lohnessi : Принципы реактивного движения.

Костик Циолковский родился 17 сентября 1857 года, это важнейшее для нас событие произошло в деревне Ижевское бывшей Рязанской губернии Российской, тогда еще, империи. А уже утром 28 марта 1883 года, обремененный супругою и двумя отпрысками обоего пола, юноша отметил в своем дневнике следующее:

"…Вообще, равномерное движение по кривой или прямолинейное неравномерное движение сопряжено в свободном пространстве с непрерывною потерею вещества (опоры). Также ломаное движение сопряжено с периодическою потерею вещества…"

Будущий пламенный сторонник социализма и большой поклонник компартии вряд ли предполагал, какое необычное применение этой идее найдется в обновленной России ровно через сто лет после этого его наблюдения. Воистину, как мы увидим далее, если человек обгоняет время, то обгоняет его во всем сразу. Но, прежде чем говорить о свободе в состоянии невесомости и передвижении по ней тел, посмотрим на то, как именно представлял себе такой процесс сам Константин Эдуардович. Обратимся для этого к Википедии:

«Рассчитывая взлетный вес ракеты в зависимости от топлива, Циолковский предлагает фантастическое решение переливания топлива «на ходу» от ракет-спонсоров. Идеально в его схеме стартовало, например, 32 ракеты, 16 из которых, выработав половину топлива, должны были отдать его остальным 16-ти, которые, в свою очередь, выработав топливо наполовину, должны также разделиться на 8 ракет, которые летят дальше и получают топливо от других 8-ми ракет, и так далее, пока не останется одна ракета, которая и предназначена для достижения цели.»

Таким образом, достижение Цели в свободном пространстве должно быть, по первой, заранее хорошо рассчитано, во-вторых, требует присутствия рядом спонсора, желательно не одного, и, в-третьих, исходит из неявного предположения о наличии у спонсоров суицидальных наклонностей, необходимых для того, чтобы остаться в живых и достичь-таки заветной Цели (Мечты).

С 1993 года даже распоследнему кретину стало понятно, что для скорейшей транспортировки себя к Цели в вакууме лучшего руководства к действию, чем инструкции патриарха советской космонавтики не найти. К тому же, наивные фантазии о достижении административно-командных высот способом Мюнхаузена-Жюльверна, к этому времени испарились окончательно. Вместе с ними исчезли такие детские игрушки, как социальные лестницы и шведские стенки, взбираясь по которым весь советский народ, не особенно ущемляя собственный хребет и духовные возможности, обзаводился персональной халупой аккурат к наступлению кризиса среднего возраста.

«Все свое ношу с собой» сообразил сметливый обыватель. «И ладненько», прищурившись заключил он, словно Колумб, вглядываясь в распахнувшиеся перед ним космические горизонты. Неожиданным препятствием этому пассионарному порыву оказался, основательно подзабытый, из уроков астрономии, закон о соотношении полезной массы челнока и массы, необходимого для выхода на орбиту, топлива. Как выяснилось, количество спонсоров оказалось существенно меньше, чем число желающих достигнуть Цели, взятое в расчете на единицу человеческого материала. А посему надеяться пришлось, как того потребовало новое мышление, на себя, на себя и только на себя. Сей паскудный и неистребимый никакими хозяйственными средствами закон, однако, гласил: выпрыгнуть на орбиту не имея хотя бы одного, готового пожертвовать собой спонсора, не представляется возможным. Никак. Впрочем, чесать за ухом было уже поздно — так возник Челночный Бизнес.
Как и следовало из формулы того же Циолковского, просуществовал он не долго, и все, оставшиеся безхозными челноки, дружно грохнулись оземь, не добравшись до вожделенной орбиты. В массе своей так и не оценив перспективность челночного способа завоевания космического пространства.

К слову сказать, советское образование всегда было на высоте. Не все плохо учились в школе, некоторые учились там хорошо. А отдельные индивидуумы даже умудрились, не расплескав по пути, донести в бошке кое-что из наследия великого космонавта. Кабы там ни было, живучий дух просвещения подвернулся вовремя. Очевидным решением топливно-спонсорной проблемы было превращение в жидкое ракетное горючее, ничего не подозревающего населения. «Не дай себе засохнуть, дружище! Сливай наличность в общий бак! Ты сидишь, но ты летаешь!». Не последнюю роль в становлении Второй Космической Эры сыграла могучая рефлексия Первой. Всех на борьбу с непокорным пространством!

Можно считать, что русские покорили космос дважды. Один раз, подняв на орбиту кусок железа, второй раз
вытолкнув в абстрактный континуум сразу множество субъектов. Перешагнув тем самым через целый этап осторожных и никому не нужных экспериментов, на которые к тому же не было ни времени, ни средств. Одному богу известно, какие усилия потребовались героическому народу и в том и в другом случае. Третье условие Циолковского утверждает, что без жертв было не обойтись. Не один Эдуардович, впрочем, так считает. Так не считают только Явлинский и его китайские товарищи, которые, как известно, о законах пространства слыхом не слыхивали, а о Космосе имеют какое-то извращенное представление, считая его почему-то «внутренним». Дурачьи, одним словом.

Оставшись без последних капель ацетона, винтики Великого Освоения ощутили, наконец, силу абстрактной мысли и незыблемость фундаментальных законов природы. Чтобы не повиснуть, словно Незнайка и Пончик, верхтормашками в незнакомой и унылой пустоте предоставлялось две возможности: отталкиваться руками и ногами от зависших в пределах видимости ближних, либо окончательно избавляться от ненужного, в такой глупой позиции, балласта. Хитрый на выдумку народ экономично воспользовался обоими. Ближние были объявлены балластом затем, чтобы от них было сподручнее отталкиваться, а первой же жертвой освобождения гондолы стала пресловутая и уже упомянутая духовность. Последняя, оказывается, была ничем иным, как известным по учебникам «весом» и могла существовать только при наличии силы тяжести, удерживающей на ногах все общество целиком.

Картина прекрасного нового мира приобрела законченные и закономерные очертания: бешено вращающийся по околорусской орбите эшелон счастливцев, над превращенным в броуновский ракетный пар жертвенным социумом. Побившие все рекорды пребывания на орбите первые космонавты, могли бы вовсе не спускаться на бренную землю, если бы не одно обстоятельство: космос внезапно оказался не пуст. Космос оказался до такой степени внезапно не пуст, что был и вовсе переполнен инопланетными чудищами, которые, как впоследствии выяснилось, представляли собой типичных пиндосских янки-астронавтов. Факт их исконного присутствия на орбите, как и приоритетное право настоящего индейца, не были учтены в азарте освоения. Это был удар. Никто теперь не мог гарантировать сохранности наземных заправочных станций, снабжающих горючим летающие замки.

Герой нашего повествования Костя Циолковский, дошедший в своих сакраментальных исследованиях до возможного наличия в пространстве чуждых нам форм жизни, так описывал мрачные пейзажи далеких планет:

«Мрачная картина! Даже горы обнажены, бесстыдно раздеты, так как мы не видим на них легкой вуали — прозрачной синеватой дымки, которую накидывает на земные горы и отдалённые предметы воздух… Строгие, поразительно отчётливые ландшафты! А тени! О, какие тёмные! И какие резкие переходы от мрака к свету! Нет тех мягких переливов, к которым мы так привыкли и которые может дать только атмосфера. Даже Сахара — и та показалась бы раем в сравнении с тем, что мы видели тут.»

Однако же, кто мог предполагать, что задолго до встречи с этим доступным сознанию кошмаром, словно в абсурдном бреду из темных пучин выплывут космические пираты — звезднополосатые гангстеры, на все попытки контакта с ними, отвечающие кантри, веселенькими флаерами и невразумительными речами о странном. Кроме того космические аборигены, обещавшие осыпать всех благами, какой-то одной им известной, демократии, вместо этого обрушили на космонавтов и наземный персонал тонны куриных окороков. Судя по всему, это был ловкий отвлекающий маневр. Единственным выдвинутым коммерческим предложением стал обмен российского топлива на нетленку импортного пошиба — променянную на космические пряники духовность. Этого стерпеть стало неможно. Не за то боролись, как известно.

К слову сказать, Циолковский то ли этого не предвидел, то ли его предвидение сбылось чересчур буквально, во всяком случае, он утверждал:

«…В общем, космос содержит только радость, довольство, совершенство и истину… оставляя для остального так мало, что его можно считать, как черную пылинку на белом листе бумаги»

Примерно в то же самое время, когда у небожителей возникли ностальгические чувства к земле-матушке стали проявляться невиданные ранее, особые свойства Открытого Космоса. Обнаружили, к примеру, его эквивалентность с вычеркнутым за ненадобностью духовным континуумом, а также то, что мерой измерения нового пространства может быть что угодно, лишь бы этого чего-то было много и все были в нем уверены. Это было форменным открытием, о котором не подозревал даже Дедушка Советской Космонавтики. Только глупцы, всю жизнь сидящие в земном болоте, могли предположить, что стройность философских построений и цельность мировоззрения делают из обезьяны человека. С высоты космического полета особенно хорошо видно, что идиотские выдумки всех этих гегелей, кантов, спиноз и рабиновичей — незаметные глазу лоскуты, а не роскошный ковер так называемой мысли, как об этом разглагольствовали плешивые недоумки, к тому же не способные подняться интеллектом хотя бы до уровня вшивого Ford Focus и места замначотделом в аутсорсинговой шаражке. Последнее обстоятельство сыграло решающее значение. Контур русской космической духовности полностью обозначен. На повестке дня лишь ее будущие формы. Решение этой чисто технической задачи было заранее подсказано другом всех русских философов-космистов К.Э. Циолковским:

«Объём оболочки был переменным, что позволило сохранять постоянную подъёмную силу при различной высоте полёта и температуре атмосферного воздуха, окружающего дирижабль. Эта возможность достигалась за счёт гофрированных боковин и особой стягивающей системы.»

А путеводной звездой для каждого россиянина сегодня и впредь станут слова гениального русского ученого и изобретателя:

«В 1885 году, имея 28 лет, я твёрдо решился отдаться воздухоплаванию и теоретически разработать металлический управляемый аэростат.»
Из автобиографии К. Э. Циолковского.