Ромка Кактус : Точка забвения

Тихий немой загадочный рассвет встаёт на службе какой-то фантастической реальности. Далёкие горы, зыбкие крики птиц. Всякий, кто видит восходящее солнце, испытывает сложное чувство щемящей радости и тяжкого и мучительного спокойствия, как будто завершает свой жизненный путь мыслью: «Вот мир, прекрасный и живой, как сон. И вот он я. И всего этого скоро не будет, как ни бывало». Краткое, мимолётное чувство, похожее на понимание, знакомое каждому, кто видел рассвет. Так живут – от прозрения к забвению – подобные золотым рыбкам люди на старой, испорченной контурной карте.

* * *

На исходе лета ранним утром Таня очнулась от холода на скамейке в городском парке. Руки озябли, шею свело. Она ходила вокруг скамейки, потягиваясь и разминая затёкшие члены. Сильная дрожь несколько раз сотрясала щуплое тело. Таня широко зевнула и протёрла глаза.

Болезненное чувство, которое она при этом испытала, обычно называют «песком» в глазах. Таня вспомнила, что плакала накануне. С лёгким сердцем и пустой головой она восстановила цепочку событий, которая привела её в парк и оставила ночевать на скамейке.

Вчера утром, делая уборку в комнате мужа, Таня случайно задела старинное трюмо, доставшееся мужу от бабушки. Пачка фотографий выпала из-за зеркала и развалилась на полу. Таня подняла фотографии и увидела на них своего мужа Виталия, в маске мексиканского рестлера трахающего Таниных подруг. Таня несколько раз просмотрела фотографии, затем выдвинула полку стола, в которой муж хранил все документы, кинула туда фото и своё обручальное кольцо и залила всё смешанной с отвердителем эпоксидной смолой. Жёсткий диск компьютера она разбила молотком.

Таня вышла во двор и встретила там местного алкоголика дядю Васю. Ему она всучила ключ от квартиры и сказала, чтоб ни в чём себе не отказывал.

- Квартира семьдесят четыре. Там какая-то импортная аудиосистема… очень дорогая, муж ещё не выплатил кредит за неё, но, думаю, вам она нужнее, чем ему.

Дядя Вася так ничего и не сказал, одиннадцать раз перекрестил Таню, а когда она скрылась из виду, принялся крутить у виска грязным заскорузлым пальцем.

Весь день Таня провела в парке аттракционов в каком-то страшном, истеричном веселье. Она несколько раз прокатилась на Чёртовом колесе и, в конце концов, преодолела страх высоты, с детства вызывавший у неё тошноту и головокружение.

Вечером она устроилась на скамейке и там, обдумывая свою судьбу, незаметно заснула.

- Скоро осень. Листва… уже не такая свежая… — произнёс мужчина у Тани за спиной.

Таня вздрогнула. Ей на секунду показалось, что она давно знает этот мягкий, вкрадчивый голос, знает с самого раннего детства, когда он читал ей сказки и справочник по термодинамике – тогда её самое любимое чтение, — и она обернулась на месте, готовая броситься мужчине в объятья, спрашивая, папочка, как ты здесь оказался после стольких лет в земле?

Перед ней стоял высокий худой мужчина в сером плаще и шляпе, в очках с коричневыми линзами, гладковыбритый, руки в чёрных кожаных перчатках сжимают тонкий поводок, на поводке скотч-терьер. Мужчина смотрел на девушку и дружелюбно улыбался.

- Простите, если напугал, — сказал он. – Я тут каждый день гуляю… с Маркесом…

Таня вопросительно посмотрела на собачку. Терьер чихнул, будто кивнул головой.

- Знаете, — продолжал мужчина, — в такую рань здесь обычно безлюдно… Можно спокойно подумать о важных вещах… о природе, космосе, о человеке и его месте… Но, должно быть, я вам ужасно прискучил… Вы хотели побыть в одиночестве…

Таня смутилась и сказала:

- Нет, что вы, это очень интересно… Человек и его космос… говорите, прошу вас.
- Да. Но я не представился, меня зовут Григорий Петрович. А вас, юная леди?
- Таня.
- Очень приятно. Может, вы хотите позавтракать? Тут неподалёку есть одно очень уютное кафе, и мы могли бы продолжить беседу там.

В кафе мужчина заказывает две кружки чёрного кофе и несколько пирожных. У него морщинистое, дряблое лицо, тонкий хищный нос, покрытый фиолетовыми сосудами. Тане кажется, что это лицо ненастоящее, нелепая маска, которая вот-вот отвалится, обнажив мерзкую копошащуюся могильную живность. Григорий Петрович не снимает очки и перчатки. Он ест песочное пирожное, и Таня смотрит, как крошки сыплются из его рта. Тонкие бледные губы, ряд неровных мелких серых зубов – типичный чиновный грызун, таких миллионы. Он постоянно болтает о жизни («жизнь прожить – не дорогу перейти») и о себе («так что, деточка, таких, как я, нынче днём с огнём, так сказать»). Последний кусок пирожного он бросает под стол, где сидит его пёс, а потом кладёт ладонь Тане на колено («ну и вот»).

- Так что, Танечка, ты во всём можешь на меня положиться, — сжимает коленку. – Если возникнут какие-то затруднения, а я думаю, у такой молодой и привлекательной особы вся жизнь впереди… Ты не стесняйся обращаться, за мной ведь как за каменной плитой… Напишу-ка на всякий случай свой телефон, — достаёт блокнот и ручку, вырывает листок, пишет. – Вот, мой сотовый… и рабочий. Ну, Танечка, это на экстренный случай, чтоб не подумали чего… У меня, знаешь ли, ответственность…
- Григорий Петрович…
- Да?
- Я позвоню.
- Очень хорошо.
- А что, если нам продолжить знакомство прямо сейчас?
- Но у меня же ответственность!..

На секунду Таня представила, как Григорий Петрович – огромная жирная крыса в очках с коричневыми линзами – сидит за длинным письменным столом, другие крысы входят к нему в кабинет с пачками документов, а Григорий Петрович жрёт и портит бланки, отчёты и ведомости, а потом серет мелкими какашками в гроссбухи. «Так-так-так, — говорит крыса, — дела и дела, ну сколько можно?» Таня широко улыбнулась, и ей стоило большого усилия не засмеяться.

Она подалась вперёд, приблизила лицо к лицу Григория Петровича, заглянула в очки, руку запустила ему между ног и схватила за что-то вялое.

- Позвоню сегодня вечером, — сказала она, хищно облизываясь. – Приготовьте ваш эспадрон. Он может вам понадобиться.

Таня вышла из кафе и решила пройтись по магазинам. Ей позвонил Максим, её хороший друг – такой друг бывает у каждой привыкшей к самостоятельности женщины. Это «запасной вариант», человек, отношения с которым однажды не сложились по той причине, что был найден более интересный в чём-то партнёр. Он никогда не теряет надежды, тонко чувствует перепады женского настроения и всегда готов приехать ночью в другой город с букетом роз и утешить свою неразделённую любовь. Таня в шутку называла Максима «Падальщиком». Она знала, что Падальщик увлекается не только ей, что у него всегда есть куда применить свои таланты и энергию, что как минимум две молодые и темпераментные женщины из конфликтных семей постоянно снабжают его своей плотью, но «свежак» будет для него самым лакомым блюдом.

- Привет, малыш! – говорит Максим. – Ты ни за что не угадаешь, что я для тебя приготовил. Нам надо срочно пересечься.
- Привет, — Таня разглядывает кружевные трусики в витрине, подаёт продавщице знаки. – Я сейчас разберусь с делами и приеду.
- Отлично! Буду у себя в студии.

* *

Студия Максима – просторное помещение на последнем этаже четырёхэтажного дома, стеклянный потолок, большие окна. Пространство как бы разделено на отсеки ширмами, стеллажами, полками с книгами. Самый разный художественный мусор разбросан по полу, и никто не может точно сказать, где произведения искусства, а где отходы. Максим сам почти не работает здесь, чаще пуская многочисленных приятелей из богемы. Студия ему нужна для отвода глаз подозрительной жены, а также для статуса.

Максим и Таня сидят в мягких креслах, слушают Гайдна. Максим долго молчит, потом говорит:

- Я наконец закончил свой шедевр. Я долго трудился, хотя многие не воспринимали и до сих пор не воспринимают меня как художника… И я хочу, чтобы ты была первой, кто увидит его… Это нечто грандиозное! А ты – моя муза. Ты одна, малыш, со своим умом и чувством прекрасного способна оценить все грани бездны, которую я готов открыть для человечества… Но сперва нам надо кое-что сделать…

Максим вынимает из кармана рубашки полупрозрачную баночку, высыпает на ладонь четыре белые таблетки, две отправляет себе в рот, другие две предлагает Тане.

- Что это?
- Ключ от бездны, — смеётся.

Какое-то время Таня изучает лицо Максима, потом кидает таблетки на язык и проглатывает. Через несколько минут она ощущает прилив тепла к рукам и голове, сухость во рту, предметы вокруг обретают неожиданные краски – у девушки возникает ощущение, что она вернулась в детство. Музыка распадается на несколько звучащих параллельно мелодий.

- Раздевайся, — говорит Максим.
- Зачем?
- Это тебе больше не нужно, — стаскивает с неё кофточку, расстёгивает лифчик.

Максим смотрит на голое тело Тани. Холодными ладонями проводит по животу, обхватывает и сжимает груди. Таня чувствует странное головокружение, как будто падает во сне. Максим медленно и осторожно раздевается, складывает свои вещи на спинку кресла.

- Что ты делаешь? – спрашивает Таня.

Вместо ответа Максим протягивает ей свой безжизненный член, и она начинает его ласкать. Сначала робко, но всё уверенней она сосёт. Максим ставит Таню раком, стягивает с неё юбку и чулки, вставляет член в трусики, двигается вперёд-назад. Спускает с Тани трусики, языком проводит по её щёлке, пальцами забирается внутрь, затем отходит в сторону и с помощью теней на стене изображает половой акт. Тень Тани бьётся в оргазме.

Таня сидит на протёртом диване. Максим нацепил на голову цилиндр, схватил тросточку и кривляется.

- А сейчас, дамы и господа… вы увидите то, о чём мечтали ещё первобытные художники, рисовавшие на стенах пещеры мамонтов… хотя они и не знали этого слова… Перед вами предстанет само СОВЕРШЕНСТВО!

Максим отдёргивает ширму. За ширмой в кубе эпоксидной смолы стоит голый мужчина в маске мексиканского рестлера. Рот мужчины распахнут. Таня узнаёт в мужчине своего мужа и сползает на пол.

- Экспозиция называется «Жужелица в янтаре. Двадцать первый век»! – кричит Максим, отвешивая поклоны.

Таня хочет кричать, но она совершенно забыла, как это делается, поэтому только сильно дышит. Опомнившись, она кое-как надевает свою одежду и выбегает из студии.

Она бежит по улице и ей кажется, будто кто-то огромный гонится за ней и грохочет. На самом деле, это стучит её сердце. Таня боится обернуться и увидеть куб с мужем, летящий на неё. «Муж в кубе, — хохочет в её голове голос Максима. – Для решения этого уравнения понадобится извлечь корень из жены!»

Поскользнувшись в луже, Таня падает на землю, сдирает кожу на ладонях, разбивает колено. В панике, что её сейчас настигнут, она забивается под какой-то куст. Она обнаруживает записку с номером телефона и звонит на работу Григорию Петровичу с просьбой немедленно вытащить её отсюда.

Скоро появляется Григорий Петрович. Он очень обеспокоен и возбуждён. Он ведёт девушку к себе домой и угощает кофе. Обрабатывает раны зелёнкой, укладывает Таню в постель.

Она смотрит на него и думает о том, что в этой ситуации должна что-то сделать. Она толкает мужчину на пол, садится сверху и быстро его раздевает. Снимает плащ, рубашку, кожу, раздвигает грудную клетку и выбрасывает на пол скользкие зловонные внутренности. Григорий Петрович слабо улыбается и говорит:

- Ну-ну, деточка… Наркомания страшный бич нашего общества… А все мы, ответственные люди, должны сплотиться и, так сказать, пресечь… Пресечь на корню… Может быть, нам даже придётся выкорчевать поражённые болезнью молодые деревья…

Гнойная лужа разливается под Григорием Петровичем. В нём что-то чавкает, судорожно сжимается и ходит, а он всё говорит и говорит. Не в силах больше слушать, Таня поворачивает голову мужчины лицом в пол, надевает его кожу, очки и перчатки и, схватив поводок скотч-терьера, выходит в бурлящий котёл ночи.

*

Утром она отведёт Маркеса на церемонию вручения Нобелевской премии в области собачьих куч.