Антоновский : Колыбельные районы (1)

Академическая, станция метро, серое здание 70-х годов, посреди безымянной площади, на пересечение Гражданского проспекта и проспекта Науки – знакомое мне в любую погоду, в любое время суток, в любую из годин моей неспокойной жизни.
Красная ветка метро уносится далее – Гражданский проспект, Девяткино. На Политехнической есть туннель ответвление для станций Сосновка, Проспект Культуры, Бугры – на месте Политехнический красная ветка должна превращаться в двухзубчатую вилку, но метро в Питере строят удивительно медленно, ссылаясь на болотистую почву, и подземные воды, которые однажды уже привели к размыву. Метро предмет особого моего культа.
Не построенное метро тем более. Станция Проспект Луначарского, которая по моей задумке должна была быть впаяна в многоэтажный дом, на пересечение с Демьяном Бедного. Здесь в пасторальном спокойствие спального района, открываются какие-то удивительные дополнительные органы для созерцания, и вот стоишь и молчишь, смотришь на аляповатый блочный дом этажей в 14 – как мозаикой закрывший собой горизонт, и думаешь о несуществующей доминанте пространства.
Спальные районы моя страсть, до дрожи в ногах, с которой я ничего не могу поделать. Они настолько крепко зарифмованы и впаяны в мое мировоззрение – вместе с христианством, смирением, отстраненным созерцанием суеты, с любовью наконец — с какой то пространственной, географической нежностью, что на меня часто глядят как на сумасшедшего идиота, фрика, безумца. Спальный район сохраняет в себе весь потенциал пустоши, степи, леса – первозданной местности, и удивительная блочная – кирпичная простота, утилитарность домов, здесь сливается с природой. В спальных районах нет ничего искусного, вымороченного, эстетически излишнего. Это энергетика жизни в чистом виде. Энергетика обыденности. Как говорит один мой товарищ про нолановского Бэтмена – театр для трех масок с одним предметом каждый. Вселенские шахматы.
Я христианин спального района. Адепт непостроенного метрополитена. Станция “Бабье-лето” в парке Сосновка, как ей пошло бы название “Бабье-лето” – весной, зимой, в июне или в конце ноября, ну и конечно когда все вокруг покрывается испепеляющей ярморочной ржавчиной. Станция построена в 80-е годы, открытого типа, на стене в конце платформ панно – картина Глазунова “Прощание” замысловатый орнамент – где снизу похороны старухи, многоликая композиционная толпа – а сверху поразительными слоями осень, электрички, высоковольтные вышки, блочные дома. Плевать, кто что думает про Глазунова, эта картина – лучшее что создано в живописи 20-го века, слияние художника с обыденностью, с повседневностью – то чего так хочет добится современное искусство.
Нет ничего лучше плохой погоды – постулировал герой болгарина Богомила Райнова, черноморский разведчик и почти супермен. Серая конденсация в спальном районе, превращает жизнь в Жизнь, тянет к смирению, показывает величие замысла, шумит сквозь дождь, как дециметровый волшебный канал, на черно-белом телике, где-то на даче.
Серость настраивает нас и играет нами – в серости так просто почувствовать себя другим, совершив колоссальный экстатический трип в абсолютное спокойствие.
Это и есть для меня высшее состояние человека – экстаз умиротворения, когда начинаешь видеть себя со стороны, и ощущать собственная счастья, как выглядишь счастливым для других, и как на самом деле счастливы другие. Счастье – самая аморфная форма, это палки на пути, зависающая красная полоска на ю-тубе, ( красная ветка метро ) – все абсолютно вялое, неправильное, суетное, отчаянное – но увиденное откуда-то сверху. Счастье это вечное состояние Бога, которое несмотря ни на что, и чем большее отчаяние и боль, тем острее – можно почувствовать, услышать, испытать, став другим по отношению к себе.
Когда перестаешь видеть толпу, потому что время двигается настолько быстро – что люди исчезают, и остаются лишь те, кто считает минуты, часы и года – так же как ты. Координированные окна многоэтажных домов, потенциальные станции метро, пожирающие локус, перекати-поле – бесцветный шар, слепого пятна, того что остается невидимым, непознанным, не сделанным.
Об обыденности можно рассуждать бесконечно, но все упирается в это другое время и другое другое другое – бесконечное другое, на тонких ниточках. И думаешь, что и метро Академическая могли бы и не построить, а где то было бы ответвление – проспект Культуры, Сосновка, Бугры…
И вот думаешь об этом и становишься безмерно счастливым.