Бабанин : Диалоги: структура 14. Примирение.

— Ну почему ты злишься? Так и будем играть в молчанку?
- Я не хочу, чтобы ты публиковал этот роман, вот и все.
- Почему? Что за глупость?!
- Потому что здесь все ложь! Ты хочешь меня опозорить на весь… всю страну? Тебе это удастся. А как мне потом людям в глаза смотреть?
- А как ты раньше смотрела?
- Но ты же знаешь, что все придумано! Тобой. А имена настоящие. Хоть бы их изменил!
- Ничего менять я не собираюсь! Где тут ложь?! Пальцем ткни! Где она? Может, в том, что ты бросила меня и вернулась к сытой мещанской жизни с мужем-негоциантом?! Это ложь, я тебя спрашиваю? Что ты плохо себя чувствуешь, если в компании два-три кобеля прямым текстом не предложат тебе соитие в этот же вечер? Может, ложь в том, что ты перетрахала все, что под ноги попадало и пролетало мимо? Без всяких чувств, без любви, даже без симпатии – только по меркантильным соображениям или от прихоти матки?! Все твои сообщения и письма ко мне – это ложь? Чего ты плачешь?
- Если я такая… блядь, тогда почему же ты говорил, что… что любишь меня? Врал?
- Нет, не врал. Я и сейчас тебя люблю. Я же не виноват, что люблю… «блядь» – это ты сказала!
- Я – блядь?! Ах ты, сволочь!

Для такой хрупкой женщины бросок сигнального экземпляра моего романа был слишком сильным и точным. На будущее: писать надо рассказы, а не толстые романы!

- Я – блядь?! А все твои бабы, которые были и которые есть или будут – они не бляди? А сам ты не блядун? Меня все предупреждали, что ты никогда не изменишься, а я, дура, поверила тебе, блядуну! И после этого он меня еще блядью называет и описывает ложь! Ты просто хочешь мне отомстить, вот и все.
- Для того, чтобы отомстить, не пишут роман в семьсот страниц.
- Нет? Не пишут? А зачем же ты его написал?
- Чтобы люди увидели, какая страшная штука любовь! И какая прекрасная одновременно.
- А мне что делать после публикации? Умереть со стыда или уехать жить в глушь?
- Слава тебя и там достанет! «Слава» — я имел в виду «она», а не «он», не наш муж.
- Я на тебя в суд подам и упеку за решетку лет на пять.
- Во-первых, в тюрьме лучше всего пишется, и я выйду с десятью новыми романами под мышкой, а, во-вторых, тебе придется иметь дело с моими адвокатами из издательства. А они -очень злые мальчики, все процессы выигрывают. Это же бизнес, очень прибыльный, там жестокие законы.
- У нас в агентстве тоже хорошие адвокаты!
- Ваши адвокаты могут только потребовать прописать тебя ко мне с последующим разменом, да и то — навряд ли. Я откуплюсь от них взяткой.
- Сволочь! Ты все продумал, а я… Ты злой. Та, что у тебя в романе – это не я! Ты меня такой сделал: сначала в книге, а потом и в жизни. Я никогда не была такой, как с тобой. Спроси у всех моих друзей: я всегда была «душой компании». А теперь…
- Годы, Ло, годы. С возрастом любая женщина становится стервой.
- Бабанин, я ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь поломал, а теперь вот решил меня унизить и публично растоптать!
- Да, после такого настоящий джентльмен должен жениться на обесчещенной девушке. Вот всегда так: бесчестят все, а жениться должен кто-то один. А он, может быть, даже и не бесчестил, а проходил мимо, или стоял и смотрел. Видно, такая у меня карма, я согласен!
- Ты… ты делаешь мне предложение? Ты… шутишь опять или издеваешься?
- Нет, я люблю! Выходи за меня замуж, я же тебя опозорил на весь мир.
- Ты чокнутый, Бабанин, и всегда им был. И боюсь, что это навсегда.
- Ты согласна?
- Ты всерьез?
- Конечно.
- Согласна. Значит, судьба моя такая вот нелегкая – быть женой ненормального и… алкоголика, наркомана и блядуна!
- Лучшая характеристика для молодого!
- Хорошо, тогда действительно непонятно, зачем тебе публиковать роман?
- В чем подвох?
- Тебе не будет стыдно, что тысячи посторонних узнают, как кончает твоя жена, как она делает минет, что она «сиповка», что она любит, когда ее сажают на колени?!..
- Это их проблемы!
- Как и что твоя жена кричит во время оргазма, где у нее эрогенные точки – ты не боишься всем об этом рассказать?
- Я уже это сделал. Они будут мне завидовать.
- А женщины?
- А женщины будут завидовать тебе!
- Пусть только попробуют! Теперь ни одна к тебе ближе, чем на пять километров не подойдет! И вообще, раз ты берешь меня замуж, то я увольняюсь с работы – дважды на одну швабру наступать не хочется! Нравилось тебе с Принцессой 25 часов в сутки ходить по жизни, взявшись за руки – вот теперь то же самое будешь делать со мной!
- А ты не боишься, что я тоже не стану наступать на швабру еще раз — теперь, как в гареме. Общение с любым обладателем яиц только в присутствии моего адвоката-евнуха!
- Дурак ты, Бабанин! Я тебе никогда не изменила бы, если б чувствовала, что ты только меня любишь, а не всех, у кого дырка между ног.
- Ну ты же понимаешь, что вокруг тебя мужики будут виться, как мухи возле говна.
- Очень красивое сравнение по отношению к любимой женщине, почти жене! Представь, что меня не волнуют мужчины, когда я люблю тебя. Ты же знаешь, что у меня быть никого не может, если я уверена, что мы с тобой…
- Знаю, знаю, дорогая, не расстраивайся. Значит, мир и любовь?
- Обложку хоть поменяй! Я здесь некрасивая. Складки на животе, вон даже целлюлит виден. Возьми какую-нибудь другую фотографию, у тебя же их было так много. Или, поди, повыкидывал все, когда к Принцессе вернулся?
- Опять началось?
- Нет, милый, но я правда чуть с ума не сошла, когда ты в очередной раз меня бросил. Я думала, что жизнь кончилась и ничего в ней уже не будет.
- А я всегда тебе говорил: убери правую ногу с педали газа! Все уже началось. Самое страшное теперь – разучиться удивляться каждому дню, проведенному вместе.
- Самое страшное для меня теперь – снова потерять тебя! Я уже не переживу, здоровье не то.
- Мы уже не потеряемся! Столько раз не теряются, даже в романах.
- Я люблю тебя, Бабанин! И ничего не могу с собой поделать: люблю и все!
- Такая же фигня!