wuprui : Аркаша

Аркаша был… ну… таким что-ли… ну как бы это сказать… эх, да что тут скажешь? — Обычным был Аркаша...
Хорошо автору иметь дело с людьми великими, смаковать выдающиеся черты характера, описывать невероятные приключения, выпавшие на их долю, цитировать их мудрые речи. Неплохо с красивыми — тут есть в арсенале и нежный изгиб шеи, и милые ямочки на щеках, и глаза, как два озера, в которых хочется утонуть, и тяжёлый мужественный подбородок, да и, в конце-концов, скулы, словно высеченные из камня. Короче, есть где разгуляться. На худой конец сгодится даже кто-нибудь с дрянной внешностью. Можно было бы начать как-то так: это был уродливый горбун, с глубоко посаженными злобными глазками и оттопыренными ушами…
Но к несчастью (моему, а не Аркашиному) Аркаша горбуном не был, глаза его были не злобные и посажены были, к сожалению, обыкновенно и даже оттопыренные уши, оттопырены были явно недостаточно, чтобы я позволил себе заострять внимание читателя на этой совершенно обычной оттопыренности. В общем намаялись бы менты, вздумай они составить Аркашин фоторобот.
Он заочно учился (конечно же Аркаша, а не фоторобот), а точнее — числился на втором курсе самого обычного института, на обыкновенном факультете. Работал обычным веб-дизайнером, в обычной маленькой фирмочке, которая, как обычно, именовалась гордо — студия веб-дизайна.
Сайты, сходившие со студийного конвейера, были абсолютно бесполезны. Их достоинство исчерпывалось тем, что директор фирмы, заказавшей сайт, мог хвастаться перед друзьями и написать на визитке его адрес. На них обычно размещается пара глупых статей, бессовестно украденных с таких же бессмысленных сайтов и грандиозная новость — нашей фирме 3 года. Ура! Если через год на этот сайт каким-то чудом не забивают(среди сайтов такого сорта это уже считается долгожительством), то на нем появляется вторая новость — нашей фирме 4 года. Ура! Появления на таких сайтах третей новости наукой пока не зафиксировано.
Ни один подобный сайт не обходится без унылого опуса под монотонно-однообразным названием «О компании». В опусе врут, что на фирме работают сплошные профессионалы, любящие своё дело. Что они быстро и качественно решают любые поставленные задачи и целуют в попу клиентов.
Дальше всё зависит от специфики — могут расписывать достоинства товаров, могут рассказывать о предоставляемых услугах. Порой и вовсе пишут что-то совершенно непонятное, но обязательно с эдаким привкусом чего-то очень умного и современного.
Такой эффект модной современности достигается просто — нужно почаще использовать слова типа: имидж, комьюнити, юзабилити, креативный, целевая аудитория, концепция, корпоративная этика, брэйн-шторм, дэд-лайн, хэппи-е… ой нет, последнего уже не надо.
Эта хитрость нужна, чтобы посетитель, ничего не поняв, проникся невольным уважением к очень умным сотрудникам этой компании, наивно пологая, что они-то уж понимали о чём пишут. Таков излюбленный приём бездельников — ну не писать же в самом деле, что мы ничего не делаем, а только выдуриваем деньги — ведь это может плохо отразиться на бизнесе.
Такие конторы, кстати, и называются как-нибудь непонятно: креативное бюро, Пи Ар агентство, или агентство стратегического планирования (так и вижу, как сотрудники играют в шахматы, покуривая план).

Понятно, что эскизы сайтов, которые мастерил Аркаша, были ещё более бесполезны, чем сами сайты, тем более что Аркаша, как истинный веб-дизайнер, считал информацию врагом композиции и всячески пытался сделать ее как можно незаметней, превращая свои творения в чистое искусство, не замутнённое налётом полезности.
Это давало Аркаше полное право считать себя творческой личностью. Ведь, как известно, самый верный способ оценить личность в творческом разрезе — это посмотреть внимательно на результаты этого самого творчества. Чем меньше от них практической пользы, тем больше оснований у личности перевести себя из ранга просто личностей в личности творческие.
Вот например пошьёт человек костюм. Хороший такой костюм — удобный. Носят такие костюмы люди и радуются. Кто же этот человек после этого? — Хороший портной, да и только. А вот слепил бы он какую-нибудь хламиду из использованных пластиковых бутылок, в которую залезть сложно, не говоря уж о том чтобы носить, да назвал бы это чудо как-то типа «сделаем мир чище», тут бы всем и стало ясно — творческая личность. Или вот, скажем, архитектор жилой дом состряпает. Живут в нем люди и не нахвалятся — ну всё в нём удобно и продуманно, всё в нём есть для беззаботной жизни, даже санузлы. Ну и назвали бы такого архитектора в лучшем случае профессионалом. А вот если бы он, скажем, башню хитро закрученную создал, без окон без дверей, перекошенную всю, того и гляди рухнет, то все сказали бы дружно: «ясен пень — личность творческая».
Тут, кстати, понятно становится, почему даже самые завалящие художники, актеры или, там, писатели, все сплошь творческие личности, и напротив — люди более конкретных профессий, лишь в виде исключения удостаиваются этого звания. Согласитесь, что фраза: инженер — личность творческая, звучит как-то нелепо.
Вообще-то я считаю, что надо проще к этому относиться — творческая личность, не творческая… какая разница? Главное чтобы человек был хороший. Я вот, например, тоже творческая личность и не стыжусь этого, хотя бабушка моя не одобряет. Но я отвлёкся.

Было у Аркаши, конечно же, и хобби, естественно, самое заурядное — Аркаша увлекался фотографией. Больше всего он любил снимать ржавые гвозди, трещины в асфальте, грязные заводские трубы, обшарпанные урны… Продолжать можно долго, но не буду — тенденция и так просматривается и говорит о том, что Аркаша был человек креативный (согласитесь, вполне обычное явление в наше время, другое дело — лет пятнадцать назад, тогда креативных людей вообще не было). Аркаша справедливо полагал, что фоткать ржавые гвозди и трещины в асфальте, гораздо креативней, чем какие-то, там, банальные памятники или природу.
Выходит, что Аркаша был одновременно и креативным человеком и творческой личностью. И тут мы сталкиваемся с эдаким подсознательным диссонансом, уже вошедшим в привычку и потому незаметным. Казалось бы — ну что тут такого диссонансного? Вроде бы и ничего, но вот засела в мозгу неудобная мыслишка, как неудачно подогнанный шов в кроссовке — вроде как незаметно по началу, но со временем натирает.
И вот, если углубиться в этот ментальный дискомфорт, можно увидеть, что он состоит из трёх, не дающих покоя разуму, вопросов: может ли творческая личность не быть креативным человеком? И наоборот — может ли кретивный человек не быть творческой личностью? И, в конце-концов, вообще какая разница?.. Когда я поделился этими соображениями с одним знакомым, он рассказал мне, что встречал человека, который был знаком с другим человеком, которому один человек объяснял какая. Да тот толком ничего не понял — уж больно сложно всё оказалось. Но что-то не очень-то я верю этому знакомому.
Так вот и живём с натирающими такими мыслишками. Слава богу привыкли. Да и как не привыкнуть в наш век неудобных китайских кроссовок?

В свободное время Аркаша, бывало, пил пиво с друзьями. Пивал и водку. Несколько раз напивался даже до состояния «ты меня уважаешь», после чего рыгал. Один раз — из своего окна, купленной родителями квартиры, прямо на подоконник «низких», как шутил Аркаша, соседей (низкими они были не в моральном смысле, а просто жили этажом ниже). Потом было мучительно стыдно с ними встречаться — они точно знали чья это работа, потому что, хоть Аркаша и жил не на последнем восьмом этаже, но на последнем девятом жила старушка — божий одуванчик. Она была вне подозрений.
Раз десять Аркаша курил план, чувствуя себя при этом гангстером. Последний раз план попался хороший, поэтому Аркаша больше не курил, опасаясь проглотить язык (чёрт его знает где он этого нахватался).
Один раз Аркаша был на Казантипе и там познакомился с одним нормальным пацаном. Тот по дешёвке отоварил Аркашу кокаином, который на самом деле был крупицей амфетамина разбодяженной непонятно чем, может даже сахарной пудрой; но вера всё-же перевесила правду и сомнительная смесь вставляла как самый благородный продукт.
Аркаша втайне гордился этим приключением и часто рассказывал друзьям о том, как он «закидывался кокосом по ноздре». В такие минуты он чувствовал себя уже не просто гангстером, а самим этим… как его… ну у которого лицо со шрамом.
Девушки у Аркаши, конечно, мелькали, но редко — он был робкий парнишка, а девочки, как известно, робких не очень… разве что у тех денег нормально, а у Аркаши было так себе. Тут прослеживается некая вселенская справедливость и гармония жизни: Аркашины избранницы были тоже так себе (признаюсь, что слово «избранницы» не очень-то подходит, так-как подразумевает выбор — некое активное действие, а здесь, скорее, имел место случай. Было бы точнее сказать — Аркашины случайницы, но я посмотрел в словаре — такого слова в русском языке почему-то нет).

Вот таким обыкновенным ботаном был Аркаша. Жил не то чтобы счастливо, но и не так чтоб уж горько — обычно.
Так бы и прожил он свою пресную ботанскую жизнь, но судьба уже готовила Аркаше яму на его заурядном жизненном пути. Яма, стоит отметить, тоже была не сказать что бы какая-то особенная. Обычная яма, да и не яма даже, а так — неровность. Но Аркаша о таких неровностях только слышал, ну и мечтал порой, как лихо он с ними справится, но сталкиваться лично, пока не доводилось. Так что, по Аркашиным меркам, ждало его происшествие ну просто из ряда вон. А во что оно вылилось в итоге, так вообще...

А начиналось всё так. Шёл Аркаша вечером по улице, не важно куда и откуда, а важно, что на встречу ему шли босяки, а ещё важнее то, что пути их пересеклись. Да и могло ли быть иначе, когда это та самая яма, приготовленная самой судьбой? А от судьбы, всем известно, не уйдёшь. Так и закрутилась череда событий круто изменившая… Ну в общем узнаете.

Парочка пацыков демонстративно преградила Аркаше путь. Как я уже говорил, Аркаша не раз справлялся с такими вот самоуверенными типочками в своём воображении, и не то что с двумя, а и с тремя, а один раз даже с четырьмя. Правда ему всегда наносили какую-нибудь травму, но всегда незначительную, лишь для того, чтобы красивая девушка, спасённая от хулиганов, очень похожая на одну актрису, имела возможность полечить своего спасителя, разумеется, со всеми вытекающими.
Но то был другой Аркаша — храбрый. Этот же был жидковат и храброго даже не знал — они как-то ни разу не встречались. Поэтому Аркаша предал свои мечты, весь съёжился, видимо, инстинктивно пытаясь исчезнуть, и заложил вираж в отчаянной попытке проскользнуть незаметно. Это, конечно, была утопия.
Один из молодчиков шагом в сторону отрезал путь к свободе. Аркаша посмотрел пронзительно-умоляюще, посылая телепатический импульс: «Ну спроси, что-то безобидное и отпусти, например, как пройти в библиотеку». Телепат из Аркаши был хреновый.
Тут Аркаша узнал босяка в чьём лице столкнулся с непреодолимой преградой, — Лёха Иванченко по прозвищу Ваня. Когда-то они учились в параллельных классах, и уже тогда Ваня слыл отпетым бандюгой.
Аркаша ухватился за спасительную, казалось, идею и довольно убедительно разыграл радостную встречу с давно пропавшим товарищем, полагая, что напомнив о знакомстве, получит привилегии и поблажки. Он заблуждался.
Тонкий психолог кривых подворотен, Ваня искренне и шумно обрадовался старому друзяке: долго тискал трусливую Аркашину ладошку, хлопал по плечам, раз даже потрепал по щеке. Теперь Ваня с Аркашиной помощью приобрел статус друга, а другу отказывать как-то неудобно, я бы даже сказал — западло.
Укрепив таким образом свои позиции, Ваня в двух словах обрисовал вновь приобретённому другу Аркаше затруднительную ситуацию в которой оказался с товарищем. Выяснилось, что телефон его спутника — в ломбарде, а свой, ну надо же какое досадное совпадение, он вот совсем недавно уронил неосторожно, да так неудачно, что тот взял и перестал работать. В этой связи он и его друг будут очень признательны Аркаше, если тот любезно позволит им воспользоваться своим.
Аркаша знал, чем обычно заканчиваются подобные просьбы — не маленький, но застигнутый врасплох, замешкался. Момент, когда можно было попытаться соврать, что телефон где-нибудь забыт, был безнадёжно утрачен.
Он непослушной рукой протянул Ване свой мобильник, испытывая противоречивые чувства: одна часть сознания прощалась с трубой навсегда, в другой затаилась надежда на чудо, подтверждая седую мудрость о том, что она умирает последней.
Чудо не состоялось. Короткий телефонный разговор закончился приговором: «… Лады, чуть-что, брякнешь на этот номер». Ваня объяснил Аркаше, что предстоящий звонок в буквальном смысле вопрос жизни и смерти, поэтому Аркаша (сразу видно — нормальный пацан) просто обязан выручить Ваню и оставить ему свой телефон.
– Буквально на денёк, — пообещал Ваня и заверил Аркашу в том, что тот получит трубу в целости и сохранности не позднее чем завтра в это же время на этом же месте.
– Ну ты же меня знаешь, — успокоил Ваня напоследок и, считая вопрос решённым, обозначил намерение удалиться.
Аркаша знал, поэтому поспешил возразить, ссылаясь на причины не менее важные, чем у парней, которые к огромному сожалению, при всём его искреннем желании, не позволяют оставить свой телефон ребятам, безусловно, достойным и заслуживающим доверия.
Ваня, прожжённый гроссмейстер районных тёрок, принял вызов, тут же поинтересовавшись, что же это за досадные причины. Аркаша, которого застигли врасплох повторно, сбивчиво залепетал что-то про друга, с которым договорился, всем своим существом ощущая недостаточный вес аргументов.
Ваня с понимающей улыбкой выслушал сбивчивые объяснения. Согласился, что друг — это, конечно, серьёзно, но обстоятельства, заставляющие его всё-таки оставить телефон у себя, ну просто, несоизмеримо более серьёзные. Он упомянул позорных волков в синих мундирах, рыщущих в поисках жертв. Намекнул на море слёз и океан страданий, которые сулит зона одному очень достойному и уважаемому человеку. Объяснил, что предстоящий звонок — решающий аргумент в извечном вопросе: быть или не быть. Напоследок уверил Аркашу, что своим благородным поступком, тот, по сути, спасет, ну если не жизнь достойного пацана, то свободу уж точно.
Всё было рассказано по секрету, с налётом интимности. Ваня как-бы приобщил Аркашу к тайному благородному братству, что, понятное дело, накладывало некоторые обязательства. В свете оказанного доверия телефон представлялся ну просто детской погремушкой.
Аркаша обречённо понял, что в искусстве импровизации безнадёжно проигрывает ушлому босяку — крыть было нечем.
Скорее по инерции, чем веря в успех он пытался настоять на своём, на что Ваня сурово и сдержано подивился Аркашиному непониманию очевидных вещей и осудил нездоровое упорство в пустячном, по сути, вопросе — ну подумаешь, всего лишь день без трубы, было бы из-за чего садить кипиш.
Уже не в состоянии мыслить связно, Аркаша с какими-то всхлипами, как-бы в последней агонии бросил тело в сторону телефона. Тогда Ваня не больно, но обидно до слёз дал Аркаше по шее и срачом придал ускорение Аркашиному телу, порекомендовав сохранять величину и направление вектора скорости постоянными хотя бы в течении пяти минут в целях личной безопасности.

На следующий день, остро осознавая бессмысленность этого поступка, Аркаша все же явился на предполагаемое место встречи, вновь подтвердив старую истину о надежде. Но даже в случае Аркаши, отличающаяся какой-то особой живучестью, она умерла спустя сорок минут после назначенного часа.
Он с тоской вспомнил свой телефон, который скорее всего, сейчас толкает на радио-рынке какой-нибудь барыга, а эквивалент злосчастной мобилы душистым конопляным дымом оседает на лёгких Вани и компашки, или накатывает опиумной волной на их жаждущие вены.
Аркаша всё стоял и непроизвольно перебирал в памяти все случаи, когда он пострадал от сильных и уверенных. Ненависть и обида клокотали в его душе. В этом кипящем котле вызревало мужественное решение.

Тренер по боксу не без оснований скептически отнёсся к Аркашиным перспективам в этом виде спорта, но Аркаша платил. За свои деньги Аркаша получал возможность молотить грушу и советы типа: держи руки выше, не откидывайся назад, следи за ногами, расслабь руку во время удара. Советы давались не глядя, так, для создания атмосферы. Аркаша держал, не откидывался, следил и расслаблял — в общем старался.
Иногда тренер ставил его в спарринг. Тогда Аркаша летал по рингу, как сраный веник, под дружное одобрение окружающих. Аркаша терпел и работал. Он помнил цель и шёл к ней.

Шло и время. Аркаша уже знал что такое хук, апперкот и джеб. Походка его стала более уверенной и упругой. Краем глаза он любовался своими точными и отточенными движениями, когда дубасил грушу. Груша гулко одобряла мощные Аркашины удары. Аркаша чувствовал в себе какую-то незнакомую ранее энергию, какую-то внутреннюю уверенность и собранность. Однажды он понял: «Пора.».
Случай представился быстро. Ваня стоял в укромном закоулке близлежащего парка и оживленно беседовал с каким-то типом. Аркаша выжидал.
Спустя минут двадцать тип пожал Ване руку и утонул в сгущавшихся сумерках. Время было позднее и людей поблизости видно не было, да и место было подходящее — укромное. Аркаша вдохнул и шагнул в неизвестное.
Нервы звенели туго натянутыми струнами, но Аркаша оставался собранным и внимательным — занятия боксом не прошли даром. Он надвигался на Ваню неумолимый как рок. Когда они поравнялись и Аркаша преградил дорогу, Ваня остановился и уставился на Аркашу выжидающе.
– Узнаёшь? — спросил Аркаша.
– Да. — просто ответил Ваня и улыбнулся доброжелательно.
Тогда Аркаша выдал фразу, которую он уже давно смаковал в своём воображении, убийственную и лаконичную, как выстрел. Дословно приводить её здесь я не стану, щадя хрупкую психику защитников морали и нравственности, но суть её сводилась к тому, что здесь и сейчас Аркаша сделает из Вани пассивного гомосексуалиста.
Не успело последнее слово расстаться с Аркашиными губами, как Ваня, всё так же добродушно улыбаясь и не доставая рук из карманов, просадил с ноги, можно сказать, в самое Аркашино будущее, прямо по не рождённым ещё детям. Возможно подстраховываясь, решил обезвредить тот самый орган с помощью которого Аркаша собирался изменить Ванин социальный статус.
На боксе такому не учили. Мир сжался до размеров яиц и запульсировал пронзительной болью. Аркаша уже не чувствовал, как коротким ударом лба в переносицу Ваня опрокинул его на землю и ещё немного попинал ногами без особого, правда, энтузиазма. Всё было проделано в течении секунд десяти, без злости и желания, как работа, которою хочется закончить побыстрее, но при этом нужно сделать хорошо.

Пока Аркаша зализывал раны, психика воздвигала защитные конструкции. Хитрая бестия не допускала простой мысли о том, что Аркаша был просто слабак и размазня, и месяца занятий боксом явно недостаточно для каких-то значительных сдвигов в этом вопросе (мне кажется, что Аркашина былая уверенность в своих силах — это заслуга тренера, чьи задатки психолога перевесили тренерские навыки — не успел научить, а поверить уже заставил). Вместо этого изворотливая психика нагородила сложных концепций основанных на низком коварстве противника и непригодности тонкой Аркашиной натуры к тупому накачиванию мышц и маханию кулаками.
Нужно заметить, справедливости ради, что и тут никак не нарушается Аркашина заурядность — такое поведение психики свойственно людям. Порой в сознании человека спокойно сосуществуют не то что взаимоисключающие идеи, а иногда и целые антимиры, которые, если вдруг соприкоснуться, то просто разорвут незадачливое сознание на мелкие клочки, которые, пожалуй, и дедушка Фрэйд не соберёт. Чтобы этого не произошло, психика и научилась строить разные барьеры, наводить миражи, где нужно — быть глухой, где нужно — слепой и многим другим очень разнообразным ментальным хитростям.
Вот бывает к примеру: сидит скупердяй в ресторане и усердно фиксирует каждый промах официантки, так увлекается, что даже вкуса блюд не чувствует (в этом деле даже мнимые ошибки принимаются, а зачастую только мнимые). Это всё для того, чтобы потом чаевые не оставлять и считаться при этом справедливым человеком, а не жлобом. А вечером дома наткнется на безделушку, совершенно ненужную (в любом доме со временем такие появляются) и ночью спать не будет, а будет выдумывать кому бы подарить. Даже если не придумает, психика всё равно поставит плюсик в графе «щедрость» — за намерение, а если придумает, то два, ну а если ещё и подарит, то вообще три. Во какая психика умная.
Такие психологические выкрутасы можно наблюдать повсеместно, образовались даже эдакие психо-клише: бьёт — значит любит; смелый, но осторожный; я пью, лишь потому что бросить могу в любой момент; ненавижу расизм и черномазых и т. п.
Я глубоко убеждён, что лишь благодаря уникальным способностям человеческой психики соединять несоединимое, не видеть очевидного, врать самой себе и при этом искренне верить, могут существовать такие профессии как, например: политик, чиновник, мент, судья, прокурор, определённый тип бизнесменов, определённый тип журналистов, да и вообще определённый тип.
Очевидно, что вся современная цивилизация только на этом-то и держится. Если бы вдруг психика утратила свои иррациональные способности, то президент застрелился бы не выдержав угрызений совести, предварительно застрелив всех замешкавшихся министров, да и те, что успели бы улизнуть, вскоре повесились бы сами, по тем же причинам. Чиновники бы раздали всё-при-всё беднякам и пошли бы босиком по миру, посыпая головы пеплом. Этот пепел повис бы над землею облаком смога, закрывающим солнце, и планету окутала бы тьма, оглашаясь иногда стонами народных депутатов. Их слёзы затопили бы большую часть суши, а от ударов лбами о землю начались бы сильные землетрясения. Грянул бы Апокалипсис. Как говорится в одном хорошем фильме: «… в общем все умерли».

Аркаша поправился. Мысль о возмездии, вскормленная вынужденным бездействием, стала огромной, вытеснила все остальные мысли и обрела все признаки шизофрении. Семя ненависти проросло очередным коварным планом.
Теперь Аркаша, наученный горьким опытом, не собирался полагаться на свои силы. На сей раз он решил воспользоваться услугами наёмников. В бытность свою боксёром он завёл пару полезных знакомств и теперь пришло время воспользоваться связями.

Полутяж Геша выглядел достойным кандидатом. Аркаша предложил сделку. Геша согласился охотно. Он настоял на предоплате в размере половины месячной Аркашиной зарплаты, получив которую, продолжил заниматься собственными делами и потерял к Аркаше всякий интерес. На Аркашины робкие вопросы — а когда же, собственно, начнутся активные действия отвечал по- боксёрски уверенно и по-боксёрски же коротко — скоро. Аркаша ждал. На счет «скоро» Геша не соврал и вскоре уехал жить в Америку.

После этого Аркашина ненависть к Ване усилилась настолько, что стала единственным его чувством, не оставив шансов даже чувству голода. Казалось бы, уж сейчас-то Ваня при чём? Но воспалённый разум уже был пленником абсурда. Единственное чувство вызывало в душе единственное желание. Одиночество желания — залог целеустремлённости.
Аркаша больше не строил планов, не думал, не знал. Он импровизировал в порыве болезненного вдохновения. Впервые в жизни он действовал решительно и чётко.
Со скрупулёзностью орангутанга, ловящего насекомых в шерсти собрата, Аркаша прощупывал бывших однокашников и вообще всех причастных на предмет Ваниного адреса. Среди них были такие персонажи, с которыми ещё недавно Аркаша предпочёл бы не связываться. Всю свою жизнь он избегал подобных встреч, инстинктивно чувствуя, что они — серьёзная угроза воздвигнутой на иллюзиях самооценке. Однако никто ни жестом ни словом не выказал недоверия, агрессии или насмешки — нервное напряжение а так же, хоть и нездоровое, но всё же бесстрашие преобразили Аркашу и стали его щитом.
Заполучив вожделенный адрес, он напросился в гости к одному из друзей, подгадав момент, когда его родители уехали на дачу. Аркаша помнил, как тот показывал ему папин пистолет, из которого они, упиваясь противозаконностью, даже постреляли на пустыре, воспользовавшись отсутствием владельца и некоторой его небрежностью к правилам хранения оружия.
Не успев переступить порог, Аркаша попросил чаю. Друг вышел на кухню и Аркаша метнулся к шкафу. Сердце молотило, пытаясь пробить грудную клетку. Аркаша дрожащей рукой выдвинул нужный ящик… Пистолет был на месте...
От чая Аркаша отказался, сказал, что вспомнил вдруг о важном деле и ушёл, оставив друга в недоумении.

Аркаша стоял перед дверью Ваниной квартиры. Он снял пистолет с предохранителя и вдавил кнопку звонка. Незатейливый мотивчик прозвучал реквиемом. Тяжёлая плита пугающей неизбежности раздавила остатки Аркашиного внутреннего мира. Единственной движущей силой осталась инерция, влекущая его в пропасть.
Ваня открыл дверь. Аркаша поднял пистолет на уровень его лица и судорожно дёрнул курок… Тихий металлический щелчок прогремел взрывом в гудящей напряжением тишине. Пистолет был не заряжен. К счастью, об этой мелочи, в смятении последних часов, Аркаша не подумал. Этот несостоявшийся выстрел убил последнее, что оставалось в Аркаше — инерцию. Аркаша замер. Было слышно, как беззвучно текут его слёзы. Аркашин взгляд прошивал Ваню, стены панельной девятиэтажки, весь материальный мир и утопал в изначальной пустоте.
Ваня судорожно сглотнул остатки ужаса, оставшиеся после окатившей его волны. Шагнул к Аркаше, осторожно, даже с какой-то нежностью разжал его побелевшие от напряжения пальцы, и отобрал оружие. Затем полуобняв, протолкнул в квартиру.

На обшарпанном кухонном столе стояла бутылка водки, треснувший стакан, жестянка из под ананасов вместо пепельницы, а неуместный вычурный бокал завершал картину сюрреалистичным штрихом. По разные стороны от бутылки сидели Ваня и Аркаша. Ваня разливал водку и поглядывал на Аркашу с грустью и состраданием. Аркаша пил её солёную от слёз, проливал, захлёбывался и не чувствовал вкуса. Он медленно возвращался в незнакомую реальность и стремительно взрослел.