Мурмявка : Лет 100 или 200 назад (конкурс)

Девочка Мурмявочка… доченька моя.
Так я называла её.
Она была лучше всех. И она приходит ко мне в моих снах. Когда я уже давно, очень давно, лет 100, а то и 200, далеко-далеко.
А она? Она умерла. Без меня. Давно. Очень давно. Лет 100 или 200 назад.

Однажды мне почему-то вдруг пришёл в голову вопрос.
Вот если бы тебе сказали, что ты выберешь?
Умереть самой или чтобы умерли твои близкие, не будем перечислять.
- Так что бы ты выбрала, дамочка?
- Я бы выбрала умереть самой.
- А если бы это была твоя кошка?
- Я бы выбрала умереть самой.
- А если бы это был твой ребёнок?
- Этот вопрос вы уже задавали.
- Нет, не задавали.
- Не знаю, о чём это вы.
- Да, всё о том же. О выборе.
- Каком?
- Таком, блин! Если бы тебе пришлось выбирать, кто должен умереть. Твой ребёнок или твоя Мурмявочка? Кого бы ты, дура такая, выбрала?
- Я выбрала кого? Смешные вы, право. Себя, конечно же. Только себя.
- ОК, ты проиграла.
- ОК, мне пох. Вы же ненастоящие.
- Ошибочка вышла, дамочка. Мы, как раз-то и настоящие.
- Не верю!
- Придётся!
- Нет! Не придётся!
- Ты не хочешь спросить нас почему?
- Почему?
- Потому, что не ты выбираешь, но мы выбираем.
- Выбираете того, кто пожертвует?
- Нет. Мы выбираем тех, кто будет интересен.
- Кому?
- Всем.
- Можем закончить на этом наши смешные игры?
- Это не игры, дамочка. Это не игры.
- Кто вы? Зачем?
- Ты себя спроси. Зачем и кто мы?
- Нет. Я так не играю. Вы — ненастоящие! Вы — призраки! Вы плохие!
- Мы — хорошие, дамочка. Очень хорошие. Мы — это ты, такие какими ты нас проецируешь в своём любвеобильном пространстве. Насколько тебе хватает твоих ментальных гекабайт.
- Так вы — виртуальные?
- Ну, это как тебе вздумается. Можно и так определить. Тебе.
- Мне? Мне не надо вас виртуальных. Я знаю кого я люблю и любила всегда. И кого я буду любить всегда.
- Возможно, ты знаешь. Или ты так думаешь, что знаешь. Но мы-то знаем как оно на самом деле бывает.
- Да, что вы знаете? Вы не можете знать!
- Ошибаешься, дамочка. Можем, и даже лучше тебя.
- И что вы знаете, сволочи, скажите мне. Сейчас!
Сволочи сказали ей то, в чём она никогда бы не призналась самой себе.
Они сказали, что.
Она любила, в первый раз, одного парнишку, который был похож на Ихтиандра. Был такой фильм, а парнишка был похож на артиста, но он был умником-отличником и звали его Володей. Как того артиста. Но Володя любил девочку по имени Лена. А имя дамочки не было «Лена», но она позвонила ему и сказала, что её зовут Леной, а Володя ответил ей, что его зовут так, как она уже знала. И он звонил ей каждый вечер потому, что настоящая Лена, которую он любил, любила одного армянина по имени Степан. И потому та, телефонная Лена, которая, всякий раз, набирая его номер, замирала от ужаса, что она себе позволяла, но не могла удержаться от звонка. Она решалась на это, как никогда не решилась бы прыгнуть с десятиметровой вышки в бассейн. Но она решалась и звонила Володе.
А однажды они договорились встретиться. И Володя пришёл к ней на встречу после того, как она своими глазами видела, что он перед этой встречей, как всегда, увидел, что та, настоящая Лена, пошла на встречу к Степану, и тот её обнял и поцеловал в губы...
Они встретились, сразу после того. И пошли на полянку, которая была на откосе той горки, где был памятник и братская могила солдат, защищавших их родной город, когда oни ещё даже не родились. А потом там, рядом с памятником, устроили танцплощадку. И девицы, пышнотелые и в химической завивке, плясали там с матросами срочной службы, которые увозили их потом на свою чучмекскую родину, откуда девицы вскорости бежали с нажитыми в браке детьми. Эльвиры, Сусанны, и прочие Анжелики… чучмеки любили и будут любить романтические имена.
Так о чём это всё?
Неважно. Они просто пошли туда, где раньше рядом с братской могилой неизвестных защитников танцевали пышнотелые девицы с матросами, но на тот отрезок времени, об этом напоминала лишь круглая, со сталинскими колоннами площадка, посередине которой возвышалась ещё одан круглая, но поменьше, площадка для оркестра. Тоже с колоннами старого образца. Наверное из гипса потому, что из этих полуразрушенных колонн торчали ржавые прутья арматуры как из какого-то пионера с горном или девушки с веслом того же производства и временного пространства.
И там, на том пригорке, заросшем дикими травами и сурепкой, которую она и он в детстеве любили грызть, зная, что это можно. Там Володя, неожиданно для неё и даже для себя, он вдруг упал головой на её коленки. И затих. А она, после недолгого колебания, притронулась к его волосам.
И они разговаривали. Долго-долго. Как по-телефону. А она гладила и перебирала и ласкала несмело его волнистые длинные волосы. И это был уже совсем другой диалог.
Они вернулись домой за полночь. И не спали до утра, вспоминая.

- Ну так как, дамочка? Ты определилась?
- Нет. Это были всего лишь воспоминания о первой любви.
- Время, дорогая. Твой выбор!
- Быбор чего?
- Кого, а не чего! Теперь ты знаешь наверняка, кого бы ты выбрала, если что?
- Себя… себя бы я выбрала, уважаемые. Неужели непонятно, что ради тех, кого мы любим или любили когда-то, даже 100 или 200 лет назад, мы готовы на всё?
- Это твой окончательный выбор, дамочка? Ты никогда не пожалеешь?
- Да, пойдите вы к чёрту! Я всегда это знала и без вашего кастинга, папараццы хреновы.

А девочка-мурмявочка приходит к ней в самых счастливых снах. Умерла уже, давно.