Fairy-tale : Исповедь ВИЧ-инфицированного

Исповедь ВИЧ-инфицированного
«Мне ровно двадцать два. Вчера праздновали. Я типичный папенькин сынок, таких еще мажорами называют, ну те, у кого с бабками непорядок. И толкают речи там разные правильные, что типа каждый человек в этой жизни обязан всего сам добиться. Найти себе нормальную работу, карьеру сделать, квартиру купить отдельную. Ну, и сына родить или дочь. Или сразу нескольких ради улучшения демографической ситуации. Мой отец – колбасный магнат, пашет с утра до вечера, чтобы у нас в семье были бабки. Мама обычная женщина, за отца она вышла, когда он обычным мелким бизнесменом был, и ему многие в уши дули, что он обязан прекратить заниматься «хренью» и устроиться на государственную работу. Работа на государство – это лучший способ заработать себе геморрой, нервный стресс и кучу всего прочего, что потом будет выкачивать деньги. Тут я с папой согласен. И ничто так не стимулирует пахать дальше, как мысль, что ты и только ты отвечаешь за счет в банке. Когда на госпредприятии пашешь, там оклад. И смысла нет горбатиться, если тебе за это дадут лишь небольшую премию да скажут спасибо.
Меня родители выучили в хорошей гимназии и помогли с поступлением на экологический факультет. Папа что-то заикался об экономическом вузе, но тут я пас, мне эти ВВП неинтересны, если у человека имеется талант к экономике и коммерции, ему этот диплом на хрен не нужен. Как моему папику, например. Главное, свой талант вовремя понять и использовать во благо. А если этого таланта нет, как у многих женщин, сиди дома и рожай детей, вари борщи с пампушками и стирай носки своему господину.
Я таких дамочек не осуждаю ни в коем случае. У меня такая мама, она и сейчас, когда папик зарабатывает прилично, не соглашается на домработницу и повара. Не хочет, чтобы посторонние в доме вертелись и нашему благополучию завидовали. И я ее понимаю. Борщи у мамы супер!
Я как в универ поступил и стал изучать, как нашу загаженную (хочется сказать «засранную») планету снова сделать зеленой. Потому что я хотел на этой планете жить лет сто пятьдесят. У нас же медицина и наука шагают смело вперед.
Но я не проживу сто пятьдесят лет. Я даже восемьдесят семь, как моя бабка, не протяну.
Потому что у меня СПИД. Как там певичка Земфира поет: «а у тебя СПИД, и значит, мы…» Финал известен. Я смотрю на себя в зеркало по утрам и вижу там какого-то худого бледнолицего, а раньше я красавец был, кровь с молоком. Меня поэтому Русланом назвали, потому как здоровье у меня с рождения хорошее было, а имя мое с тюркского «лев». Я, кстати, и по гороскопу Лева.
Заразу эту я от девки подцепил, вернее, от бабенки зрелой. Не от наркоты, как многие могут решить. Я сам этой гадостью не баловался никогда. И бухал, кстати, редко. И сигареты не смолил за углом универа втихую, опасаясь нашего декана. Он курильщиков не жаловал, говорил, что они экологию губят почище автомобилей, мог и на экзамене засадить тех, от кого никотином несет. Так что лошадь я в себе не убил.
Девок я себе подбирал на маму похожих. У которых в башке никаких тараканов нет вроде собственной исключительности. Которые тоже борщи предпочитают сами варить, а не хавать столовскую баланду или разводить мальчиков на кафе а-ля рюс, где этот борщ стоит дороже, чем кожаные туфли. У меня такая и была, Дашенька. Клевая девочка, миленькая. Я у нее первый, блин! Дашка в нашей общаге жила. У нее в комнате не сигаретами пахло, не дешевыми духами под эксклюзив, не мужским потом, а нормальной домашней едой. У нее шмотки были дешевые, а косметикой она вообще не пользовалась. Объяснила, что на качественную денег нет, а портить кожу отечественным продуктом не хочется. При этом она совсем не страдала от отсутствия бабла. Я Дашку не любил, но уважал и ценил. Родителям моим она понравилась. Маман не скривилась, когда услышала, что Дашка из провинции и что у нее папы не было, и нет – его в тюрьму за мелкое воровство посадили, и мама с ним развелась, когда Дашке год исполнился. Из тюрьмы он вышел и исчез в неизвестном направлении. Папа показал большой палец: молодец, сынок! Купили мы Дашке целый мешок дорогой косметики и вещи из Италии. Дашка приняла дары спокойно, с достоинством. Ля-ля про то, что ей ничего не надо, кроме моей любви, не последовало. И я за эту прямоту («спасибо тебе, Русик, я всегда хотела платье из розового шелка и вот эти духи») Дашу еще больше ценил.
Она меня тоже баловала. Вкуснотищей всякой. В рестораны мы с ней не ходили, Даша местную кухню не признавала. Вот в боулинг или бильярд – это да, с удовольствием! В общем, жизнь у меня была нормальная, без напрягов: бабки, учеба, развлечения, девчонка классная. Сняли с ней отдельную хату. Только я ее сразу предупредил, что детей не хочу. Лет в тридцать – пожалуйста. А пока давай для себя поживем. Покупал презервативы, ей не доверял, если уж совсем откровенно. Девки они на продолжении рода помешаны. Только ходить научатся, сразу берут в руки коляску с пупсом и катят ее по направлению к ближайшему пацану. Дашка заикнулась про таблетки, про спирали, про календарный метод, но я сказал, что предохранение – это моя проблема. Презервативы хоть 90% гарантии дают, а остальная муть не в счет. Залетит Даша, и начнет ныть, что таблетки она пила постоянно, и не понимает, почему так вышло, но раз вышло, значит, не будем губить нерожденную жизнь и бла-бла-бла.
Я вообще мальчик правильный, по девкам с задранным кверху хвостом и дымящимся членом бегать не привык. До Даши было два романа, вот и все. Поэтому, когда ко мне в ночном клубе, где мы праздновали день рождения однокурсника Валерки, дама подсела, я напрягаться не стал. Пришел я туда без Дашки, она к ночной жизни равнодушна была. Выпил с Валеркой текилы, с бабой его очередной потанцевал, Валерка себе одноклеточную очередную подцепил, из тех, у кого мозги исключительно между стройных ног расположены и все мышление орально-генитальное. Как минет ловчее сделать да как попу изящнее выгнуть навстречу новому члену. А та дама, что села за наш столик, она другая была. Лет тридцати пяти на вид. Попросила зажигалку и меня позвала на танцполе подрыгаться. Блондинка, высокая, умело накрашенная, представилась Светланой, арт-директором московской галереи. В Минске проездом по делам. Одинокая, детей нет, муж недавно погиб в автокатастрофе. Скучает.
Потрепались с ней насчет творчества современных художников, Светлана такой оказалась подкованной. Рассказала пару удачных анекдотов, сделала Валеркиной одноклеточной пару комплиментов по поводу ее внешности, короче, к концу вечера была своей в доску. Я ее провожать вызвался. Помню, как отвезло такси меня и ее куда-то на окраину нашей столицы, в съемную хату, где она достала из бара бутылку «Старого Таллинна» и рассказала, что родилась в Эстонии, в том самом Таллинне, но родители у нее русские, поэтому считать ее настоящей эстонской тормознутой бабой никак нельзя! Смеялись мы часа два, а потом в койку плавно переместились. Кровать в той квартире на окраине была шикарной, покрывало красное шелковое, места навалом. Кувыркались как сумасшедшие. Правда, ни у нее, ни у меня презервативов не оказалось, но мне по фигу было, а она еще и сказала, что у нее после смерти мужа года два не было никого, и я первый.
Я гордился, дурак. Понимал, что продолжения романа не будет, и что завтра я вернусь к Даше. Потом я простудился конкретно, врачи заперли в инфекционку с подозрением на воспаление легких, там-то и узнал, что наградила меня Света ВИЧем, и что не доживу я до собственного столетнего юбилея. Свету я не нашел, похоже, она не врала, что приехала из Москвы или даже Таллинна. Я хотел сперва с балкона скинуться. Но я трус. Представил то месиво из мозгов, которое от меня останется, плохо стало. У меня знакомая так и поступила, из СПИД-центра. Ее сеструха была, как и мой папик, успешной бизнесменшей. Могла договориться насчет дорогих лекарств, только напрягаться не стала. Она так сестре больной и сказала: тебя все равно хрен спасешь, а у меня бизнес. Она и выбросилась из окна.
Я не такой.
Я в церковь отправился. Меня крестили в пять лет, когда я уже что-то понимал, и мне в храме Божьем так хорошо было и спокойно, что я туда иногда ходил, когда на душе особенно паршиво было. Вот и в тот день отправился. Я ведь подозревал, что с моим организмом что-то не так, температура подниматься начала, понос пробил, похудел я основательно. Готов был услышать данный диагноз.
На какую-то мелочь свечек поставил, хотел помолиться да не смог. Претензий у меня много было к Господу. Ага, конечно, сам виноват, нагрешил. Не надо было с этой Светланой связываться. Вышел из храма, а мне прямо под ноги тип один кинулся: помоги, добрый человек, я за здоровье твое помолюсь. Тип был довольно здоровым мужиком, которому не у церкви копейки сшибать, а разгружать железнодорожные вагоны. Я полез в портмоне, а там купюры крупные, мне не жалко, но этот же нищий профессиональный пропьет их за секунду. Нищий посмотрел на меня жалостливо и сказал:
- Слушай, хоть купи из еды чего, а то я сегодня на завтрак в трапезную не попал. Проспал, честно.
То, что он не вонял помойкой и перегаром, свою роль сыграло. И что на водяру не просил – тоже. Другие едой не брали, обижались и требовали наличные. А этот – молодец.
Я с ним пошел в парк, купил ему в летней кафешке пиццу здоровую и бокал пива. Посмотрел, как он жадно уплетает фаст-фуд, у самого аппетит проснулся. Взял и себе кусок итальянского лакомства с пивком. Чокнулись мы бокалами, и мой собеседник рассказал мне о своей жизни.
Зовут его Колян. Он из Смоленска. Из тюрьмы, где сидел за кражу денег у соседа, вышел лет пять назад. Жена и сын его ждать не стали, квартиру как-то продали, а сами укатили в другой город. Колян остался без крыши над головой, запил. Вскоре исчез и его паспорт. Поехал он вместе с другом в соседнюю Беларусь, где у друга был кореш закадычный, который обещал все: и работу, и бабки, и новый паспорт, уже белорусский. Да вот только корешу нужен был дармовой работник в деревне. За миску супа. Колян тяжело работать не любил. Сбежал. Прибился к местной церквушке, делает кой-какую несложную работенку, питается в трапезной, спит в подвальчике.
- Я, знаешь, чего, Русик, хочу? Почку продать.
- Дурак ты! А как жить-то с одной будешь?
- Нормально, — с набитым ртом сказал Колян, — я ж как лось здоровый, бухаю редко, не курю, на зоне даже в спортзал ходил, у нас начальник нормальный был, заботился о нас, зеках. Так а мы ж не убийцы какие, со мной все сидели по легким статьям.
Я вспомнил прочитанную недавно книгу Олега Роя, где стареющий мужик меняется телом и судьбой с молодым парнем. А потом выясняется, что у молодого смертельная болячка, и ему скоро билет на тот свет выпишут. И я подумал, а почему нельзя вот так поменяться с Коляном? Ему мои бабки, а мне его здоровье. Он вот топчет эту грешную землю почем зря, а мне скоро умирать. Он человек в принципе никому не нужный, тунеядец, воришка. Живет на милостыню.
А я молодой, я еще много чего полезного совершить могу, я Землю от парникового эффекта избавлю! Я детей наделаю, полноценных членов общества, я дома буду строить и деревья сажать.
И так я размечтался, что мне сон приснился, где я становлюсь Коляном, а он мной. И Колян, узнав, что неизлечимо болен, уезжает путешествовать по миру. Живет в дорогих отелях, пьет дорогие вина, кушает исключительно белужью икру в кабаках. Короче, шикует. Умирает он в больничке, что стоит на берегу океана, и на могиле его безутешные медсестры высаживают шикарные орхидеи. А я, никчемный побирушка Руслан, расписываю церковные стены. И молюсь за своего товарища Коляна, за его бессмертную (хотелось бы верить) душу.
Я домой вернулся и решил: помогу я Коляну. Вот куплю ему новый паспорт, устрою на работу, где общежитие дают, познакомлю с Дашиной мамой (она женщина немолодая, но еще симпатичная). Заживет человек, а мне это там, на небе, зачтется.
Верно?
Но на следующий день позвонили из СПИД-центра, надо было повторные анализы сдавать, потом на учет становиться, потом психолог мне мозг выносила, родители по мне панихиду заранее устраивали, ревели. С Дашкой пришлось расстаться, я ей наплел о том, что от меня другая ребенка ждет. Даша мне влепила пощечину и обозвала упырем.
Короче, я только через пару недель вспомнил о Коляне. Отправился в церковь, а мне священник местный и говорит, что Коляна его же «коллеги» зарезали по пьяни. Колян пить спиртное не особо любил, так, пиво только, а эти маргиналы по случаю удачной выдачи милостыни наклюкались и что-то с Коляном не поделили.
«Все мы под Богом ходим», — закончил святой отец.
А я вышел из церкви и вдруг понял, что чуда не будет, и я тоже сдохну.
Жалко!»