Андрей Плыгач : Вырождение донкихотства

Великий испанский писатель, человек долгой и трудной судьбы Мигель Сервантес подарил миру замечательное крылатое выражение «бороться с ветряными мельницами». Напомню, что его герой, бедный дворянин Алонсо Кихано, перечитав книг, всерьёз поверил в высокие, благородные, рыцарские идеалы и, явно сбрендив от несоответствия прочитанного окружающей действительности, пошёл по миру на борьбу со всяческими злом и несправедливостью. Этот, явно комический, а по замыслу автора и пародийный, персонаж неожиданно стал символом очаровательного, но глупого и, по сути, безнадёжного идеализма. Как мне кажется Сервантес в какой-то мере посетовал и на тщету писательского удела. Мне хочется верить, что любой человек, ощутивший в себе потребность писать, делает это не из материальных и тщеславных соображений, а из чувства великих сопричастности и сочувствия к человечеству, ощущения живого, пульсирующего единения с ним. На таком фундаменте стоит здание великой, гуманистической, русской, да и мировой литературы.

И вот смотрю я сейчас вокруг и горько признаю, что это бескорыстное донкихотство вырождается. Какой-то засел в нас червь озлобления, разъедающий всё изнутри. Литературное призвание незаметно превратилось в средство заработка или способ скоротать время. Для обывателя всё это – вообще мартышкин труд, деятели культуры у него, в лучшем случае,- праздные болтуны, в худшем – алкаши, тунеядцы и сосуны. Интеллигенция (точнее те, кто себя таковыми считает) презирают собственный народ, обвиняя его в том, что он погряз в лени, апатии и пьянстве. В большинстве своём мы отказываемся верить в хорошее, в лучшее в людях, становимся циниками, величая себя «трезвомыслящими», мы отказываемся признаться в своём пессимизме, гордо называя себя «реалистами», мы боимся взять на себя ответственность за что-то, изображаем жертв, и в конце концов становимся похуистами. Это неминуемо. Обратите внимание, какое огромное количество людей «В контакте» подписано на публичные страницы всяких «Мизантропов», «Эгоистов», «Весёлых социопатов». Какое же простое решение: ненавидеть сразу всё общество, всё человечество разом, а! Вот во что превратилась великая христианская идея о греховности человеческого рода. Дон-Кихот нашего времени – анонимный тролль. Не замечали за собой этой склонности к навешиванию ярлыков? Власть как-то незаметно, полушёпотом зовётся теперь «Они», как будто это не люди, такие же, как я или Ты, это – чужие, с другой планеты засланцы. 16-летний пацан со свастикой в руках заявляет, что он – русский: всё, фашист, и разговаривать нехуй. Бедная вьетнамка рождает в подвале твоего дома очередного ребёнка, — да они как тараканы плодятся, их давить надо! «Вот при Сталине был порядок!» (Ну, или при Брежневе). «При нём бы митинги не собирались языками чесать!» «Цензура и смертная казнь!» Мы стали относиться к своим идеям лучше чем к людям. Мы забыли давно, что за каждым «педерастом», «фашистом», «жидом», системным или внесистемным «провокатором-оппозиционером» скрывается конкретное имя, со своей конкретной судьбой, требующее Вашего понимания, хотя бы понимания. Подумайте над этим.

В заключение хотелось бы сказать вот что. Альбер Камю однажды заметил одну интересную деталь: причинами самоубийства (именно физического) служат разные глубинные мотивы, но поводом, толчком к этому может послужить простая грубость, глупая колкость, сказанная нечаянно. Готовы ли Вы взять на себя такую ответственность? Если да, не знаю чем Вам помочь. Если же нет, то всё, что я могу посоветовать Вам – быть добрее к ближним. Я чувствую острую необходимость не в гражданском, а в морально здоровом обществе, в котором справедливость не просто юридическое понятие, а душевная потребность, даже в отсутствие единой идеологической платформы. Я не проповедник, советующий Вам обрести бога и делать взносы в приходскую кассу, ибо богов у меня нет. Я не политик, просящий Вашего голоса, ибо доброта – не бог весть какая политическая программа. Но написанное слово имеет силу хотя бы тем, что оно позволяет читателю побыть наедине со мной и своими мыслями, без вранья, лицемерия и самолюбования. Я верю в то, что Ты – такой же как я, а, значит, дурных помыслов у тебя нет. Если это так, то всё будет хорошо. Если же Ты посмеёшься надо мной, утешением мне служит то, что над рыцарем печального образа смеялись также.

PS. Это не на конкурс. Просто о наболевшем.