Ирма : Пятнадцать футов чистого белого снега*

Люси отбрасывает вязание и в зубах ковыряется спицей. Спица скрипит и царапает нёбо. Люси же хочется проткнуть насквозь небо: из него посыплется пятнадцать футов чистого белого снега.
— Где моя скромница Мона? – спрашивает у глиняной уточки-солонки. Мону готовят в монашки. Мона готовится стать никем. Это просто.
— Давно ушла твоя Мона, — выбивает дробь фарфоровый зайчик. Зайчик со сломанной ласковой лапкой. Зайчик сочиняет, что был в Зазеркалье, но тогда его звали Кролик. Он носил цилиндр, разбитое пенсне в старинной оправе, был замечен в связи с Алисой.
— Где грязнуля Мэри? Мэри не хочет быть прачкой, у нее от воды цыпки, от щелочи язвы, а от пара дурнеет лицо. Мэри мечтает покончить с собой.
— Она её с собой взяла, — свистит зеленый чайник.
— Но они, же не надели рукавицы, а за окном – пятнадцать футов чистого белого снега. У снега этого самые большие уши: он и немого слышит. У снега этого такие глаза, что и мертвого видит. С этим снегом не получится сыграть в прятки.
— Где же Майкл, у которого вместо ножек протезы? Убежать далеко он не может. Майкл живет под кроватью, питается пылью, носками и подрезает усы тараканам. Тараканы за это приносят объедки, думают, что он монстр или дитя странной леди. Тараканы способны на жалость.
— Почему Марк не играет балладу печали на трубе водосточной?
— У него вместо рта приклеенный черный квадратик, он не любит болтать и шутить о погоде, — гундосит труба.
Мэтью снова запирается в ванной и стирает мочалкой кожу до дыр. Остается лишь грязная мыльная пена, а Мэтью нигде нет. Мойдодыр им доволен.
— Где же Джон, мой слабенький Джон? Недоношенный, пахнущий виски и чужими грехами. Джон мог прошлым летом родиться, но его никто не позвал. Если ночью не спится, просит мальчик разбавленный яд в молоке или в сердце холодный свинец.
— Ведь уже темнеет… Темнеет. Темнеет, — шепчет Люси. А с детьми что-то не так. С детьми совсем плохо…Они снова ушли гулять под пятнадцатью футами чистого белого снега. Наутро их будет не отыскать.
— Пожалуйста, положи трубку, нет нужды вызывать неотложку, — говорит кто-то Люси на ушко. — Мы – под пятнадцатью футами чистого белого снега. Помни, крошка, что за нами следит снег.
Люси кивает и босая выходит наружу, машет рукою соседу, но рука бьет беднягу наотмашь. Раз-два-три — все тело в полосках, вдоль и поперек, в разрезах, узорах, стигматах.
— Спи, мой враг, засыпай, пусть твой сон будет сладким, — напевает колыбельную Люси и целует как нежная мать дорогого ребенка. Его губы будут долго помнить ее. Ее нож его быстро забудет.
— Есть здесь, кто живой?- кричит Люси. Эй, вы суки, скорей отзовитесь! Слишком тихо. Люси мерзнет. Сосульки свисают с коленок. На зубах скрипит пенопласт. Груди застыли в ледяные комочки, и гулко стучит внутри бам-бам-бам. Люси под пятнадцатью футами чистого белого снега. Люси вся — чистый снег.
— Все кто чувствует себя несчастным и жалким, кто лишен волшебства и светлых мечтаний, протяните руки к небесам, ведь у каждого есть спица. Каждый может проткнуть небо, чтобы ловить ртом эти хлопья и стараться не думать о том, что выхода нет. Разве это еще удивляет? Спица способна творить чудеса: она превратит тебя в снег. Спица превратит тебя в вату. Спица сделает тебя той, кем ты можешь и вовсе не быть. Выбирай, моя милая, ведь выбор всегда за тобой.
-Доктор, доктор, я схожу с ума. Это худший день, который у меня когда-либо был. Мне хуево! Хуево! Чертовски хуево! – кричит Люси человеку в несвежем халате, доктор лениво качается в кресле, под пятнадцатью футами чистого белого снега ему все равно.
— Где моя медсестра? Я нуждаюсь в лекарствах, электрошоке и грелке, —
у парализованной Люси паранойя, озноб и удушье. Доктор считает, что это просто капризы. Девочки склонны все делать назло. На все вопросы ответит кто-то другой. Ведь под пятнадцатью футами чистого белого снега не найдешь ничего, что можно украсть или взять для себя — даже слова.
Разве не ясно это всем вокруг? Мы – под пятнадцатью футами чистого белого снега.
Спаси себя сама! Помоги себе!
Спаси себя! Помоги себе сама!.. – разносится ветром молитва.
Но Люси напрочь забыла телефон неотложки, а из горла ее льется гранатовый сок, тот, что пряный и сладкий, но с легкой кислинкой.
И видит Люси небо в алмазах, все небо в чистейших алмазах. Вот так.

* по мотивам песни Fifteen Feet of Pure White Snow ( Nick Cave & The Bad Seeds)