Владимир Павлов : Темные небеса. Предисловие и начало первой главы

Вместо предисловия.
Недавно я взял субподряд на ремонт психиатрической больницы. Рабочие отчаянно демонтировали один из этажей. Я изучал схему проводки в ординаторской. Странное любопытство подтолкнуло меня открыть стол. Там, вместе с кучей эпикризов и больничных листов, забытых по безалаберности, я нашел историю болезни одного больного, которая просто поразила меня. По накалу страстей, по силе напряжения между двумя полюсами духовности, Добром и Злом, это нечто необычное. К ней прилагались обширные дневники самого больного. Когда я воссоздавал историю этой мятежной души, я стремился к достоверности прежде всего внутренних переживаний, а не внешней цепочки событий, которая и бедна, и неинтересна.

Глава 1
Меня везли по черной дороге в нарисованный мрак улицы. Я интуитивно чувствовал, что постоянно нужно притворяться кем-то другим, менять свою энергетическую оболочку, перевоплощаясь в совершенно иную сущность, иначе сидящие рядом со мной громилы разорвали бы меня на куски.
– Это Иван Грозный у нас?
– Да.
Сидящий рядом со мной верзила с железными жилистыми руками загоготал. Он то и время подталкивал меня локтем в бок.
– Я – Распутин, – сказал я совершенно распутинским голосом, и мне показалось, что у меня в этот момент выросла борода.
– А-а, Распутин! Сосать будешь. Мы тебя сейчас где-нибудь здесь вытащим и убьем.
Страх сжал мне сердце, но я понял: если смотреть в верхний край окна машины, туда, где ночь казалась не такой суровой и безжалостной, можно спастись, они просто меня не заметят, как будто бы я пустое место.
Машина завернула в конце улицы налево и поехала вдоль длинного забора к металлическим воротам. Разбуженный посреди ночи охранник не сразу открыл. Проехав, мы повернули ко второму корпусу, прямоугольному пятиэтажному зданию. Меня вытащили за руки и поволокли по коридору, пока, наконец, я не очутился в кабинете.
За столом сидела женщина в белом халате и внимательно смотрела на меня. Рядом – на стуле – пожилая женщина в засаленном халате, видимо, санитарка.
– Ну, что? Рассказывайте, — обратилась она ко мне.
– Я… должен вам кое-что показать. Я показывал вашему специалисту… Там… глаза. Они у него горят белым! Вот посмотрите! Грабовой!.. Это Азазель! Он взял на себя Азазеля!..
Я почувствовал, как какая-то черная сила внутри меня хочет меня уничтожить. Мне нужно было перевоплотиться в нее, слиться с ней, чтобы она меня не заметила и не тронула. Я дал ей выйти из себя. Из меня вырвался нечеловеческий вопль, потрясший тишину коридоров.
– Ууу!.. Вампирище! – злобно пробурчала санитарка.
По ее глупому лицу разлилось негодование разбуженного ночью человека.
Врач что-то записывала, больше не глядя на меня и не задавая вопросов.
В кабинет зашла полная пожилая женщина. В ее руках была пижама.
– Пойдем.
Она отвела меня в ванную, находившуюся в этом же коридоре. Предчувствие чего-то огромного и страшного не отпускало с тех пор ни на минуту.
Голубой кафель, положенный еще с советских времен, «впился» в меня обжигающей тоской.
– Раздевайся.
– Зачем?
– У нас нельзя здесь в домашней одежде. Вот тебе пижама. Тапочки у него есть? – спросила она у кого-то в коридоре.
Я молча разделся.
– Залезай в ванную. Сейчас мы тебя помоем. Ты откуда такой грязный? Борода нестриженная, волосы…
– А, горячо!
– Вот так? Еще горячо?
Непривычно было ощущать себя таким беспомощным. Но горячая вода – вот она, магия воды! – вмиг сделала меня послушным, склоняющимся перед мощью этого великого нечто, этого учреждения.
Мочалка была жесткой, как наждачка. Выключив воду и обтерев меня, женщина дала мне одеться.
Сама одежда – неудобная пижама нелепого синего цвета – была пропитана чем-то специфическим и влияющим на сознание.
– Коля, Вася, ведите его.
В коридоре меня ждали убогие ублюдки – только так я могу назвать этих существ, утративших человеческий облик. Один был в пижаме, другой – в трико и джинсовой куртке.
– Держи, держи его.
– Упирается, блядь!
– Держи его, Коля, он рвется!
– Вампирище, блядь!
Я не понимал, куда и зачем меня ведут. И даже не сопротивлялся. Просто представил проходящую через меня ось, уходящую глубоко под землю. Они едва могли сдвинуть меня с места, хотя я не держался и не упирался.
– Коля, ты сегодня, когда чифирил, забыл тряпку повесить.
– Коль, ну ты чего! Ослаб!
Когда меня потащили по лестнице вверх, я вновь попытался заземлиться, войти в то особое состояние, когда никто тебя не может сдвинуть с места, и у меня почти получилось, но один из тех, кто меня волок, худой и жилистый нелюдь, у которого постоянно вываливалась слюна изо рта, дал мне под ребра и хорошенечко рванул к земле.
Они почти внесли меня, когда на одном из этажей открылась железная дверь. Санитарка с недобрыми глазами проводила нас в палату.
Пришла медсестра со шприцем.
– Подставляй жопу.
– Не делайте этого! Я не согласен, это незаконно…
– Вали его с ног!.. Сука… Держи, ну чего ты ослаб?!
– Здоровый, сука!
– Вали на кровать… держи!..
– Коля у нас сегодня от чифира ослаб. Да, Коля?
Вколов мне что-то, от чего у меня помутнело в глазах, они положили меня на одну из коек, привязав.
Ночь за зарешеченными окнами не кончалась. В палате было двадцать семь коек. Уродливые твари, привязанные или просто лежащие, то и дело издавали нечеловеческие вопли и стоны. Это мучило меня, высасывало жизненную силу.
Мне страшно хотелось в туалет.
– Дядя-санитар, дядя-санитар, я в туалет хочу!
– Молчи там, а то ебну.
Фигура немолодого мужчины была словно вырезана из черного камня. В проеме выхода, где он сидел, на фоне коридора с включенным светом, он казался египетским жрецом или богом.
– Дядя-санитар, дядя-санитар, я сейчас не выдержу!
– Сейчас.
Он подставил бутылку, и я облегчился.
– Я пить хочу! Дайте мне воды!
В этом заскорузлом человеке я чувствовал силу и стал подлизываться как щенок.
– Сейчас дам. Вот. Пей.

Я проваливался в темные грезы, а реальность становилась сном, из которого выныривали то и дело лица дурачков, страшные, изуродованные лекарствами, которые помогали санитаркам убираться и ухаживать за такими, как я; голоса врачей, которые о чем-то меня спрашивали; ложка с тарелкой, с которой меня кормили, пока я был привязан.

Входила медсестра с красивым недобрым лицом, та самая, что сделала мне укол.
– Мне нужно срочно выйти отсюда! Когда меня отпустят?
Улыбнувшись, она отвечала:
– Ну, вот, когда поколем вас, таблеточки попьете, тогда отпустим.
– А вы знаете, что Грабовой – антихрист?
– Не знаю.
– Вы верите в Бога?
– Я верю в себя и в своего мужа.
– А за что меня так избили, когда привели в палату?
– А ты поднял руку на женщину. У нас так: если ты поднял руку на женщину, тебя избивают.
Я смутно вспоминал, что, когда мне что-то вкалывали, я сопротивлялся и случайно кого-то задел.
– А почему меня били, когда везли сюда?
– Не знаю. Это милиция вас к нам привозит. Сотрудники милиции.

Меня отвязывали; мне с трудом давалось делать два шага. Что-то свинцовое наваливалось. Я переживал все жизни тех людей, которые жили в этом районе, их прошлое, настоящее и будущее; мне казалось, я вижу их мысли; их чувства давили на меня немыслимым грузом, чувства тысяч человек…

…Медсестра, которая выругалась матом и велела меня опять привязать.