Бабанин : Чужая.

Мне не было совестно, хотя впервые в жизни я публично лежал в обнимку с чужой женой. Причем, с обнаженной! Притом – с женой авторитетного бандюка. К тому же, я был одет в тонкое голубое операционное белье, а на ней из одежды были лишь длинные – ниже жопы – вьющиеся льняные волосы цвета выжженной соломы и две послеоперационные марлевые повязки. Ее бирюзовые глаза были слегка приоткрыты, но она смотрела в одну точку, будто размышляя, что нам теперь делать? А делать нам здесь было не хуй. Ей – уж точно. Два огнестрельных ранения груди и брюшной полости, кровопотеря, несовместимая с жизнью, кома, смерть мозга и бесконечные переливания крови. Зрачки такие широкие, отчего глаза завораживали. Как у античных женщин, которые специально капали себе в глаза экстракт белладонны, чтобы достичь такого же эффекта. Белла Донна – Прекрасная Женщина!

Я лежу на боку, подперев голову правой рукой и, не отрываясь, смотрю ей в глаза, а левой «играю на баяне». Точнее, на «гармошке». Это такая черная гофрированная херь, которая заставляет человека принудительно дышать в случае чего. Тот самый случай. Вверх – выдох, вниз – вдох. Вдох – выдох, вниз – вверх. Сама ты уже никогда дышать не будешь, детка. Прости! Твое здоровое двадцатидвухлетнее сердце будет биться миллион лет при одном условии, что за тебя будет кто-то дышать. Аппарат РО-6 или вот такой распиздяй, согласившийся на эту авантюру – лечь с тобой на два часа в барокамеру с чистым кислородом и давлением в две атмосферы. Мертвому припарки, но ведь твой муж настойчиво «попросил» моего заведующего сделать все, от нас зависящее. А заведующий выбрал меня, как самого ебанутого из всех ординаторов. Знал, что меня можно взять «на слабо» — никто еще не лежал два часа с коматозным пациентом в одноместной барокамере и не дышал за него «гармошкой». Я – первый, как космонавт на Луне. Впрочем, ты – тоже. Считай, что мы с тобой на Луне. Мы – первые! Но на Землю (если не произойдет внештатной ситуации!) вернусь только я, прости! Ты навсегда останешься здесь, потому что у тебя резецирована печень, ранена и слишком поздно зашита брюшная аорта, пневмоторакс… И все это – из-за двух «беретточных» пулек, которые попали в тебя поздно вечером на стоянке перед клубом «Фатум». Очень символичное название, не находишь?

А не надо было выходить замуж за наркобарона, знала же, на что идешь! Не, я понимаю: квартира, Канары, «додж-стеллс», безлимитная кредитка, зависть подруг… По мне, так, лучше с милым и в шалаше, чем кома. Выходит, что «милый» — это я, и мы в «шалаше»? Извини, но выбора у тебя уже нет. Так, не отвлекаться: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Хочу тебя огорчить, но в этом «шалаше» больше никого и ничего быть не может. Никого – потому что «шалаш», вообще-то, рассчитан на одного, и тот факт, что я здесь – должностное преступление. Просто кто-то должен за тебя дышать, детка! В случае чего – заведующего посадят, а меня похоронят вместе с тобой (если, конечно, будет, что хоронить), хотя я и не при делах. У меня даже тачки нет, только разъебанный «чоппер». И я, вообще, ни разу не был заграницей (не считая бывших республик Союза). Это про «никого». А «ничего» здесь не будет, потому что все «голдо» и прочие металлы снимают на входе, чтобы не статика не заискрила. Впрочем, как и сексуальные люрексовые чулки на поясе. Те, что были на тебе. Так что, подруга, забудь о роскоши. Навсегда. Только ты и я.

К тому же, ты живешь, пока я дышу за тебя. Романтично, правда? Мы с тобой дышим в унисон, как настоящие влюбленные. И нам никто здесь больше не нужен, верно? Ты бы хотела жить так, со мной, но не здесь и без «гармошки»? Ух ты, веки дрогнули. Уверен: ты сказала «да»! Это я фантазирую, а чем еще заняться под давлением в две атмосферы? Считай, что мы с тобой на глубине двадцать метров. Вокруг нас – только кислород. Эх, закурить бы сейчас! Ты куришь? Ого! А ну-ка, ну-ка, покажи зрачки. Они вроде немного сузились. Или показалось? У тебя же – мозговая кома и изолиния на электроэнцефалографе. Представляешь: ты просишь меня дать прикурить, я понтово щелкаю своим «zippo» и мы синхронно превращаемся в пепел! Вот это – любовь! И пусть, что длилась она каких-то два часа. А больница превращается в Дом Павлова. Помнишь, в Сталинграде был такой? Или в Белый дом во время путча…

Раз уж мы такие искренние, хочу признаться: в этой замечательной барокамере я выебал двух охуительных сестер из 2-й хирургии и, случайно, врачиху-окулистку. Не, правда, неумышленно. Она пришла в два часа ночи консультировать больного, а потом попросила показать мне отделение. Ну, может еще кого-то – не помню. Но, в отличие от тебя, они дышали сами, сидели сверху, да и крышка была откинута, как на гробе. Боком, как с тобой, у меня впервые. Ты очень красивая, я бы с удовольствием тебя… Но кто тогда будет дышать? Что-то одно: либо – ебать, либо – дышать. Выбираем второе. Какое красивое у тебя тело! Эти груди, эта шея, пупок, ключицы, скулы, носик-курносик, волосы..! Про лобок с татуировкой я умолчу… Когда мы тебя уложили сюда, а я впердячился боком, то, не поверишь, у меня случилась эрекция. Но это – между нами, а то меня потом засмеют эти пидоры-коллеги, которые сейчас ржут надо мной и снимают сквозь пластиковый иллюминатор на свои мобильники. Идиоты! Они не понимают, какое это счастье – дышать за женщину, вместе с женщиной, вместо женщины… Блять, мне кажется, я разговорился! Извини, это – от скуки. Ну и от страха – тоже. Знаешь, недавно в институте сердечной хирургии, в барооперационной – это, как наш «шалаш», только размером с огромную комнату – заживо сгорели все хирурги, анестезиолог, сестры, санитарки, ну и больной, соответственно. Ему-то повезло, он был под наркозом. Как ты сейчас. Так что, да, мне немного страшно. Но, ничего, я пересилю себя, иначе, кто будет «играть на гармошке у прохожих на виду»?

Знаешь, я сейчас на секунду закрыл глаза и попытался вспомнить, с кем бы из своих бывших и действующих я согласился бы провести всю жизнь в «шалаше», вот так, как с тобой. Точнее, кто бы из них согласилась дышать в унисон, сердцебиение – в унисон, мысли – в унисон, желания – в унисон… И понял, что – никто! Интересное умозаключение. Знаешь, что страшно там, наверху? Рано или поздно ты понимаешь, что никому нах не нужен и никто тебя не любит. Впрочем, как и ты сам. Мы мстим другим нелюбовью за нелюбовь к себе. Вот и получается, что ты – первая такая в моей жизни. Хотя и чужая. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… «…у прохожих на виду, к сожаленью, День рождения только раз в году»… А ты как думаешь?

Уп-с! Зрачки?! Либо я схожу с ума, либо…
- Эй, вы, хуепуполы, позовите шефа! У нее анизокория и, кажись, сама пытается дышать! Да не пизжу я, смотрите, канюлю отсоединил. Она дышит! Она сама дышит!!! Второй зрачок тоже сужается. Она уже минуту сама дышит! Элла, поднимай нас. Включай экстренную декомпрессию! Бля, я не верю – она дышит! Чужая, ты – прушница! Да, да, сейчас ушки будет закладывать. Давай я носик зажму пальцами, а ты выдохнешь через него, лады? Умничка! Так, я не вдупляю: ты что, меня слышишь? Но как?.. У тебя же изолиния..! Слушай, я, кажется, тебя люблю! Только мужу не говори, если чо, а то меня в бетон закатают. Фу-у! Все-таки, надо было тебя… выебать! Чужая!