Тина Канделаки : Путин и оппозиция

В оппозиционном движении упадок, людей выходит всё меньше, а широкой аудитории митинги всё менее интересны. С разных сторон доносятся голоса о «слитом» протесте и отсутствии какой-либо энергии.

Многим, ждущим сиюминутных результатов и скорого свержения Путина, действительность утерла нос. В реальности начался совершенно другой процесс: мы стали свидетелями долгого и непростого рождения новой оппозиции.

Субботний митинг отличался от предыдущих тем, что большая часть людей была связана с какими-либо организациями — существующими или только формирующимися. Протест постепенно становится институционально все более политизированным, то есть происходит идентификация людей по идеологическому принципу и объединение их в разного рода организации и движения. Зачатки тенденции давали о себе знать и раньше, но сейчас, что называется, процесс пошел. Если посмотреть на картинку митинга, мы совершенно четко увидим три разных и жестко отделенных друг от друга политических сектора. Левые фланг напротив сцены полностью оккупирован социалистами разных мастей, на правом — националисты, в центре — разнообразная интеллигенция, нерадикальная молодежь. Сейчас протестующих меньше, и это не та разношерстная, разнонаправленная и организационно между собой никак не связанная масса недовольных, как зимой. С оттоком из активного протеста представителей так называемого креативного класса на первый план выходят организованные движения.

Протест взрослеет. Но в этом же кроется и угроза. Как мы знаем из нашей истории, самыми структурно сильными всегда являются наиболее радикальные движения. И сейчас (на сцене еще нет, но на площади уже вовсю) доминировали левые и националисты. Когда выступавший Белов кричал: «Зачем приезжают мигранты?», националистический сектор отвечал тяжелым гулом: «Убивать и воровать». Во время шествия левая колонна скандировала: «Смерть буржуям». Хотя если послушать рукопожатную часть интеллигенции в лице уважаемой Ксении Лариной, то оппозиционный митинг — это всегда хорошие интеллигентные лица, и даже националисты в мире Ксении вежливые и обходительные. Всем хорош ты, когда против Путина. А вот во время Дня города, гуляющие по бульварам или наслаждающиеся современным театром под открытом небом на Пушкинской, они почему-то кажутся ей быдлом.

Налицо стародавняя мечта интеллигенции о какой-то другой несуществующей России. Замечательная у нас страна, вот только портит пейзаж огромное количество, по мнению рукопожатной интеллигенции, жутких людей, именуемых ею быдлом, голосующих к тому же, в силу своей природной и неизгладимой темноты, только за Путина. Вот убрать бы их — и станет все прекрасно.

На самом деле нет. Образованная часть общества, чья миссия, в первую очередь, интеллектуально вести страну вперед, с ней не справляется. Дело в том, что никакой особо плодовитой интеллигенции в России сейчас почти нет. Многие из представителей этого класса видят главной причиной своих неудач «кровавый режим» и с тоской рассуждают, уехать им или остаться. Это абсурдно и совершенно неважно. Неважно, где заниматься делом, там или здесь. Была бы установка творить, открывать новые смыслы, быть лучшими. Это можно делать как в России, так и в эмиграции. Но этой установки нет. Как нет у нас сейчас литературы, кино, живописи и философии. Если бы в стране была настоящая диктатура, вызывающая непритворно ожесточенное сопротивление интеллигентской души, тогда мы, как и раньше в нашей истории, смогли бы явить миру что-то новое. Но у нас вместо этого повсеместная имитация. Власть делает вид, что кого-то преследует. Интеллигенция делает вид, что сопротивляется. И все имитируют взаимную ненависть и взаимное от этого удовольствие. Но от такой ментальной мастурбации прорывного продукта как-то не получается. Мы живем в безвременье.

Самая наглядная демонстрация этой бесплодности — встреча Путина с Машей Гессен. Мы все ясно увидели, что власть и оппозиция совершенно не понимают друг друга. Самый ужас кроется не в том общем языке, который они не могут найти. Ужас нашего времени — в отсутствии у оппозиции смыслов и, главное, воли их создавать. Протестному движению пока нечего сказать ни власти, ни обществу. У Маши Гессен была уникальная возможность: она осталась один на один со своим антагонистом, с главным героем всех своих исследований, с первопричиной ее оппозиционности. Найди Гессен смелость и правильные слова, она вошла бы в историю. Но максимум, на что ее хватило, — это рассказать про связанных животных и амфоры, о чем Путин, в общем-то, и сам прекрасно знал. Да, она хотела поведать ему что-то важное о верховенстве закона перед желанием выслужиться, о праведной борьбе и справедливости, о том, как Путин убил российскую журналистику. Но не смогла. Не хватило духу. Он предложил ей вернуться, она не сказала «нет». Для него миссия этой встречи была выполнена. Он ушел. Шанс был упущен.

У французов есть такое выражение «эффект лестницы». В XIX веке это считалось самым страшным унижением для любого благородного человека. Когда в каком-нибудь салоне в твой адрес звучит насмешка или оскорбление — а ты стоишь, растерявшись, мямлишь что-то невнятное, пытаясь сгладить ситуацию, а фактически проглатываешь обидные слова. А потом, когда вечер уже закончен, выходишь на лестницу, чтобы отправиться домой, и продолжаешь думать об этом инциденте, и в голову наконец приходят те самые нужные слова, которые не просто поставили бы обидчика на место, но и тебя самого сделали бы героем ситуации. Вот только поздно. Статья Гессен в «Большом городе» и последующий отказ от возвращения в журнал — это классический пример «эффекта лестницы».

Да и вся оппозиция сегодня: обладая колоссальными медийными ресурсами и сумасшедшей поддержкой журналистского сообщества, не в силах сформировать свою повестку дня. Не в силах четко сформулировать, кто она и зачем. Ей нечего сказать.

Информационная повестка протестных групп сегодня полностью реакционна. Она только реагирует на действия власти, почти не производя собственных новостей и, соответственно, не создавая своих новых героев. Наверное, мы много хотим от этого молодого движения. Но ведь они кричат: «Мы здесь власть». На словах они к власти готовы, а вот на деле пока нет. Ключевой вопрос сегодня: как много времени понадобится оппозиции на подготовку и хватит ли ей духу бороться за власть в 2018 году — или она так и будет вечно критиковать с безопасной от реальных дел дистанции?