Ювелир : Любовь каррикатуриста. на конкурс

— Черточка к черточке, штрих к штриху, былинка к былинке, эх тяжела моя работенка. Другому поди что кажется: сидит себе человек в пиджачке сереньком, на карандашик поплевывает и выводит каракульки, и ведь не в домек ему, что на самом деле карррикатурка моя, которая вот даже в газету сегодняшнюю пойдет, про мэра нашего, ведь она настолько же полноценна и полновесна как скажем мазня какого-нибудь Шостаковича. Потому что и я и Рембрант этот, мы ведь таланты, прости за наглость, мы ведь глыбы, просто Дейнека этот он талант огроменный как куча конская, а я маленький, как овечий выкакаш, понимаешь ты меня или нет деточка?
Деточка сидела на самом краю кресла и теребила в руках блокнот, который захватила с пресс конференции. Ей сегодня нужно было поставить оценку по практике в газете «Твой полдень» небольшого провинциального городка. Но пока редактор был занят, она решила посидеть у Самуила Петревского, замечательного дедушки и прекрасного тихого, и в меру пьющего карикатуриста.
- А что, Светочка, видела ли ты мои настоящие объемные каррикатурки?
- ой, а вы Самуил Аркадьевич и 3 Д рисуете?
- Рисую деточка, рисую, вот придешь ко мне домой и посмотришь, я ж дедушка старенький, бояться милая тебе нечего, а то может придешь к старику, чаю попьем?
- Конечно, конечно приду, а сейчас побегу надо практику ведь проставить
Ну беги, беги милая, забормотал старик. А в груди у него зрело прекрасное и светлое чувство. Нахлынyли на него воспоминания, мелькали перед глазами образы женщин, образы самых лучших его карриратур. Смотрел он в них через закрытые веки, всматривался в тонкие нежные лица.
Понимал Самуил Аркадьевич, что настигла его новая любовь, что неприменно должен он создать лучшую свою карикатуру, лучшую и последнюю.
В семь вечера на крыльце художника застучали переминаясь с ноги на ногу звонкие каблучки молоденькой девочки. Вышел старый Самуил поздоровался со Светой, приложил ей к личику тряпочку с хлороформом, затащил домой и принялся ее ебать, как последнюю зашоренную шлюху. Ебал он ее очень долго, ссал ей в лицо. Блевал на спину и даже танцевал на животе очнуквшей и орущей от боли молодой журналоистки.
Потом связанную ее потащил в подвал и показал ей карикатуры, которые вовсе не карикатуры были, а отрубленные и изродованные женсике головы.
Потом ударил ее старик об порог, пнул сапогом по ебалу и достал напильник, которым начал сдирать с нее миллиметр за миллиметром блядскую кожу.
А что поделать старики люди тонкие, влюбчивые, тем более карикатуристы, тем более один хуй все сдохнут, а любовь она ведь нечаяная, не просчитать ее.