Скорых Дмитрий : Адский розовый трип

Заниматься сексом с Лесей все равно, что играть в футбол сдувшимся мячом. Порой мне просто хочется слезть с нее, включить комп, выйти в интернет и смотреть под пиво, как другие мужики «гоняют нормальными мячами». Она не кричит, не стонет и практически не двигается подо мной, будто спит, у нее даже глаза закрыты. Намаявшись вдоволь, я все-таки спускаю ей на живот, потом смахиваю со лба мокрые от пота волосы и иду в ванную, в который раз обещая себе трахаться с Лесей только под кислотой или, минимум, под экстази.

Леся снимает флэт в самом центре города, двуху в серой, панельной девятиэтажке. Она учится в политехническом на четвертом курсе и планирует после окончания учебы не возвращаться в свой Дальнопизденск, а остаться в моем городе на ПМЖ. Леся живет на деньги, которые присылают ей предки, какие-то деревенские фермеры, торгующие на рынке мясом и овощами. Судя по ее шмоткам и обстановочке на флэте, присылают они ей немало. Леся говорит, что у меня богатый внутренний мир. Я не спорю, может, так оно и есть. Однажды мы накурились в щи астраханского ганджубаса, и меня проперло на лирику. Я всю ночь грузил ее какой-то ахинеей, а она с тех пор считает меня романтиком.

Ислам Дадаев, это тот самый чувак, у которого я беру кислоту. Пятьсот пятьдесят за марку. Ислам тусуется в основном на окраине, в районе вокзала. Его кореша, чечены, держат там кабак «Мимино». Шашлыки, чебуреки, люля-кебаб — вся эта кавказская шняга. Мы с Кислым частенько заходим туда похавать и прихватить немного дури. У нас на сегодня стрелка с Исламом. Нужно съездить, взять три-четыре марки. Я выхожу от Леси и иду к остановке. По пути цепляю Кислого. Кислый выкрасил волосы в белый цвет, и теперь выглядит как полный мудак. На нем толстовка с капюшоном цвета сырой канапли, с надписью “White Patriot» на груди, синие, широкие джинсы с выпирающими карманами и белые кросы. В руках у него открытая банка Яги.

— Чел, зацени, — Кислый сует мне под нос новенький айфон. – Неслабо, да?

— Китайский? – спрашиваю, вглядываясь в дисплей.

— Не, ты че, слепой? – возмущается Кислый. – Ты глянь, чистый юэсэй! Подрезал вчера у одной телочке в торговом центре. Шла, глазами хлопала, даже сумку не закрыла, овца. Не знаешь, кому загнать можно?

— Не знаю, — возвращаю ему айфон я. – Ты смотри, аккуратней, я слышал, их сейчас мусора находят как-то.

— Да похуй, — Кислый сует аппарат в карман. – Скину завтра цыганам на рынке.

— Дай хлебнуть, — я беру у него банку и делаю глоток. – Бля, гадость, как ты это пьешь?

— Лан тебе, прикольная штука. Бодрит и все такое.

— Скажи это своей печени.

Мы подходим к остановке, я достаю пачку Бонда и закуриваю.

— И это мне говорит чел, сидящий на кислоте, — улыбается Кислый. – А вообще, я тебе скажу, как любая телка при аборте: мое тело, мне решать.

Кряхтя и попердывая, к нам подъезжает ПАЗик. Открываются двери, и мы залезаем внутрь. Едем на вокзал. За окном мелькают унылые пейзажи нашего города. Мрачные, еще сталинские пятиэтажки с огромными окнами сменяются одноэтажными, деревянными домиками, словно врытыми в землю. Это старый городской центр. Дальше пойдут новостройки, аккуратные районы с торговыми центрами, кинотеатром, фонтанами, парком. Мы сидим на рваном в клочья сиденье, подпрыгивая на ямах и колдобинах. Кислый глушит ягу, тот розовыми струйками льется ему по подбородку. Две старые тетки интеллигентного вида морщатся и неодобрительно косятся в нашу сторону. Я закрываю глаза, думаю о Леси. Она умная, красивая, но вот эта ее инертность в постели меня здорово напрягает. Может, стоит с ней это обсудить?

— Смотри, Леха, вон Бомбер с корешами идет, — Кислый тычет пальцем в окно.

Я вижу Бомбера, лохматого, нескладного пацана с длинными как у обезьяны руками. Он в компании троих таких же грязных, как и сам, торчков перебегает дорогу на красный свет. Бомбер с Кислым учились в одном классе и до сих пор общаются, хотя я, например, не понимаю, какой смысл поддерживать связь с этим отребьем. Когда им на дозу не хватает, от них не отвяжешься, могут ходить за тобой целый день, как голодные собаки, а как вмажуться, им сразу все по барабану.

— Держался бы ты лучше от них подальше, — с видом ревнивой подруги говорю я.

— Да лан, че ты, Лех, Бомбер нормальный чел, — Кислому, походу, просто невозможно объяснить в чем разница между нормальным челом и конченым торчком.

На вокзале сегодня малолюдно и как-то неожиданно тихо. Мы вылезаем из ПАЗика и шагаем по пыльному асфальту мимо припаркованных маршруток и автобусов. Кислый, изображая из себя баскетболиста, забрасывает пустую банку яги в урну. Я закуриваю, чиркая зажигалкой. Впереди нас кафешка «Мимино» заманивает посетителей яркой, красной вывеской и струящимся шашлычным духом. Можно сидеть на улице за одним из круглых пластиковых столиков, можно зайти внутрь. Я кручу головой, пытаясь выцепить взглядом Ислама. Вижу его машину, ярко-красную мазду со спойлером и тюнинговаными фарами. В машине никого нет. Вокруг кафешки, как пчелы вокруг улья крутятся чечены: заходят, выходят, громко по-вороньи разговаривают по мобильникам, стоят курят со стремными русскими подругами, сидят за столиками, доедая шашлыки. Дадаева среди них невидно.

— Че, зайдем? – Кислый кивает на открытую настежь дверь, из-за которой доносится заунывная восточная мелодия.

— Угу, — я то и дело ловлю на себе подозрительные взгляды чеченов, чувствуя себя миротворцем прочесывающим аул вблизи города Грозный.

Внутри кафешки светло и душно. Ислам, одетый во все белое, брюки и рубашку сидит за барной стойкой и о чем-то болтает с барменшей, молоденькой кудрявой блондинкой с розовым, гладким лицом и веселыми, голубыми глазами. Я облегченно вздыхаю, чувак на месте, все путем. Заметив нас, Дадаев кивает в знак приветствия и жестом показывает в сторону сортира. Мы с Кислым идем туда. Открываем дверь, заходим. Кислый открывает кран умывальника, зачерпывает полные ладони воды и начинает ожесточенно тереть лицо.

— Фу, бля, ну и жара! – отплевываясь говорит он.

Я достаю кошелек, отсчитываю лавэ. Кислый сует мне еще штуку:

— Лех, больше нет, сотка с меня тогда.

— Лавандосов нет, зато, блять, с айфоном ходишь, — бурчу я.

— А ты не завидуй, — смеется Кислый. – Я ж не виноват, что у меня руки не из жопы растут. Чего хож, могу ими достать, хоть айфон, хоть что.

Открывается дверь, и к нам в сортир заходит Ислам, косится на деньги у меня в руках, дает краба Кислому, потом мне.

— Слишь, братан, всэ подорожало, тэпер только по симсот могу продат, — двигая носярой, объясняет нам он. – За то штука – во! – он показывает мне большой палец. – Пацаны говорят, палчикы облыжеш.

— Че за херня мужик? – хмурится Кислый. – Да в любом клубе за пятихатку отдают. Мы к тебе ходим просто, чтобы не палиться, а ты цены такие гнешь. С какого подорожало-то, это че, бензин?

— Э, слюшай, ты нэ борзэй тут!

— Лан, хорош тебе, — я отстраняю Кислого в сторону. – Не хуано проблемо, Ислам, но если ты нам за семьсот парашу какую-нибудь подсунешь, не обессудь, больше к тебе не придем.

— Слишь, какая параша! Тэбэ башню с нэе снэсет на хуй!

— На, держи, — я даю ему бабки.

Улыбаясь, Ислам достает две пачки из под сигарет и кладет их на раковину. В каждой должно быть по две марки. Мы не проверяем. Чечен нас еще никогда не наебывал.



За домом Кислого есть помойка, за помойкой пустырь, за пустырем посадка тополей. Сегодня решили закинуться там. Садимся на бревно, достаем марки, кладем под язык. Пакет с чипсами и минералкой я приспосабливаю на земле рядом с ногой. Мы сидим минут десять, потом я не выдерживаю и закуриваю. Кислый возится кроссовкой в траве, будто что-то там ищет. По небу над нашими головами неспешно плывут рыхлые, белые облака. Я вглядываюсь в них, пытаясь разглядеть интересные формы. Облака ничего мне не напоминают. Кислота еще не действует. Рано.

— Че, как там у тебя с той чикой, Лесей? – Кислый лезет в мой пакет за минералкой.

— Ништяк, — говорю я.

— Дает? – Кислый прикладывается к бутылке.

— Угу, — вздыхаю я.

— Ясно, — он достает свой айфон и нажимает пальцами на экран. – На, зацени, это фотки той дуры, у которой я его подрезал.

Мы начинаем разглядывать фотки. Бывшая хозяйка айфона высокая, стройная брюнетка немного постарше нас. У нее интересное, веселое лицо с большим ртом и пухлыми губами. Она все время улыбается. Я думаю, интересно, а сейчас ей так же весело без айфона?

Проходит полчаса. Кислый рассказывает историю про какого-то чела, который обожрался каких-то грибов, представил себя ангелом смерти и сиганул с балкона пятого этажа. Вот только до земли он не долетел, а приземлился на росшую под балконом яблоню, и уже сидя на ветке трындел на весь двор про конец света. Мне кажется, Кислого уже накрывает. Я встаю с бревна, потягиваюсь и пытаюсь размять затекшие конечности. Кислый открывает пачку с чипсами и начинает громко хрустеть. Я смотрю на облака и вижу белого, пушистого слона. Он трясет хоботом и подмигивает мне правым глазом. Мое тело наполняется такой легкостью, словно кто-то качает в меня воздух насосом. Хочется лететь вслед за пушистым слоном, чтобы ветер свистел в ушах, и глаза слезились от счастья.

— Кислый, видишь слона?

— Где?

— На небе, — я поворачиваюсь к Кислому и вижу, что у него нет глаз. Вместо них у него только черные, пугающие глазницы. – Блядь! – я подпрыгиваю от страха, потом до меня доходит, что это просто его зрачки расширились до такой степени, что не видно белков.

Я начинаю ржать как безумный, Кислый тут же подхватывает и валится с бревна на землю, разрываясь от хохота. Чтобы не упасть, я сажусь на бревно и обхватываю голову руками. Мимо проходит лохматый пес. Он подходит к дереву, поднимает лапу и ссыт, задумчиво уставившись на меня своими маленькими глазками. Пес, ты настоящий? Я отворачиваюсь, стараясь не смотреть на собаку. Моя голова вдруг резко увеличивается в размерах. Она уже такая большая и тяжелая, что ее невозможно обхватить. Еще чуть-чуть, и она оторвется от шеи и покатится по земле как колобок, или полетит в небо как воздушный шар, а может быть я весь стану одной огромной головой, и что будет в таком случае совершенно не понятно. В висках стучит, того гляди от давления лопнут кровеносные сосуды. Становится страшно. Я прикладываюсь к бутылке минералки, и меня немного отпускает. Голова потихонечку сдувается, приобретая нормальные размеры. Кислый сидит на земле с открытым ртом, наверно видит что-то интересное. Я не решаюсь спросить, что именно. У меня звонит телефон. Достаю его из кармана и смотрю на экран. Пришла СМСка от Леси. Я нажимаю «открыть», а экран мобильника трескается и рассыпается на кучу маленьких осколков. Теперь вместо него черная, бездонная пустота. Я трясу головой, закрываю и открываю глаза, но ничего не меняется.

— Кислый, поди, глянь, чего у меня с телефоном? – дрожащим голосом прошу я.

Истерически хихикая, Кислый подходит.

— Ничего. Разрядился просто и вырубился нахрен.

— Уверен? С экраном ничего не произошло?

— Нет. А что, глюк был у тебя, да?

— Угу, — киваю я, глядя, как под моими ногами трава окрашивается в розовый цвет, словно кто-то невидимый проводит по ней огромной кистью с краской этого цвета. – Только что пришла СМСка от Леси. Я не успел прочитать.

— Ну и забей, — нос у Кислого начинает вытягиваться как у врущего Буратино. Еще чуть-чуть, и он упрется и проткнет мне левый глаз.

— Чувак, тут что-то не так, — я отстраняюсь от его носа. – Она никогда не пишет мне СМСки, а всегда звонит. Может быть, с ней что-то случилось? У тебя есть на телефоне ее номер?

— Откуда, она мне, че, подруга? Хочешь, набери ее сам с моего, — он достает айфон.

— Блин, я не помню номера, — паника овладевает мной. Пальцы на руках начинают мелко трястись, спина холодеет.

Я отчетливо вижу как, мерзкий, волосатый, розовый черт сидит на дереве и пялится на меня, ехидно улыбаясь большим, зубастым ртом. На голове у него длинные, черные, козлиные рога. Он цепляется ими за ветки. Я срочно закуриваю. Черт никуда не исчезает. Он по-прежнему там, только теперь он еще и машет мне своей когтистой лапой. Бля, почему же он розовый то?

— Кислый, давай по быстрому сгоняем к Лесе, проверим, что да как.

— Лех, ты обалдел? Мы же в трипе, твою мать!

— Не ной, тут идти-то всего минут пятнадцать. Справимся. Или, хочешь, оставайся тут, я один сгоняю.

— Нет уж, — Кислый машет головой. – Я лучше с тобой, а то вон те деревья как-то подозрительно в мою сторону поворачиваются.

— Тогда пошли.

Лучше всего под кислотой посидеть где-нибудь вдали ото всех, где-то на природе, за городом, где никого нет. Именно там самые лучшие глюки. Красивые, плавные и спокойные, они не пугают, не разрывают мозги, не заставляют тебя шарахаться во все стороны как бешеную крысу на оживленном перекрестке. Можно сидеть, наслаждаться видами, лить друг другу в уши всякую херню, думая при этом о великом, о чем-то вроде смысла жизни, или типа того. В городе же все по-другому…

Яркий, ослепительный свет. Оглушительные звуки, такие сильные, что я буквально чувствую, как вибрируют мои барабанные перепонки в ушах. Автомобили, люди, рекламные вывески, все мелькает и кружится перед глазами. Мои ноги, словно сами по себе несут меня вперед, а сам я, то и дело, отрываюсь от них и взмываю вверх, чтобы тут же резко вернуться обратно. Почему то все снова окрашивается в розовый цвет. Асфальт под ногами мягкий как клубничная жвачка.

— Кислый, мне этого не вынести, — в отчаяние говорю я. – Кореш, что происходит?

— Беспредел какой-то, — Кислый берет меня под руку. – Леха, нужно спрятаться куда-нибудь. Тут опасно, Леха, слышишь, блядь, тут пиздец как опасно.

Я не спрашиваю, что он видит, мне хватает и собственных видений. Долбаный розовый черт преследует меня. Я повсюду его вижу. Вот он пронесся на заднем сиденье какой-то машины, а вот идет нам на встречу, держа за руку худенькую, какую-то неживую, похожую на манекена, телочку. Что ему от меня надо? Черт стоит на крыльце магазина и пускает розовые мыльные пузыри. Приглядевшись, я обнаруживаю, что он здорово смахивает мордой на Ислама Дадаева, только розовый и с рогами. Да, чечен и правда в этот раз подкинул нам неслабое дерьмо.

— Кислый, я вижу черта, — решаюсь сообщить я.

— Да, братан, они тут повсюду, — соглашается Кислый. – Бесы, суки!

Мы сворачиваем в какой-то двор. Я вижу пустую беседку и тащу Кислого туда. Что-то мелкое попадает мне в нос. Хочется чихнуть. Я чихаю, закрывая нос и рот рукой, и меня немного отпускает. На ладони остаются сопли. Приходится вытирать их об кофту. В беседке мы усаживаемся друг напротив друга и переводим дух.

— Слышь, Кислый, я тут подумал, а что если кислота на самом деле открывает глаза, и мы сейчас с тобой видим настоящий мир. Такой, какой он на самом деле, — меня пробивает на разговор. Голова наполняется мыслями. Их невозможно удержать внутри. – Помнишь, как в Матрице, глотаешь пилюлю и…

— Не гони, чувак, — Кислый трясет головой. – И без тебя фигово. Сколько раз я пробовал кислоту, но такого никогда не было!

— Все это похоже на какой-то заговор. Смотри, он от нас никак не отвяжется, — я показываю пальцем в сторону пятиэтажного дома, где возле одного из подъездов на лавке сидит черт, курит сигару и как ребенок болтает ногами. – Ты его видишь?

— Кого?

— Черта. Не знаю, может быть, он и не один тут. Эти розовые черти скорее всего агенты, они следят за чуваками вроде нас, у которых открыты глаза, которые видят, что происходит на самом деле.

— Бля, — Кислый едва не заваливается на бок. Я хватаю его за руку и помогаю принять прежнее положение. – Леха, я понял, это же и есть ад! Он же на земле, просто в какой-то параллели от нашей реальности, а сейчас мы как раз за этой параллелью, мы переступили гребаную черту и видим его!

Кислый всегда был хреновым партнером в трипе, но сейчас он просто перегибает палку. От страха меня начинает трясти. Ад! Ад, мать вашу! А если, Кислый прав, и мы в натуре в аду??? Еще эта СМСка от Леси…

— Мне кажется, Леся как раз об этом мне и написала, — сквозь стук собственных зубов говорю я. – Не знаю, как, но, похоже, она что-то узнала и хотела меня предупредить.

— Мы точно в аду, — Кислый белый как мел. Он уже невменяем.

— Чувак, нам надо спешить. Если я прав, моя подруга в опасности. Эти черти могли и до нее добраться!

До лесиного дома мы добираемся короткими перебежками, стараясь смотреть только себе под ноги и ни в коем случае не оглядываться. Кислый сообщает мне, что слышит приближение самолета.

— Они собираются выжечь тут все напалмом! – верещит он. – Леха, где этот дом? Нужно убираться с улицы!

— Вон он, Кислый. Мы уже пришли, держись, дружище, — лесин дом играет со мной злую шутку. Он то сдвигается как гармонь, то, наоборот, разжимается как пружина, и я никак не могу определить в какой подъезд нам нужно. – Кажется, вон тот подъезд, — я тяну Кислого к синей металлической двери. – Блядь, домофон, — номер лесиной квартиры я сейчас точно не вспомню.

— Самолет, чувак, он уже тут, — ноет Кислый. – Адское пламя накроет нас!

На наше счастье дверь открывается сама. Мы отпихиваем в сторону старуху с какими-то сумками и бежим по лестнице. Ступеньки бегут нам на встречу, словно это какой-то неправильный эскалатор. От напряжения я задыхаюсь. Пот стекает по лицу и щиплет глаза. Двери, двери, сколько же тут дверей! Целый дверной мир. Какая же ее? Кажется вот эта, темно красная. Точно, это она.

— Кислый, ты видишь номер?

— Что?

— Какой номер? – я тычу в дверь пальцем.

— Пятьдесят четыре вроде, — хрипит Кислый.

— Это ее квартира! – на радостях я барабаню кулаком по мягкой дверной обшивке.

Наконец-то мы добрались. Теперь самое главное, чтобы с Лесей все было в порядке. Да, она не умеет трахаться, плохо готовит, и частенько, когда я у нее, мне самому приходиться заваривать себе вонючий, солено-перченый «Ролтон», но я все равно хочу быть с ней, и никаким чертям меня не остановить. Если бы меня сейчас спросили, люблю ли я ее, я дал бы утвердительный ответ.

Открывает нам высокий, плечистый мужик в клетчатой рубашке с длинными рукавами. Вместо носа у него свиной пятак, а изо рта торчат белые, острые клыки. У мужика пышные, черные, словно прилепленные брови, и они шевелятся.

— Ай, да что ж это такое! – вскрикивает Кислый.

— Вам кого? – хмурится монстр, буравя меня взглядом.

Я уже ничего не соображаю. Я совершенно запутался. Глюки, реальность – все перемешалось. Где я, в аду или нет? Или, может быть ад у меня в голове. Сколько раз мы с Кислым бывали в трипе, но такой херни не было никогда. Даже близко ничего такого. Зажмурившись, я делаю резкий выпад. Мой кулак врезается мужику в подбородок и валит его с ног.

— На, сука, на, получай, демон — Кислый добавляет ему с ноги.

— Где Леся? – ору я. – Куда вы забрали мою девочку?

Монстр лежа кое-как отбивается, дрыгая ногами, и что-то кричит мерзким, писклявым голоском. Я отталкиваю Кислого в сторону, хватаю чудовище за шею и начинаю душить.

— Где она? Отвечай, где она, тварь! – у меня темнеет в глазах. Кажется, я теряю сознание.

Дальше все вообще летит кувырком. Что-то большое, стеклянное падает на пол и с оглушительным хлопком разлетается на сотни осколков. Скорее всего, это настенное зеркало, в которое я всегда смотрелся перед уходом, оценивая свою физиономию в тусклом свете коридорной лампы. Монстр ревет и скидывает меня с себя. Я падаю прямо на осколки. Один из них впивается мне в щеку, но боли я не чувствую, только шум в ушах. Из комнаты выбегает Леся. На ней желтый халатик и голубые тапки в форме зайчат.

— Папа! Господи, что происходит? – кричит она. – Леша, ты что творишь? Ты с ума сошел!

— Леха, смотри, она не соображает ничего, они уже промыли ей мозги! – Кислый пытается удержать монстра на полу. Тот отчаянно вырывается, хватая Кислого за волосы.

— Леся? – мой голос такой слабый, что я сам его еле слышу.

— Леша, вы что опять под кислотой? Я же тебе сообщение отправила, что ко мне отец приезжает, чтобы ты сегодня не приходил!

— А… э… — я уже не знаю, что думать.

— Зачем вы его бьете? А ну, отцепись! – Леся выталкивает Кислого обратно в подъезд. – Придурки, вы совсем обалдели!

Лесин отец, кряхтя поднимается на ноги. Его лицо разбито, из носа и губы течет кровь. Но теперь хотя бы это вполне себе человеческое лицо без клыков и пятачка. Наверно, он и правда человек. В таком случае мы с Кислым здорово попали. Розовый черт в комнате выглядывает из-за занавески и хохочет надо мной, вращая глазами. Я показываю ему средний палец. Он в ответ делает то же самое.