Голем : В круге света

* * *
Шаг, шаг, шаг – по камням, по трещинам, по редким травам.
Третий час подъёма. Выше, выше ползи, улитка… до самой вершины Фудзи. Классики, галстуки, Аю-Даг. Увы, не Артек здесь – гора Синай. Никто тебе руку не сунет, Изгарышев. Не вытащит, там, фигу или флягу… с чего бы? Фляга на поясе, с подсоленной минералкой. А фига всегда наготове. Моисею тоже выпить не подносили, пока он у подножья Синая беседовал с несгораемым кустарником, а потом сверху заповеди перетаскивал. Молочком, небось, расслаблялся, заика-пастушок из царского рода. Неопалимая купина нынче вымахала в огромный куст, растущий за оградой монастыря Св. Екатерины. А вот Катя, Катенька… Катерина, жена Изгарышева, была отнюдь не святой, а ласковой, живой непоседой. Три недели назад она вместе с сыном отправилась в Моздок, в гости к матери, и пропала.

– Мы опросили все службы. Женщина с красным чемоданом на колёсиках, державшая за руку мальчика лет девяти в синей кепке и прибывшая рейсом 519 из Санкт-Петербурга, вышла из самолёта, но не покидала территорию аэропорта «Кавказские Минеральные Воды». По другим источникам, она села в легковую автомашину с номерами Ставропольского края.
– Бл.., ну я же предупреждал! Что у них, в Минводах, нет городского транспорта?!
– Держите себя в руках, Изгарышев. Вы в общественном месте.
– Да не будьте вы… общественным местом. Ищите! Столько времени ни слуху, ни духу.
– По имеющимся данным, на территории Российской Федерации Изгарышевы не объявлялись. Возможно, под чужими именами они были депортированы чартерным рейсом в Закавказье или на Ближний Восток. Не исключено, что в ближайшее время вы, Вячеслав Сергеевич, получите письмо с требованием выкупа. Советую немедленно обратиться к нам.
– И что тогда? Денег дадите? Наряд ОМОНа отправите в Закавказье?
– Ладно бы, в Закавказье… примем меры, я обещаю. Надо поторговаться.

Триста тысяч долларов, такая сумма значилась в письме, выполненном арабской вязью на обрывке жёлтой бумаги и небрежно засунутом в почтовый ящик Изгарышева — неведомо когда, неведомо кем.
Куда пойдёшь с этим? С кем поторгуешься?
Здесь, в Израиле, Вячеслав Изгарышев, вице-президент российско-израильского газового концерна, должен был встретиться с однокашником Борькой Вайнером, командиром спецотряда «Бен-Гурион». Получив дубликат письма с требованием выкупа, Вайнер отложил все дела, поджидая приятеля. Но в день прилёта Борьку взорвали в Хайфе, в маленьком придорожном кафе, заодно с десятью-двенадцатью посетителями. Сообщив сухими губами безрадостную весть, жена Борьки послала гостя, замершего от отчаяния, не на историческую Родину, как можно было представить, а на гору Синай, лучшее место для встречи с Богом, а заодно и с Борькиным заместителем. Стоило Изгарышеву возразить: мол, не рождён он ползать скалолазом, дверь Вайнеров тут же захлопнулась.

Пыль, пыль, пыль от шагающих сапог.
Скорпион юркнул в трещину – я тоже тебя боюсь, сообщил ему Изгарышев, медленно разгибаясь. Спина наполнена болью и скрежетом, словно отгибаемая крышка консервной банки. Ноги не желают лезть по склону, отдаваясь ломотой в самом неожиданном месте. Так мучительно болят только зубы, размышлял новоявленный альпинист. Давай, бродяга. Горы в Израиле – не горы, а холмы, утешал он себя, задыхаясь. Вдавлены в землю, как пенсы, длительной, неминучей старостью. Нечего скулить. Всё равно после подъёма до старости не доживёшь… ты же не Моисей!

Перед поездкой Изгарышев, от нечего делать, перелистывал хронику библейской жизни.
Центральная дохристианская фигура была по жизни пастухом, а по призванию – боговидцем, прикрывавшимся из скромности покрывалом. Моисей, что означает «поднятый из воды» – именно так, как щенок или кролик, был назван младенец, обнаруженный в тростниковой корзине египетской принцессой (чем были заняты фрейлины, мне интересно, подумал, зевая, Изгарышев)… между тем, был Моисей сыном Амрама и Иохаведы, потомком Каафа, сына Левия – стало быть, Моисеевы предки служили Господу. Между прочим, того же роду-племени были Давид и Иисус.

Вершина Синая, изрезанная лощинами и россыпями камней, подскочила к Изгарышеву внезапно, словно выросла из земли. Между зарослями легко возник человек в европейской одежде, но в чалме бедуина, и заговорил по-английски:
– Господин Изгарышев?
– Д-да… это я.
– Я готов вас выслушать. Рассказывайте по порядку.
Кое-как наладившись, Изгарышев поведал о своих горестях. Однако собеседник, казалось, не внимал его сбивчивой речи, задумчиво вертя в руках обрывок желтоватой бумаги. Затем, так и не представившись, незнакомец вытащил записную книжку, пролистал её и начал вслух размышлять:
– Чартер… Абу-Бекр? Нет, это не салафиты. Тогда… ну, конечно!
Неожиданно для Изгарышева неизвестный сжал в ладонях его правую кисть:
– Боюсь, у меня плохие известия. В Закавказье больше нет таких аппетитов. Что касается нас… в указанный период, по сведениям, собранным Вайнером, было зарегистрировано шесть чартеров, вылетевших из данного региона на Ближний Восток. Только один из них перевозил женщину европейского вида с сопровождавшим её примерно девятилетним мальчиком. Если это они, далее буду краток: похититель имеет прямое отношение к гибели моего командира – и будет сегодня взорван.
Собеседник Изгарышева поднёс к глазам часы:
– Через час. Весьма сожалею, но я ни с кем не успею связаться. Прощайте.
Ошеломлённый Изгарышев молча проводил взглядом чёрного вестника.
И горы вздрогнули от горестного вопля.

Во взбаламученном изгарышевском мозгу творилось что-то невероятное.
Вечерний зной, казалось, выжег на его лице нерождённые слёзы. Пот высыхал, едва появляясь на лбу мелкими бусинками. Что-то бессвязно бормоча, Изгарышев подхватил с земли осколок известняка и бросился к ближайшему валуну. Через час на нём и на соседних камнях пестрело десять-двенадцать записей.
Это были заповеди, обращённые к Богу:
.
«Не назидай!»
«Оставь в покое мои эмоции»
«Не искушай везением, Господи»
«Не оставляй надежды. Не возвращай украденное!»
«Не обещай. Не воспрепятствуй!»
«Отдай мне правосудие и укажи путь мести»
«Прости всю ненависть мою»
«Не погуби мне, сволочь, жену и сына!!»
И далее в том же духе.
.
Прошло два-три часа, раскрывших веер призрачных сумерек.
Лежал на вершине Синая человек, лишённый чувства, разума и пространства. Шевельнулись кусты. Лёгкий ветерок тронул его волосы, словно в попытке утешить. Смеясь, пробежался по изодранному, испачканному пылью костюму – и над одеждой вспыхнуло лёгкое синеватое пламя. Человек не купина, он сгорает в половину минуты. Если бы Изгарышеву дали высказаться на прощанье, возможно, горы услышали бы:
– Мы живём в круге света, облака прикрывая, там, где сила рассвета бродит в нас, как живая. Призрачностью успеха вылетит к нам блесна. И никакого эха. И никакого сна.