы иным путем, возможно, даже в задницу — возможно, Манчини начнет соображать, наконец? Или нет?

Сабатт сделал над собой усилие – нельзя терять выдержки, иначе он ничего не узнает.
- Мы сделали все и даже больше, господин президент, — сказал Манчини.- Мы сделали ему предложение, от которого сложно было отказаться. Но он отказался, более того, он заявил, что обнародует это.

Сабатт впервые посмотрел на Манчини с некоторым любопытством.
- Он отказался от таких денег, но чего, интересно, ради?
- Он из России, вы знаете, он вообще странный тип, как они все.

Сабатт расхохотался:
- Что странного в футболистах из России? Русские предсказуемы, как их выборы. Все они, как один, успокаиваются на миллионных контрактах: покупают недвижимость, снимаются в рекламе, время от времени пихают пару сотен в благотворительный фонд своей страны и замирают на этом. Это вам не голодные бразильские зверьки из трущоб, у них нет ярости португальцев, профессионализма немцев, горячего сердца Италии у них тоже нет.
Как только у русских появляются деньги, они перестают развиваться, русский футболист скоропортящийся продукт, об этом знают все.

- Упрямство, — сказал Манчини. — Русские обладают невероятным упрямством. Кроме того, у него был план…
- И во что же уперся наш русский, — перебил Сабатт. — В пару евроцентов, которые вы не сообразили ему добавить? Его контракт был ничтожен. В случае согласия он получил бы и деньги, и хороший контракт. Почему?
- Думается, дело в тотализаторе. Я подозреваю его в нечистой игре.
- Чушь, — рассмеялся Сабатт, — Вы порете чушь, Манчини. Для того, чтобы обойти систему, нужны десятилетия -или наши возможности. Тонны информации от доверенных людей. Многолетние наблюдения за командами и результатами матчей. Но все это мелочи по сравнению с главным – он не мог знать исхода матча, его могли знать мы. Рассказывайте начистоту, Манчини и не тратьте мое терпение.

- Господин президент, — сказал Манчини. — Дело приняло скверный оборот. Все потому, что парень очень непрост, он непрост, этот русский.

Тут Манчини сделал то, чего не сделала бы ни одна морковь в мире, а именно: Манчини перекрестился.
- Прошу вас, выслушайте меня, господин президент. Поскольку мы давно работаем с игроками, то внимательно изучили объект, узнали всю подноготную, отследили его поведение в команде, как живет, словом – все. Если вы наблюдали за ним, то знаете: этот парень творит чудеса. Он необыкновенно вынослив, это машина, потому что он не устает. Фанаты ходят смотреть на него – просто смотреть, независимо от того, забивает он или нет. Его энергия держит команду, хотя парень не знает ни одного английского слова, однако его все понимают.Я слышал, что он пользуется уважением, оттого, что делает интересной даже плохую игру.

- Что с того? Все это я знаю. Именно поэтому выбор пал на него.
- Господин президент, вы не знаете кое о чем. После того, как он отказал нам и пообещал обнародовать подкуп, он получил травму.

Сабатт замер, с интересом уставившись на Манчини.
- Вот как? Манчини, неужели вы бандит?
- Это случилось через пару часов после нашего разговора. Разумеется, все произошло случайно. Он выходил из бара « Two sticks », этой грязной дыры, где у него была встреча с каким-то типом. В двадцати метрах от входа он повздорил кое с кем, у кого оказалась бейсбольная бита.

Сабатт вывернул шею, ослабив синий галстук с эмблемой UEFA, и вопросительно глянул на собеседника.
- Я лично видел, как он отыграл два периода. Он отыграл весь матч. Вы заговариваетесь.

- То-то и оно, — Манчини сглотнул и снова перекрестился, — то-то и оно, господин президент. Разумеется, мы были рядом в момент драки, отвезли его в госпиталь Пятницы Святых бенедектинцев. Травма была зарегистрирована, у нас есть рентгеновский снимок.Врачи взяли анализ крови, в ней обнаружили алкоголь, немного – и это перед матчем! Из госпиталя он успел один раз позвонить, но мы, к сожалению, не поняли ни слова. Мы отвезли его в отель, его нога была в гипсе от бедра до щиколотки, проводили до номера и сняли наблюдение.
Мы пошли на самые крайние меры, понимая всю важность, господин президент.

- Счастье еще, что вы не сообщили репортерам, — усмехнулся Сабатт.
- Да. Потому что на следующий день он вышел на поле как ни в чем не бывало, господин президент, без малейших признаков раздробленного колена. Его выпустили на поле, выпустили, так как не имели права не выпускать.

- Феноменальная манера выкручиваться, Манчини. Столь же феноменальная, сколь и глупая...
- Я клянусь, господин президент. Думайте, что хотите – человек с двумя здоровенными трещинами в колене вышел на поле и забил три гола. Первое, что мы сделали — не поверили своим глазам, увидев его имя на табло. Он действительно вышел, и это был он. После игры наш врач осмотрел ногу несколько раз – колено цело. Никаких следов, никаких.

Сабатт слушал, и думал о том, что поторопился с выводами. Между Манчини и русскими нет ничего общего, решил Сабатт. Манчини гораздо хуже. Вместе с тем Манчини заслуживал некоторой реабилитации, хотя бы потому, что обладал богатой фантазией.

- Вы перебили ногу не тому ивану, — отреагировал он, наконец, — ваши люди ошиблись, вот и все.
- Это он, господин президент, разве что его не клонировали за ночь. Это один и тот же человек. Это дьявольщина, господин президент, самая настоящая дьявольщина, и вам придется поверить в это.

Манчини замер, а Сабатт с облегчением расхохотался.

Пальцы миссис Сабатт снова трамбовали морковь в соковыжималку, и травянистые ножки Манчини укладывались туда беспрепятственно, там им самое место.
- Это и дьявольщина, и нет, господин президент. Все это очень подозрительно. Если учесть тот факт, что коэффициент у букмекеров зашкалил все возможные показатели. Все ставили на Испанию, все – и лишь очень немногие рискнули на Честер. Кто-то сорвал крупный куш. Есть одна очень точная ставка, очень точная. Идеальная.
- Такие вещи случаются, Манчини. Редко, но случаются. Вы узнали, кто счастливец?
- Её сделал близкий друг нашего русского, очень близкий. Огромные деньги.
- Это были Наши Деньги, Манчини. Интересно, — Сабатт сел, ощущая холодную кожу дивана через тонкие брюки, — а вы рассматривали версию двойника? Чудес не бывает, Манчини. Человек с раздробленным коленом не может не то чтобы бить по мячу, сами знаете. Вы ошиблись и подбили двойника, или очень похожего человека. Всё остальное — роковые, но все же случайные совпадения. Признайтесь, наконец, в промахе, и перестаньте выкручиваться.
- Не могу, господин президент. На карту поставлена моя честь…
- Что, извините?
- Вы можете сколько угодно обвинять меня, — Манчини выпрямился, — но я готов клясться. У меня есть доказательства.
- Какие же, — Сабатту надоел этот цирк. Глупец был упрям, раздражая до крайности. Еще более угнетало упорство, с которым Манчини ломал комедию, пытаясь увильнуть от компенсации – впрочем, это понятно, ибо всей своей кодлой они не наберут и трети потерянной суммы. Ему нечем платить, вот и все. Но есть способы заставить его.
- Отпечатки пальцев в машине, — четко сказал Манчини, — в машине, когда мы везли его в госпиталь…
Дыхание его сделалось шумным.
- Отпечатки пальцев в машине полностью совпадают с отпечатками Игоря Бохова, наемника Честера. Абсолютно.
Сабатт рассматривал стенку где-то повыше Манчини, и, казалось, уже не слушал.
- Я профессионал, господин Сабатт, — сказал Манчини. – Я настаиваю на версии, что именно этот парень был сегодня на поле. Я также настаиваю на том, что он заработал все ваши миллионы путем хитроумного плана, с помощью своих русских друзей. Как он вылечил травму – большая загадка. Но то, что вас ограбил именно он, очевидно. Всего хорошего, господин президент, и я к вашим услугам.

Дерьмо, думал Сабатт. Какие-то перебитые ноги, рентген, отпечатки. Чушь. Манчини с компанией будут платить неустойку. Со словами «можно пожалуйста». Так-то.