chi1008ich : ВДОЛЬ ПОХОЖДЕНИЙ БУРАТИНО В СТИЛЕ R&B *

Давным-давно, а, возможно, и не очень, когда неорганизованная погода топталась без пользы на одном месте Апеннинского полуострова, подгоняемая тирренским пассатом, а убогое чувство счастья сохраняло вегетарианство будучи не совсем кошерным при условии того, что во время трапезы запрещалось плевать через стол и сморкаться в скатерть; когда речь жителей конкретного пункта народонаселения близ Тосканы игнорировала вопросы, восклицания, директивные предложения по улучшению экологической обстановки в местечке Коллоди, но источала из своего грамматического устройства лишь провокационные сомнения; вот тогда-то некий мастер стамески и рубанка по имени Джузеппе, избегая места, в которых ему не хотелось бы совершать подвиги, нашел завалявшееся полено. В грязи, на площади святого Люцифера.

* R&B – сокр. ритм-энд-блюз (англ. rhythm and blues) обозначает блюзовый стиль вокально-инструментальных ансамблей, впитавший в себя элементы кантри-блюза, госпел-сонга, гарлемского джампа и бытовой танцевальной афроамериканской музыки. Группа состоит из саксофона, электрогитары, электрооргана, контрабаса или бас-гитары, ударных инструментов и вокала, который определяет свой стиль. Исполнение R&B характеризуется неослабевающей эмоциональной экспрессией, громким звучанием, употреблением разного рода приемов звукоизвлечения (например, honking — фальцеты у саксофона), введением различных перекличек между певцом и саксофонистом и др. Гармоническая структура пьес соответствует обычному 12-тактовому блюзу. В ритмической основе R&B ударения приходятся на слабые доли (2-ю и 4-ю) 4/4 размера такта. В ритмической трактовке R&B встречаются образцы, где две восьмые ноты исполняются «с оттяжкой» — когда первая нота несколько затягивается, вторая берется в последний момент и получается короче. В музыке, исполняемой «со свингом», в такте на 4/4 получается не восемь восьмых, а неявных двенадцать. Выдающимися исполнителями R&B являются Мадди Уотерс, Артур Крадап, Луис Джорден, Рей Чарлз, Би Би Кинг, Джон Ли Хукер и др. (см. Педивикию)

– Жизнь выкинула, а я – подобрал – подумал было вслух Джузеппе. – Но, прок иль ущерб от этого куска древесины, вот в чем вопрос?
Укрепляя в себе нечто, что было бы недоступно для проходивших мимо во множественном числе местечковцев, хотя и противостояло собственной слабости, столяр поднял найденный предмет на уровне косой сажени перед глазами и произнес:
– Предположим, что из этой части распиленного и расколотого бревна я сделаю будильник с функцией канделябра мощностью в одну свечу, который смог бы освещать, если не предвидится смог, покои беспробудной царевны метлы и веника. Так ты, древесное существо, в урочное время ее разбудишь?
– Возможно, раз буду, но обтесывать себя не дам, потому что ты, не сможешь сделать мою жизнь яркой и насыщенной. И, вообще, прежде чем брать меня, столяр, три рУки в 3 рукИ! – ответило полено слогом сверкающим, с почти нестерпимым блеском, вызывая к откровению собеседника наподобие Зои Космодемьянской в кругу лиц немецкой национальности.
Джузеппе нисколько не удивился употреблением человеческой речи поленом, поэтому, придя в правильное расположение духа, еще раз подтвердил кем-то сказанный афоризм по поводу того, что хорошее настроение передается не только половым путем. Но ощущение какой-то кажущейся нелепицы сохранялось.
– Стихни, деревянная мелочь! – парировал Джузеппе и задумался. «Кажется, я наступил на грабли, которых не касалась нога коллодежников, – сообразил столяр, – ибо промахнувшись, догадываешься, во что ты попал. Презентую-ка я это полешко своему корешу, душевноталантливейшему шарманщику Карлосу».
Добровольно живущий Карлос проводил внеслужебное время в малогабаритной каморке под парадной лестницей какой-то некоммерческой организации без права на приватизацию. Это убогое жилище походило на порожнюю комнату, вовсе не предназначенную для медитаций шарманщика, при том, что сам Карлос представлял собой самодостаточного породистого homo Zapiens, в котором приятно наблюдались благородство и грация жестов, а его сдержанно гордая речь, в которой плескались изящные словеса, выдавала аристократа, которого он придерживал при себе в дремлющем режиме. Однако его основной расход жизни проистекал гораздо активнее поиска питательной и укрепляющей правосознание хавки. Внешний вид Карлоса был умным, поскольку он с ним иногда спал, когда не имел аппетита к питанию; хранил в голове арифметику, знание журнального дела и почитал Максима. До того момента, когда последний не перестал жаждать бури, типа пьяной морды, просящей кирпича.
Нерастраченные мысли Карлоса иногда превращались в думы, и значительно реже – в наслаждения от постоянно воображаемых и приятных во всех отношениях предметов, отчего у него создавалось едкое ощущение, которое перерастало в цельное антиобщественное мнение окружавших ценителей его искусства. Они не говорили его штраусиной музыке «нет», а просто в темпе вальса начинали зашнуровывать собственные ботинки, отчего от их рук возникал запах ног. Некоторые экземпляры из слушающих предлагали снять с Карлоса штанцы и отвалтузить его по пяткам рукояткой от шарманки, потому что он бесил их своим мелодичным бессилием. Это как бы подтверждало догадку о том, что шарманщик выхлопотал право жизни посредством постоянно нарастающего мучения, которое он испытывал, производя свой товар жизнетворящих звуков, стоя в гуще зевак в томлении от своей одинокой сознательности происходящим. А, вот, если бы он родился не в свое время, то в этом многолюдстве можно было бы встретить как минимум 3-х Моцаров, пятерых Шопенов и целую толпу Вагнеров.
В каморке Карлоса назначение кровати предписывалось трем разновеликим ящикам из-под пива, в то время как подоконник являл из себя одноместный стол. Траектория движения сопутствующих жилью насекомых, в том числе и быстроходных утренних мух, была красива до очарования. Таким образом, служителю культа шарманки в подобных домашних условиях вовсе не хотелось слушать лишние звуки, поскольку бесцельное чувство привязанности к своей каморке, в которой он спал без брачного тепла, перерастало в отчаянное желание ощущать движущиеся зримые образы.
На старинных часах казенной работы, покоящихся возле рисованного на холсте очага, который должен был создавать кипяток для питания дневного труда хозяина каморки, была обозначена штрихами голубая мечта в розовых очках, чтобы утешить всякого, страждущего увидеть время.
И наступил момент, когда Карлос не выдержал одиночества, отчего взявши малярную кисть, похожую на флетчик, решил возле очага на не занятой художеством части холста изобразить джинна, бьющегося головой о стенки бутыли, заполненной джином. Шло время, тикали часы казенной работы, да так, что у джинна, сидящего в бутыли, всепробудное пьянство одержало верх над половыми излишествами, оттого он вылакал весь джин, а уж позже смачно перднул, символизируя тем самым открытие второго дыхания, но с восклицательным знаком типа символа разъяренного разума, что и послужило к его спонтанному выдворению из заточения. Откинувшись таким образом без звонка, красной чиры на деле, но как бы так по УДО, джинн начал интересоваться состоянием дел в здравоохранении, причем говорил глупо, желая дать возможность выговориться забеспокоившемуся Карлосу, смятенно ухмыляясь.
А поскольку выпроставшийся джинн, будучи под слоновой мухой, начал совершать безобразия в смысле беспорядочной дефекации и мочеиспускания по углам каморки шарманщика (представьте себе отсидку размером в среднестатистический сказочный срок без верзухи и сурлюхи!), то Карлос за подобное неуважение к своим сложившимся традициям хозяина сначала хотел обмыть этого возродившегося пацана серной кислотой, не трогая оболочку ебла, а затем безболезненно четвертовать на 3 неравные половины. Однако решил влить ему в рот святой воды для изгнания бесов, затем закАпал джинну в глаза капельки из ближайшей аптеки, купленные для заживления фурункулов, после чего торжественно закапАл по самые помидоры в сосновые опилки, вывезенные со свинофермы, положив угомонившегося патриарха бутыли не по фэн-шую.
И то сказать, что шарманщик вовсе не имел никакой католической веры в необходимость мироустройства, более того, не уважал чужой жалости к самому себе, ибо знал, что от нее начитается всяческий стыд. Оттого-то он и походил на истощенного пенсионера, типа умершего несколько раз подряд гренадера, тело которого усохло внутри доломана, перешитого из пижмака, носки на котором хлопали по костям ноги словно порожние. Одет Карлос был в одни заморские штанцы, вместо испанских сапог носил сандалеты и расписанную смирительную рубашку, в которой прошли его детство и юность; имел при себе завязанный столыпинский галстук, лежащий, правда, в имущественном мешке под лестницей. И, вот, чтобы в следующий раз не испытывать одиночества на своем очень жизненном пути и по новой не умертвить свою бессмертную душу, шарманщик со словами «Я – владыка твоего естества, не забывай, гаденыш, что теперь ты сможешь постранствовать в пространстве!», вырезает из полена мальчишку с длинным носом и дает ему имя Буратино.
Вновь созданный первым делом начал выковыривать грязь вместе со стружкой между пальцами рук и ног. А поскольку полезное бывает иногда нетрудным, а трудное – ненужным, поэтому Карлос продает свою куртку и покупает деревянному сыночку азбуку, чтобы тот мог учиться. Но в первый же день по пути в школу мальчик видит кукольный театр. Несмотря на общую деревянную невзрачность Буратино почему-то имел отсутствие пасмурности на своем фэйсе. В его туловище из сосны ничего ничему не препятствовало начаться, оттого и ударил ему неясный инстинкт в левый бок лица, противясь меморандуму I.X. во время Игорной галиматьи, отчего этот мелкий обрубок неделовой древесины вознамерился посетить кукольный театр для возбуждения собственного волнения и продает азбуку, чтобы купить билет.
И, вот, попав в театр, Буратино повел себя как фортепиано в бетховенских сонатах: оценив, как хороши, как свежи были позы куклы Мальвины, которая по ходу пьесы, обращаясь к кому-то из зрителей, воскликнула: «Иди ко мне, кобелино, я поделюсь с тобой своей девической тайной!», – Буратино ощутил тягу страстотерпца к соитию с этой великомученицей: ему захотелось своим деревянным носом пощекотать ее подмышки.
Потеряв на какое-то время из виду понравившуюся ему девчонку, Буратино переводит взгляд на сидящего в одном из кресел первого ряда доктора кукольных наук Карабаса-Барабаса, и, просчитав ситуацию возможного получения 33 подзатыльников, громогласно с торжественностью произнес: «Эй, ты, марионеточная арена жизни, я до тебя доберусь! Так что слушай мою формулировку!»
Хм. А что Мальвина? А Мальвина, между прочим, являла из себя девицу с шиньоном голубого цвета, служила марионеткой-актершей в кукольном театре, знала себе текущую цену, оттого и пользовалась спросом, хотя доподлинно знала, что все перипетии от перепития. Срединными местами она была похожа на Дюймовочку Поля Гогена с острова Таити, воплотившую в своем туловище 1/3 Трехдюймовочки российского происхождения. У Мальвины прослеживалась довольно забавная тяга к мужчинам, походящая на любовь одинокой, но старой девы к говорящей вороне. Голубоволосатая обладала крайним непостоянством в своих поступках: была готова беспричинно податься в террористки с самопальной бомбой за пазухой, а могла на неопределенный период своей жизни удалиться в церковный хор. Бытовало мнение, что однажды она сбежала от Карабаса-Барабаса, ее непосредственного начальника, 2-компанентного гейфрукта, убившего из ревности своего партнера по кукольному театру фаллоиммитатором.
Побег Мальвины был вызван тем обстоятельством, что во время бурного секса в привокзальном сортире Коллоди со своим шефом, стерилизованным в молодости пассатижами, она ощутила излишне соленый вкус его спермы.
По свидетельству единоутробного отца Мальвины, имя которого неизвестно, появление на свет ее как девочки не было связано с прилетом аистов, покупками в детских супермаркетах, нахождением в капусте, либо вырезанием из посиневшего от бремени жизни невостребованного полена. Просто-напросто ее мамаша родила в обязательном порядке по молодости лет.
В детстве Мальвина воспитывалась тремями различными тетеньками, получившими дешевое ребенкинско-девочковое образование. Самая душная из них, жившая наспех и походившая своими повадками на скандалистку Хиллари, как-то глядя на моложавую няньку-соперницу по имени Моника, прилюдно заявила единоутробному отцу Мальвины: «Зачем нам лишний рот в семье?». Моложавую уволили, а охолуевшие обе няни, эти две курицы с разных насестов с агрессивной взыскательностью начали перекрывать Мальвине обоняние по части ее оптимизма, о чем некий известный папарацци сообщил ее папе по рации, хотя радиосвязь в те времена известна не была. Ну, так получилось. Короче: обе куренки были обкурены или бухи, неизвестно. Ведь не знаем же мы до сих пор ответа на антиэстетический вопрос: почему некоторые детские сопли зеленого цвета? Ведь то, что поэзия есть пахота с приседанием на втором или третьем шаге, мы, безусловно догадываемся, а почему сопли зеленые – нет!
Да. Вот ведь как получается. Рассмотрим эту проблему более трансцендентально. Положим, если прошлое существует в сознании, которым мы как личности можем управлять, а будущее и настоящее, как известно из физики в начальной школе, всегда становится прошлым, то, следовательно, манипуляции знанием дискредитируют Всевышнего.
А всем, кто заменяет тайну намеком, отчего она становится общедоступной, полагается поступить в точном соответствии с предписанием борьбы с ересью, а именно: с благодатью, не проливая христианской крови, получить бесплатную путевку в местном комитете на тот свет посредством все и вся очищающего огня, да так, чтобы сделалось тепло и сухо до конца дней начисленных!
Карабас, как было доподлинно известно служившим в его театре куклам, длительное время года паразитировал как режиссер под предлогом буквы закона. Был он настолько крепок и могуч, что мог самостоятельно протянуть ноги, сидя комфортно на горячей конфорке с камфарой в ушах; кроме варикозного расширения вен, иных вензаболеваний в наличие не имел. Конечно, Карабас-Барабас был громадным человеком буйной плоти. Его гигантская борода в ошеломляющем сочетании с лысой головой квадратного лица, на котором, когда он сердился, набухали огромные шишки и двигались непомерно массивные уши, выражало лицемерное смирение. Примечательно, что во время говорения Карабаса-Барабаса, хлеставший из его рта поток звуков, в которых было больше пауз, нежели слов, перекликался со свистом, исходившим из его же хлюпавшего носа. Любимой фразой Карабаса-Барабаса была пристебка: «Ударим крепким сном по мукам совести!»
И, если глядя ему между глаз, какой-нибудь кукольный недоумок недоумевал, отчего циркуль, созданный рукотворно для измерения масштаба монументальности туши Карабаса-Барабаса был разведен слишком широко, что не смог измерить его мелких шероховатостей натуры, то это происходило исключительно в жуликоватой иррациональщине. Ну, как бы по инверсной аналогии с тем, как муравей видит ничтожно малое, не различая бесконечно большого. Конечно, многие марионетки очень бы соблазнились видением Карабаса-Барабаса, сидящего в одиночестве в круглой комнате без окон, окруженной решеткой, специально украденной из летнего Сада Санкт-Петербурга.
Но вернемся к происходящему в кукольном театре. Некто грустный Пьеро, задорный Арлекин и другие куклы неожиданно узнают Буратино. Возникает шум, гром, грохот и стукотня, типа коллективной помывки откинувшихся по звонку пацанов, попавших зачем-то в женскую баню. Представление комедии «Девочка с голубыми волосами, или Тридцать три подзатыльника» сорвано. Карабас-Барабас грозится предать огню деревянного нарушителя спокойствия, но тут простодушный Буратино по случаю рассказывает про нарисованный очаг у Карлоса, и внезапно подобревший Карабас-Барабас дарит Буратино пять золотых монет. Главное, просит он, никуда не переезжать из этой каморки.
С деньгами Буратино мечтает организовать настоящее разгуляево и отправляется в поисковый променад. По пути он встречает двух обездоленных — лису Алису и кота Базилио. Узнав про монеты, они предлагают Буратино отправиться в прекрасную Страну Дураков. Из закопанных на Поле Чудес денежек будто бы вырастает к утру целое денежное дерево.
Ну, а что можно сказать о случайных знакомых Буратино? Взять, к примеру лису Алису. Как говорится, Алиса – девка хоть куда, с одной сырой стихией, но без увлекательности; с глазами, похожими на мертвые речные камешки; отчаянная любительница красоты в себе самой; при встрече с незнакомцами произносит ртом звуки смехотворности; в ее оголенных, но длинных задних ногах намечается запас изящной полноты, переходящей в очарование. В случае режима холостого хода без балды смачно работает нижними клапанами.
По молодости лет, будучи совсем нетоптаной девицей, лиса Алиса, случайно попала в Страну Дураков. А произошло вот что: как-то в разгаре лета, разомлевшая от жары и безделья Алиса вдруг обнаружила на пляже Маркизовой Лужи, где она обычно проводила июльские воскресные дни, говорящего крота, у которого на шее болтался мобильник, по которому он не только узнавал время, но и связывался с близлежащей общественностью. Крот куда-то торопился. Сгорая от любопытства, Алиса бросилась за ним в вырытую в прибрежном песке ямку и через 2,87 секунды по Гринвичу оказалась в вертикальном тоннеле, по которому провалилась в круглый подземный зал квадратной формы, где имелось множество дверей, на каждой из которых была надпись «Вход для дураков и инвалидов с детьми». «Значит с внуками – нельзя, а мне можно?» – изумилась Алиса.
На одном из треугольных столов этого зала временно отдыхал маленький золотой ключик, которым ей удалось открыть дверь с табличкой «Моссад». За открывшейся дверью простирался вдоль и поперек перспективы ее взгляда чрезвычайно миниатюрный садик. Попасть же в него она не смогла по причине того, что для этой цели ей надо было сильно уменьшиться в размерах. Как бы невзначай ей на глаза подвернулась початая бутыль с надписью «Кто хочет, тот допьется», в которой дымилась какая-то розоватая жидкость. Несмотря на свойственную лисе Алисе осторожность, она все же отхлебнула из бутыли, закусила мануфактуркой и, обтерев губы нижним левым краем своего пеньюара, начала медленно меняться в размерах, т.е. укорачиваться во всех направлениях своего туловища, превратившись в муравья.
Проникнув в Моссад, муравей-лиса Алиса почувствовала сильную изжогу. По счастливой случайности на серебряном подносе с надписью «Век – живи, век – лечись» лежали черные таблетки, похожие на активированный уголь. Съев несколько таблеток, муравей-лиса Алиса моментально выросла, достигнув размера жирафа, а ее шея сделалась в 15,5 раза длиннее, чем ее ноги. Все в этой Стране Дураков было странно и непредсказуемо, да так, что по непонятному факту преображения она из Моссада вывалилась в Лес Бианки.
Алисе показалось, что в этой Стране давно наступило засилье иллюзий, поэтому ей захотелось спасти в себе хотя бы пригоршню креативности. От огорчения жираф-лиса Алиса заплакала, отчего образовалось целое озеро, в котором она чуть не утонула. Как выяснилось, в слезном озере плавали крысы-лесбианки и одна Одиозная мышь. Алиса завела с Одиозной разговор про котов, к которым она питала маленькую слабость. Однако мышь, оскорбленная Алисиной черствостью, удалилась, а вновь появившийся без мобильника Крот, который на глазах превратился в Кролика, зачем-то, как та мачеха в декабре за подснежниками, отправил Алису к себе домой за зарядным устройством к нему, и когда Алиса вернулась с ним, подсоединил его к отсутствующему мобильнику, отправив СМСку такого содержания «Qu-qu! Your Bunny Wrote» («Ку-ку! Твой Кролик Написал»), хотя все грамотные кролики пишут слово «Wrote», начиная со строчной буквы.
В доме Крота жираф-лиса Алиса вновь без разрешения выпила очередного пойла из крынки с надписью «Слонедар» и выросла до размеров слона. Однако крысы-лесбианки забросали слона-лису Алису камешками, превращавшимися в черничные ягоды, которые она в отчаянье начала интенсивно жевать, отчего все-таки превратилась в исходную лису Алису и убежала прочь из Леса Бианки.
Долго она скиталась по лесам и болотам Страны Дураков, петляя вокруг да около Поля Чудес, где все можно было осуществлять, согласно Правилам Типового Поведения, в том числе: лазить по деревьям, разорять птичьи гнезда, дразнить старых дев, таскать за хвосты всех его обитателей и т.п., и в итоге очутилась возле большого гриба, на шляпке которого восседал торговец пиявками Дуремар, куривший кальян.
Будучи маломощным по сознанию, Дуремар постоянно оказывал в безлюдное время содействие любому смертельному уничтожению наивности надежды на перегибщину, переусердщину и забеговщину в борьбе с прекращением томительности времени с целью радости жизни. Его выпуклая сердечная бдительность накрывала спецсачком и навсегда оставляла без деятельности любого оппортунистического врага жизни в болоте, отчего тело Дуремара было испещрено скважинами, а лицо забыло способность морщиться для печали. А если возникало развитие светлого момента стагнации совести, то преодолевая любопытство будущего смакования, он с медлительным ожесточением любил ежеминутно выступать с точкой зрения на чуждую ему тенденцию со словами: «Брызнем гражданской пучиной и размоем берега дистрибьютеров и промоутеров, ибо если мы все вымрем, то кто тогда будет считаться сынами человеческими?» Причем в молодости Дуремар подрабатывал тем, что на базарной площади городка, стоя на паперти, громко пропагандировал 50 % денатурат для примусов.
Для порядка Алиса пожаловалась торговцу пиявками на то, что в этой Стране Дураков она все время меняется в росте. Дуремар отнесся к растерянной лисе Алисе без всякого сочувствия, но с возгласом «Не имей зрения, а имей подозрения, чтоб вместо имущества иметь преимущества!» открыл ей финансовую тайну Поля Чудес.
Оказалось, что на этом Поле можно беспошлинно выращивать денежные купюры различного достоинства. Вскоре после этого Алиса удалилась, прихватив с собой кусочек гриба. Гриб пригодился Алисе, когда она увидела необъятный руками пионеров без галстуков коттедж с башенками, бассейнами, гротами и сточными канавами: она откусила кусок гриба и тут же превратилась в кошку, приблизившись к коттеджу, на пороге которого один лакей, сэр Сукабуду Навэки, похожий на рыбу, вручал другому, пану Недоебылосу, похожему на жабу, приглашение для передачи кошке-лисе Алисе с целью пожаловать в апартаменты к веселому, многогранному как стакан, Секвестру на партию в крокет.
Алиса долго выясняла у прислуги, можно ли ей войти, ничего не поняла из их ответов и вошла в коттедж. Она оказалась в кухне, где было не продохнуть от дыма; там кашеварила кухарка, мисс Люнь Тяй, а неподалеку сидела Япона-Мать с вопящим кровавым мальчиком в глазах; между делом мисс Люнь Тяй швыряла в обоих посудой, приговаривая « Я вас, как цену набью, а потом, также, и вздую»; за всем этим с ухмылкой наблюдал большой кот Базилио.
Удивленной Алисе Япона-Мать кратко объяснила, что кот улыбается, потому что он из Базеля, добавив, что вообще-то все коты умеют улыбаться. А главное, что он – хороший, и что кошке-лисе Алисе надо обязательно с ним подружиться. После чего Япона-Мать стала напевать визгливому младенцу колыбельную, от которой Алисе стало жутко.
В конце концов Япона-Мать швырнула сверток с кровавым мальчиком, но уже без глаз, кошке-лисе Алисе, та вынесла странно непоседливого похрюкивающего пацанчика из коттеджа и вдруг с изумлением увидела, что это – взбесившийся поросячий шашлык!
Тут перед кошкой-лисой Алисой вновь появился кот Базилио, и она спросила его, куда ей идти дальше. Базилио, улыбаясь, объяснил, что если, как она говорит, ей все равно, куда она придет, то идти можно в любом направлении, причем она может идти вместе с ним, держась за свободные руки. Кот спокойно заявил молодой кошке-лисе, что в Стране Дураков все ненормальные, после чего Базилио полностью исчез за исключением его широкой улыбки, висевшей в воздухе.
Это удивительное свойство кота Базилио пригодилось ему в той ситуации, когда веселый Секвестр, который всегда хохотал, даже внутри себя, приказал отрубить коту голову, испугавшись, что тот в Стране Дураков начнет создавать общественную организацию по борьбе с финансовым шантажом государства в отношении дураков, придурков и полудурков. Короче, Базилио сразу исчез, в воздухе виднелась одна лишь его голова, но как возможно отрубить голову, если у нее нет тела? Сам же Базилио только широко и обстоятельно усмехался.
Алиса же тем временем отправилась к профессиональным бездельницам Минуте и Секунде, ожидающим орально-моральное удовлетворение в виде пособия по беззаботице, великовозрастным дочерям беспутного Часа и попала на необыкновенное мероприятие. Секунда и Минута были вынуждены пить пиво не с бодуна или просто так, а непрерывно — таково было им наказание за то, что они убивали время. Поскольку они отнеслись к кошке-лисе Алисе весьма негостеприимно, запутывали её и поднимали на смех, Алиса решила отвязаться от них, но перед этим придумала маленькое для них наказание: проявляя попытку ослабить потенциальную приватизацию Страны Дураков, она уговорила этих двух уже немолодых старых дев скупить абсолютно все ваучеры морской кавалерии Арала, после чего сбежала.
Пробираясь сквозь леса и чащи, топи и болота, лиса Алиса достигла плантации Секвестра, где его подчиненные в должности садовников красили белые розы в красный цвет. Веселый придурок Секвестр, хозяин бесчеловечного ума и нечеловеческого рыжего тела, когда-то, почти достигнув полуполовозрелости, издал Указ, согласно которому в Стране Дураков вся изготовляемая местная водка с наклейкой «Водяра» в високосном году должна стоить ровно 366 рублей, а также Приказ, по которому вменял своим подчиненным рубить головы всем новоявленным посетителям его плантации. Увидев на ней кошку-лису Алису, Секвестр начал угрожать ей смертной казнью, объявив табу ее жизни, но его попытки разбивались о здравую логику Алисы, которая спокойно ответила: «А я положила свое вето на твое табу, Секвестр! И, вообще, ты – голова в инородном теле моей ментальности и позиционируешь для меня как коренной житель Страны Дураков, а значит все твои дурацкие желания и полудурочные потуги без Апеннинской визы не распространяются на меня, так что, любезнейший, решай свои проблемы в узком кругу своих ограниченных подчиненных. Тем паче, что между нами – метафизическая бездна». И то сказать, что после этих слов Алиса неожиданно вернулась в свое прежнее состояние, сделавшись лисой, и оказалась на пляже возле Маркизовой Лужи вместе с котом Базилио.
Да, кстати! Кот Базилио в молодости постоянно разрывался между похотью и ужасом от обязанности убиения крыс и мышей, необходимых для питания энергией его пушистого тела. И то сказать, что его половой инстинкт был извращен и испачкан, и в конце концов истощился в манере защищать с агрессивной изысканностью свое мартовское право сексуального террориста крыш Страны Дураков. Его бывшее молодое стройное тела со временем местами разбухло, обвисло, осело, а кое-где усохло, а творимый разврат, сделался вороватым и безрадостным, неосознанное же чувство молодости пожухло, превратившись в старческий ум. Пожилая морда его усатого лица выдавала унылую облезшую голову, переходящую в зигзагообразный корпус тела. Питался Базилио исключительно использованной рыбой, напуганный преследующим его неотвратимым ужасом, отчего подолгу пребывал в объятиях Морфея, не чувствуя при этом радости жизни. Основной тезис кота Базилио звучал приблизительно так: «Национальная идея нашей страны – дебет правосознания дураков! И, вообще, надо брать пример с благородных выходцев из России, которые не живут там, где воруют. А уж про многонациональное государство Израиль я умалчиваю».
Если Базилио невзначай где-нибудь в пустом районе ближайшей природы встречал мыша, то он нежно брал его зубами, гладил против шерсти а затем не спеша убивал его оземь, после чего начинал ласково хрумкать. Таким образам его устрашающий ужас угасал и становился прозрачным для невооруженного зрения стороннего наблюдателя. Так или приблизительно так заканчивался прием питания кота Базилио, сопровождаемый внимательно тоскующим настроением, заранее утомляя мысль о пользе мелких млекопитающих.
Но, вот, Буратино соглашается вместе с лисой Алисой и котом Базилио идти в Страну Дураков. От наплыва эмоций он замечает, что «таких прекрасных друзей не бывает, ибо таковыми бывают лишь почитаемые и почитываемые жалостливые родители, если, конечно, кто от них образовался. Хотя, знаете ли, в Конституции нет такой статьи “ быть почитаемыми родителями”».
По пути в страну Дураков, потеряв из виду нерадивых сопляжников – лису Алису и кота Базилио, на Буратино нападают бандюги, видимо ХАМАСятина, с топором и лопатой, сбивают его с ног и спешно волокут в припозднившийся остаток концентрированного вечернего мрака без ориентации по азимуту. Лесная тропа смиряется с силой бегущих ног ХАМАСятины, а сам ветер обдувает деревянные внутренности Буратино, останавливаясь где-то возле его длинного носа; руки мальчишки ритмично расталкивают напрасный воздух, не останавливаясь для мысли о Поле Чудес или желания лазить по деревьям, разорять птичьи гнезда, дразнить мальчишек, таскать за хвосты собак и кошек.
Текущее время сонной, удушающее незримой ночи перестает продолжаться, невзирая на то, что раскинутые локти Буратино межуют глубокие следы на болотной тропе. Убогое чувство неведомого страха активизировало на немигающем лице деревянного мальчика сморщенную мысль жалости к самому себе. У Него невероятным образом открывается способность достигать цели скудными неспециализированными приспособлениями, исполняя сложившуюся ситуацию необычным образом, поэтому он прячет полученные от Карабаса-Барабаса 5 золотых монет за щеку, притворившись счастливым от равнодушия к дальнейшей жизни. Ему вспоминаются слова мудрого Сверчка из каморки Карлоса о том, что, когда уходит Надежда, то остается терпеливая Вера.
Буратино с самого первого взмаха ножа Карлоса прекрасно знал пользу лишних вопросов, поэтому, когда его волокла вниз головой неопознанная ХАМАСятина, из тревожного сопротивления нагнетал свое тело спешностью, да так, что он переваливалось по тропинке сбоку набок, его длинный нос взрывал влажную топь болота, отчего пот между его ног начал пахнуть сосновой мочой.
Так вот. Поскольку Буратино спрятал монеты в рот, то, чтобы вытрясти их, ХАМАСятина вешает мальчишку на дереве вниз головой и удаляются.
Утром висящего на дереве Буратино обнаруживает Мальвина, вместе с пуделем Артемоном сбежавшая от Карабаса-Барабаса, притеснявшего нищих, но гордых кукольных актеров. С чисто девичьим энтузиазмом она берется за воспитание неотесанного мальчишки, что кончается его водворением в темный чулан. И все по той причине, что она никак не может определить свое отношение к мездрюшке, который в нее втюрился.
Так вот, мездрюшка этот – Грустный Пьеро, который постоянно мечтает, как он и Мальвина в пылу невостребованной страсти тайно приобретают в голом порядке друг дружку. Ради этого он идет на неоправданные жертвы: отказывается от конфискации разового поцелуя собственного обосранного и бесприютного ануса, благодаря чему живет с удовлетворением целый год, пока оно его не покинуло, после чего плохо кушает манную кашу, да так, что чуть не помирает от самого себя, сознавая, что все умершие – особые экземпляры Господа Бога. Но однажды ему было видение, от которого он начал различать в своем теле скорбь от организованного движения тетеньки в черном хитоне с косой на самого себя.
Друган же его, Арлекин, который постыдно побуждал самого себя и окружающих адаптироваться к обывательским условностям, советовал: «Не ешь клюковку, коль морщиться тебе не в кайф!». Поэтому, однажды, сухим способом стирая пятна телесной любви к Мальвине со своих штанов, Пьеро сделал самому себе ножной удар в пах и надумал сочинять стихи, причем писал их в полной темноте и исключительно без ошибок. В своих выстраданных виршах Пьеро от размытости и иррациональности символизма приходит к поэтике сложнейших лирических ассоциаций.
Из заточения деревянного пацана выводит летучая мышь, и, вновь встретившись с лисой Алисой и котом Базилио, до сих пор доверчивый Буратино наконец-то добирается до Поля Чудес, почему-то похожего на свалку, делает вид, что закапывает монеты, но садится ждать урожая. Коварные лиса Алиса и кот Базилио натравливают на Буратино местных полицейских бультерьеров, и те сбрасывают деревянного недоумка в реку.
Закомуфлированная под ХАМАСятину Лиса Алиса втайне от кота Базилио пытается выкопать как бы зарытые в Стране Дураков 5 золотых монет. Но не находит их. В это время к ней приближается кот Базилио и начинает требовать выкопанные деньги. Лисе Алисе ничего не остается, как только с яростью воскликнуть в сторону кота: «Если я говорю что не нашла, значит не отдам, даже несмотря на анальные кары с твоей стороны. Улыбайся, улыбайся, котяра! Ежели ты 7-месячный недоносок, то пусть оставшимся сроком тебе будет артистическая уборная у Карабаса-Барабаса!», – и убегает в поисках правды.
Пацанчик, сделанный из полена, утонуть не может. Пожилая черепаха Тортила открывает Буратино глаза на алчность его приятелей и дарит ему золотой ключик, который некогда уронил в реку человек с длинной бородой. Ключик должен открыть какую-то дверцу, и это принесет счастье. Возвращаясь из Страны Дураков, Буратино спасает перепуганного Пьеро, также сбежавшего от Карабаса-Барабаса, и приводит его к Мальвине. Пока влюбленный мездрюшка безуспешно пытается утешить Мальвину своими стишками, на опушке леса начинается страшный бой, зачинщиком которого, конечно был храбрец Артемон, пудель.
Душа заочно живущего Артемона с переменным значением, но постоянно излучала излишнее тепло его собачьей жизни, даже в те счастливые для пса мгновения, когда он под самый вечер возвращался после очередной драки не полностью весь. Как всегда, припозднившийся остаток мрака скрывал его боевые потери на марше: и перекусанный полностью в четырех местах хвост, из которого сила времени потихоньку освобождала вырванные шерстяные заплатки, и его искушающий левый глаз, который перестал терпеть вечность в том виде, как она есть, отчего и закрылся, и боль сломанной левой передней лапы, что напрочь уничтожала ничтожный остаток собачьей нежности на его мохнатой морде. «Я вас не сознаю», – обычно выражал внутреннюю уверенность в самом себе и этакую экзальтированную позу после драки его пока еще другой зрячий глаз, забывший про обязанность агрессии, переходящей в зверство превосходящего бойцовского ума, при виде севшего посидеть на краю дороги уличного кота.
Итак, Артемон вместе с лесными птицами, зверями и насекомыми вступил в драку с собаками из полиции и приближалось оконечное время наступившего желания победить, и воздух зачерствел от хриплого визга и лая, и, вот, наконец, пудель с хрустом перекусил сонную артерию великовозрастному, но мелкопоместному бультерьеру. Артемон, одолевший противника, не почувствовал от его омертвелости отчетливого умиротворения, однако, сильно ощутил усталость, утолившись работой драки. Лохматая голова поверженного полицейского пса хранила нерастраченные мысли зла, вследствие начавшейся скуки жизни, о чем свидетельствовали оледенелые зрачки поверженного. Так уж получилось, но растерзанный кобель понял, что не может больше существовать, и стыд охватил его негнущееся туловище поперек хребта при издыхании на поле брани.
Но всему приходит конец. И когда к победителю Артемону в первый раз за его бойцовский период по вызову приехали сучки с красным крестом, он понял, что это – абзац.
Пытаясь схватить Буратино, Карабас-Барабас приклеивается бородой к смолистой сосне. Враги отступают. И вот, после неудачной попытки поймать деревянного придурка Буратино, сидя в трактире с Дуремаром, Карабас-Барабас, расковыряв своей толстой, вонючей до омерзительности ногой несбывшееся прошлое, неразрывно связанное с его предпочтительным блудом в процессе грязных торопливых случек с артистами художественных театров, сообщает о том и о сем, в том числе и о золотом ключике, который он как-то по случаю утопил в болоте, и который днями позже нашла черепаха Тортила и подарила Буратино, и, который, самое небезынтересное, есть отмычка от дверцы, спрятанной за нарисованным очагом в каморке Карлоса. Короче, лепит горбатого, т.е. повествует складно о том, чего и вовсе не было в натуре.
Итак, вся дружеская кавалькада кукол, мелких домашних животных и Буратино спешат домой, отпирают дверцу и только успевают захлопнуть её за собой, как в каморку врываются полицейские с Карабасом-Барабасом. Подземный ход приводит наших героев к сокровищу — это изумительной красоты… театр. Причем театр, без режиссера с плеткой-семихвосткой, в котором куклы-марионетки становятся настоящими актерами.
Весело играет музыка, а голодающих артистов ожидает за кулисами горячая баранья похлебка с чесноком. Доктор кукольных наук Карабас-Барабас остается сидеть в луже под дождем.