Виктор Че : О призраке культуроцентризма

1. Ксенофобия и толерантность: кризис традиции страхов.

Для еврогуманистической традиции характерны противопоставления: внешнего прогресса — и личного самосовершенствования; науки — и эзотерики; знания — и веры… и т.д. Лучше не смешивать, лучше разграничивать и не допускать конфликта — учат нас гуманизм и его младшие братья — экзистенциализм и мультикультурализм. Взболтать, не смешивая — и выпить одним глотком. Главное — не видеть — пусть там в темноте рациональное с иррациональным как-нибудь да прореагируют — и заметить на выходе придётся разве что такие безопасные для сознания фекалии. Фекалии не убивают и не заставляют менять мир и себя.

Европейцы иногда осмеливаются пощупать иррациональное, но осторожно, исключительно ради того, чтобы не ошибиться в выборе таблеток.

Триады «технология-идеология-личность» выстраиваются на каждом новом цивилизационном витке и переживают одни и те же эмоциональные стадии восприятия: энтузиазм, деловитость, апатию. И нет разницы, радуемся мы изобретению ткацкого станка, или созданию элементной базы биопроцессоров для сетевого номадического общества. Новая триада, новые условия и возможности для того, чтобы в очередной раз, столкнувшись с тем, что не принято смешивать — взболтать и проглотить. «У тебя вопрос, мой мальчик? Ты мучим сомнениями и страхами… Не печалься — вот у нас есть для таких случаев порталы „прекрасное“ и „смыслы“, а ещё — магазин нейропептидов „непознанное“. Только не смешивай ничего, мой хороший… а то впадёшь в детство, а ведь детей здесь никто не видел уже несколько веков после того, как достигнута Вечность. Совокупность дислайков может отправить тебя в сектор Бетта к Свободным… а Свободные, страшно подумать даже — были случаи, когда они отказывались от самой Вечности!»

Каждый раз, обозначая свою неудовлетворённость текущим цивилизационным витком, мы не отваживаемся предъявить претензии самой спирали.

Гуманизм, экзистенциализм, мультикультурализм — нестабильны и уязвимы. Они мечутся между ценностью личности и ценностью жизни. Чтобы сохранить жизнь, приходится постоянно отрезать что-то от личности.

«Нет, ну что вы! Никто не покушается на свободу. Просто вы её себе неправильно представляете.»

Опыт взаимоуничтожения не прошёл для Свободы даром. Свобода теперь боится биологической смерти. Свобода запустила охранные механизмы. И больше всего Свобода боится боящихся. Таким образом, Свобода стала бояться себя, и теперь вынуждена анонимно обследоваться и лечиться… обследоваться и лечиться — да это её основное занятие сейчас. Толерантность выступает как фобия фобий. Биологическая ксенофобия является производным от инстинкта самосохранения и имеет фиксацию в геноме. Но социальная — сложнее, здесь приобретённые смыслы взаимодействуют с биологией — и попробуй разбери, возможно ли отделить первое от второго. Проще запретить. Но биологию мы не можем запретить, поэтому давайте договоримся молчать и считать какие-то вещи постыдными.

Кризис традиции страхов заключается в назоливой необходимости выбора и осознании невозможности этого выбора сейчас, в 21в: трепетать и ждать, во что выльется суммарное игнорирование ксенофобий… судорожно искать возможности изменения человека как вида ради приведения его в соответствие с ценностями — или отважиться на пересмотр систем ценностей ради более полного принятия действительности.

Страх видится неизбывной характеристикой человечества. Новозаветный апгрейд, попытка заменить этику страха этикой любви — не стал социальным апгрейдом. Постхристианская цивилизация не может реализовать ничего иного кроме принципа талиона. Но не удавшись качественно, не перейдя на новый уровень, постхристианскому социуму всё же удалось в количественном плане поднять планку ценности жизни и личности выше, чем в иных системах.

2. Культурный архетип в роли цивилизационной модели

Надэтнических культурных архетипов, доказавших свою жизнеспособность (т.е. способность если не к прогрессу, то, по-крайней мере, к самовоспроизводству) — всего три:

европейская цивилизация, ислам, восточный индустриальный патернализм. Все остальные модели — химеры. Будь то архетипы Хомо Совьетикус или «Евроазиец» — не важно. Они либо уже умерли, либо умрут ещё до рождения.

Нет ни одной политической нации, сочетающей два или три из приведённых жизнеспособных архетипов. Нет ни одной политической нации, основанной на химерном архетипе. Нет также и возможности отказаться от государств и политических наций (кроме прозрений уж очень запредельного футуро-романтизма). В осязаемой перспективе просматриваются лишь слияния в рамках культурного архетипа.

Кризис мультикультурализма и свой маленький брейвик в мозгах у половины европейцев — это подсознательная защита европейского культурного архетипа. Политическое поле не даёт ни одного ответа на антимультикультуралистическую абстиненцию. Вместо защиты культурного архетипа — когнитивные диссонансы из смеси этнического национализма с либеральными ценностями. Речь Брейвика в суде, несмотря на банальность «откровений», отражает в полной мере импотенцию текущих политических систем. Единственной силой, способной отстаивать примат Свободы перед лицом исламизации, назначает себя национализм. Но национализм сам по-себе чужд Свободе, т.к. не отражает особенностей самоидентификации человека 21-го века. Дополнительным генератором растерянности является отношение к исламу как к религии, в то время как это политическая система, стилизованная под версию монотеизма.

3. Терминологическое

«Настоящий мультикультурализм против национал-мультикультурализма» — кажется мне неудачной формулировкой. Т.к. поддерживает уже сущетвующую путаницу в головах.

В обывательском представлении мультикультурализм — есть взаимообогащающее соседство разных культур в границах одного общества. Т.е. нечто само собой разумеющееся в контексте гуманистических и либеральных ценностей… некая банальная социо-культурная формулировка. Но заглянув в историю сабжа, увидим два важных для Европы процесса — одну геополитическую инициативу и одно социально-экономическое решение. Обоим необходима была определенная идеологическая надстройка, к-рой и выступил мультикультурализм. Т.е. М. изначально имел довольно скромную и чётко-выраженную подсобную роль.

Первое из этих событий — это инициатива г-на де Голля. Инициатива заключалась в

увеличении геополитического веса Франции по-отношению к США и стремлении к евролидерству — за счёт предполагаемой ассимиляции человечекого рессурса бывших колоний. Термин «мультикультурализм» тогда, вроде бы, ещё не был задействован, но соответствующая локальная идеология стала необходимой. В частности, миф о «двух исламах» — дружественном-хорошем-настоящем исламе и плохом-извращённом-ваххабистском — уходит корнями в надстроечную «идеологию прикрытия» деголлевских амбиций.

Второе явление лучше помнят, оно у всех на устах, потому что оно ближе по времени и не французское, а общеевропейское — это решение социально-экономических вопросов за счёт иммиграции. Для превентивной нейтрализации ксенофобии, переваривания иммигрантской массы, лучшей абсорбции и ассимилляции деголлевские наработки пригодились. Но это ещё не был мультикультурализм в современном понимании. Современным он стал, когда выяснилось что ассимиляция (чаще всего — в случае с исламом) при определенных демографических условиях — перестаёт работать.

Вот тогда-то у термина определилось его окончательное значение — «сосуществование разных культур в пределах одного общества без ассимиляции».

Т.о., никакого отношения к рождению и формированию сабжа — ни левые, ни либералы — изначально не имели. Лишь позже Мультикультурализм встроился в идеологические установки и был использован первыми и вторыми. Либералами — как поле приложения сил для отстаивания территории Свободы; левыми — как плацдарм для защиты новой категории униженных и оскорблённых (ведь неассимиляция такую категорию давала автоматически). Националисты же и часть консерваторов — по-глупости ли, или намеренно искажая смысл событий — сформировали миф о мультикультурализме как лево-либеральном заговоре против европейской цивилизации, немало способствуя тем самым брейвиковизации сознания автохтонов. Поэтому имеем сейчас три устойчивых понимания мультикультурализма — реальное, инфантильно-обывательское и конспирологическое).

Три значения у слова — это уже слишком много, чтобы добавлять в словесную чехарду ещё парочку значений. Поэтому лучше уж «Культуроцентризм против мультикультурализма», чем "

«Настоящий мультикультурализм против национал-мультикультурализма».

4. Контент и системы хранения

Национальные культуры — одна из естественных систем хранения общечеловеческого интеллектуального контента. В определенном смысле отказ от национального не так уж и нов — в той степени, в какой роль политической нации и роль культурного архетипа стали сильнее этнической принадлежности. Но мешают ли декларируемые национальные культуры культуроцентризму? Мне так не кажется. Важнее понимание того, что именно является базой самоидентификации современного человека. Понимание определяющей цивилизационной роли культурного архетипа десакрализирует национальные культуры до функции систем хранения. Конечно, можно считать, что политический отказ от национального не обеднит культуру, т.к. нац. культуры будут сохранены информационно. И востребоваться могут по необходимости — как любой «клубный» интерес, как этнографические экзерцисы. Но я вижу непосредственную опасность потери информации, не сохраняемой в бытовом и политическом обиходе. Так сохранение видов флоры и фауны в зоопарках и ботанических садах не способно компенсировать их отсутствие в естественной среде обитания. Кроме того бытовой и политический обиход нац. культур побуждает общество выделять мат. ресурсы для их воспроизводства — что немаловажно и для поддержки определённого уровня культуры общечеловеческой.

Контент наднациональной культуры растёт значительно быстрее национальной, но это не должно опьянять. Иначе неизбежна потеря многообразия, и самой наглядной моделью могут быть США. Представим себе, что государства мира интегрировались в 3...4...5 образований типа США — тогда, как минимум, неизбежными станут отмирание части языков, национальных кухонь и т.д. Компенсируется ли это отмирание усилившимся человеческим ресурсом наднациональной культуры? Совершенно не очевидно.

5. Участвовать в будущем или конструировать его?

Системы левого-правого и либерального-консервативного устарели. Они больше не описывают даже современную действительность, не говоря уже о способности конструировать будущее. Но является ли культуроцентризм самодостаточным в конструировании будущего?

И левая и правая идеология есть инструменты регулирования отношений наёмного труда. Когда-то их вкупе с парой либеральное-консервативное было достаточно для полного представления о социуме и для полного спектра возможностей влиять на этот социум. Но принцип наёмного труда не вечен, и вместе с ним отомрут за полной ненадобностью и левый и правый дискурс. Хотя, случится это не раньше отмирания государства и политических наций.

Несмотря на запредельную далёкость этого качественого отмирания, количественное снижение важности до определенного стабильно-низкого уровня происходить будет весьма осязаемо и быстро. Т.о., культуроцентризм необходим обществам уже сейчас, но заместить более старые дискурсы он не может. Но это и не нужно.

Нужно понимание культуроцентризма — как принципа, помогающего описать текущий момент и способного формировать будущее.