Кичапов : Два берега меж пяти озер.

Егор истекал кровью… Случилась до боли, в прямом смысле слова, обидная неприятность. И кой черт понес его через останцы? Кто не знает — это такие выветренные временем скалы на вершине старых, очень старых горных хребтов. Солнце уже склонилось к горизонту и вроде как даже собиралось спрятаться. Был тот самый момент, когда, утомившись бесконечными белыми ночами, вдруг начинаешь с облегчением думать, что и на Чукотке темная ночь все же иногда наступает. И в это время все живое притихает. Природа вроде как готовится ко сну.

Егору же было не до лирики. Нога, на счастье, сильно уже не болела, просто тупая пульсирующая боль. Повязку он наложил удачно, туго, но кровь все равно не прекращала идти. Как обычно бывает в жизни, эта беда с ним случилась неожиданно.
Был обычный вечер обычного дня. Хотя не совсем обычный. Этот его выход в поле был удачным: хорошее место, вода рядом. За месяц работы, пожалуй, пока самый «добычливый» месяц в его жизни — Егор намыл около трех с половиной килограммов металла. Можно было продолжать, но какое-то смутное, еще неопределенное чувство мешало остаться. Присутствовал какой-то дискомфорт и ощущение, что он здесь… не один!

Забрался на этот раз Егор, действительно, далеко. Обратно к местам обетованным было не менее недели нормального хода. Так вышло. Просто шел по ручью, а тот все никак не кончался, и даже на водоразделе этот ручеек так хитро убежал в сторону, что пришлось перевалить еще один хребет. И вот в этом распадке ему и «улыбнулось». Хотя, в принципе, уходить надо было уже по-любому — припасы почти закончились. Оставалось немного муки, соли и сахара… да еще патроны. Две недели назад удалось добыть оленя, так что мясо, подвяленное на костре, тоже пока было. Но не это беспокоило и теребило душу. Все уже привычно, да и летом в тундре с голоду умереть было бы смешно. Это надо еще суметь…
Уже собрав все вещи, подчистив, насколько возможно, следы своего пребывания, так как вернуться сюда еще стоило, Егор пошел доставать схрон. Когда-то давно его научили, что никогда нельзя хранить добытое, рядом с собой. Первое время было тревожно и непривычно. Даже зная, что рядом никого нет, так и подмывало сбегать и посмотреть, все ли на месте. Так уж устроен человек. Потом все это устаканилось, делать тайники стало привычкой. А вот теперь эта самая привычка и спасла ему жизнь.

Когда с рюкзаком за плечами он стал карабкаться наверх, миновав осыпь, внезапно хлестанул выстрел. В глухом распадке он прозвучал оглушительно. Пуля в пыль разнесла кусок сланца, на который он только что опирался рукой, глаза запорошило. В ушах зазвенело. Упав на бок и перекатившись, насколько позволил мешающий теперь рюкзак, Егор укрылся за кустом стланика. «Слабая защита от пули!» – с какой-то внезапной веселостью сказал он сам себе. Больше не стреляли…
Выждав минутку, осторожно выглянул из-под густой еловой лапы. Обзору мешал огромный гриб масленок, в который он почти уткнулся носом при падении. Дулом карабина парень осторожно убрал эту неожиданную помеху. На том месте, где было его кострище, стояли двое и, судя по жестикуляции, о чем-то спорили. «Неужели стреляли с такого расстояния? Или есть третий?» — Это беспокоило его сейчас больше всего.

Странно, но особого волнения и страха не было, скорее, лишь любопытство и досада. «Все-таки, значит, не зря я почуял… Выследили, но как? Скорее всего, случайные вольные охотники. Или сами здесь уже были, хотя следов вроде никаких не было. Хотя я же особо и не присматривался! Теперь вот… ситуэйшн», – все это пронеслось в голове Егора. Он осторожно передернул затвор — »Стрелять, не стрелять?.. Ведь далековато… Хотя…" Он все же решил выждать.
Потом один из тех, кто был внизу, тоже вскинул свой СКС. «Вот же, придумал Симонов на нашу голову — в войнушку играть». Осмотрев поверх ствола сопку, этот типок, очевидно, старший из двоих, начал решительно подниматься по осыпи, по которой буквально полчаса назад прошел Егор.
Стараясь не делать лишних движений, парень пытался снять так мешающий сейчас рюкзак. Это оказалось непросто: лямки никак не хотели сползать с плеч, да еще мошкара, словно почувствовав его беспомощность, плотным облаком висла перед лицом, лезла в глаза, нос, рот, закрывала обзор. «Что ж так все сразу-то? Почему не ушел раньше? Неужели придется стрелять?»
Пусть вам, уважаемые читатели, не покажется это странным. Но в отличие от героев боевиков моему герою, ни разу в жизни не приходилось еще ловить на мушку карабина, человека. Тут даже не стоит писать о его муках и угрызениях совести. Их просто не было. Но вот то, что по ту сторону прицела находится человек, как- то внутренне давило, мешало принять решение.
Преследователей пока не было видно. Егор слышал лишь шум сланца, осыпающегося под натиском ботинок пришельца, и его пыхтение. Переведя взгляд обратно на стоянку, Егор увидел, что и второй охотник тоже начал подъем. «Значит, все-таки их двое», — облегченно подвел итог он. Хотя, что в этом хорошего, он и сам пока не знал.

Рюкзак все же удалось снять. Егор осторожно подтолкнул его карабином в сторону кустов, как можно дальше, стараясь при этом не нашуметь, чтоб не выдать своего местоположения. И притих.
Шум сланца под ногами раздавался уже рядом. Скоро должен бы появиться и первый преследователь. Егор ждал. Очень мешала мошка. По лицу катились крупные капли пота – не оттереть, не отфыркаться. Все это очень раздражало. И еще бесили непонятки: кто и откуда? Зачем – было уже понятно.
Вот так вот. Это писать долго, а на самом деле случилось все очень быстро и до обидного нелепо. Когда человек, поднявшись по осыпи, вышел наконец к месту, где росли кусты, он тут же увидел рюкзак. И видимо, тоже находясь в напряжении, сразу навскидку выстрелил по нему, даже еще не разобравшись, что же это такое чужеродное лежит в отдалении. Так же машинально, как это ни странно и страшно звучит, Егор выстрелил в ответ. Но уже не в рюкзак. Нападавшего просто сбросило обратно вниз. Не успев толком осознать, что произошло, Егор все же понял, что не промахнулся. Ему показалось, что он даже услышал этот тупой чавкающий звук, с каким пуля нашла цель. Кто бывал хоть раз на охоте, поймет, что это можно скорее не услышать, а почувствовать.

Теперь весь вопрос был в оставшемся пока невидимом противнике. «Во как! Мысли-то какие! Уж как вроде и правда война. Ну, тогда…«а ля гер ком а ля геро»!»
Егор прислушивался до боли в ушах. Было тихо, только назойливое гудение мошкары и собственное шумное дыхание. Прошло несколько томительных минут. Егор рискнул и приподнялся над кустом. Настороженно озираясь и прислушиваясь, он подошел к рюкзаку, поддел лямки одной рукой и стал медленно, задом, отходить в заросли стланика. И тут, уже почти полностью войдя в тянущиеся почти до самой вершины колючие кусты, он услышал душераздирающий рев: «Бра-а-ат!!! Брат!!!» — это орал тот, второй. «Ну вот, семья! Только этого еще не хватало, — с досадой подумал Егор, — снова «зверьки»! Да что ж им у себя-то в аулах не сидится? Что их так тянет сюда, почему считают себя хозяевами здесь?» В нем самом уже разгоралась тупая, звериная злоба. Уж о чем о чем, а об этих-то он был наслышан. Не желая сами ломать спины, таская ведрами породу, такие вот «охотнички» с комфортом, покуривая и посмеиваясь над тупым русским быдлом, ждали, когда какой-нибудь бедолага намоет золотишка, а потом выстрел — и все. Не надо искать, работать, недосыпать, просто щелк, и в дамках. «Зато теперь уже ясно: все надо доводить до конца. Теперь я тоже открываю сезон охоты. Кто не спрятался, я не виноват! — зло выдохнул Егор вслух. – Держись, абрек, я иду!»

Достав из рюкзака контейнер с металлом, парень спрятал его под мох: теперь и с собаками не найдут в случае чего. Быстро и стараясь бесшумно, он перебрался метров на двадцать вверх и затаился в ожидании. В самом начале зарослей затрещали сучки и закачались ветки. Потом вдруг оттуда поднялось что-то темное. Егор выстрелил и только потом понял, что это была телогрейка, надетая то ли на ствол, то ли на корягу. В ответ один за другим тоже прогремели выстрелы. Над кустом повис пороховой дымок. «Вижу, сучонок, вижу… Ща, погоди», — сам с собой говорил Егор. Достал из внутреннего кармана снаряженную обойму, прихватил ее рукой, державшей цевье. «Ща!» Он выстрелил в тот куст, над которым висело облачко дыма, два раза и быстро стал переползать к соседнему кусту. В ответ раздался только один выстрел. «Так не взять. Патроны в рюкзаке, а у меня уже остается немного шансов. Надо рисковать». Егор осторожно снял телогрейку и резким взмахом бросил ее в сторону, а сам сразу вскочил и, вскинув карабин в сторону того куста, за которым, по его расчетам, притаился враг, замер.

И тут, да уж будут ко мне снисходительны сомневающиеся, произошло именно то, что я сам неоднократно видел в кино. Получилось все именно так. Или, может, почти так. Времени сопоставить и посмотреть, как это выглядит со стороны, не было. Просто на другом конце зарослей тоже поднялся стрелок. Не знаю, среагировал ли он на телагу или все же решил пойти за брата «ва банк», но, тем не менее, случилось именно так. Может, выстрелы и не слились в один, как пишут обычно, — Егор этого не слышал. Свой крепко ударил по ушам, и в ту же секунду как вроде тяжелым прутом стегануло по левой ноге. Она не заболела, нет, просто стала тяжелая и чужая. Пропала опора, и Егор медленно стал заваливаться на левую сторону. Нога подломилась. Егор упал мягко, куст пружинил, и он практически сполз по нему на землю.
Почти у самого колена был вырван клок джинсов, оттуда толчками выплескивалась кровь. Замутило, но, как ни странно, ни сознания, ни соображения парень не потерял. Приподняв спину, одним движением вырвал из шлевок широкий офицерский ремень и туго, до боли, перетянул ногу выше раны. Кровь перестала выплескиваться буквально в следующую же минуту, но продолжала течь, и ее было много. Теперь, забыв о всякой осторожности, Егор постарался сесть: левая нога вытянута, правую согнул в колене. С раной ему все было понятно: пуля ударила каким-то непостижимым образом как раз над коленом, но на какой-то сантиметр выше и правее. Попала в мякоть, в мышцу. Входное отверстие выглядело не страшным, хоть и 7.62. А вот выход был хуже. Вырвало приличный кусочек мяса размером в старый железный рубль. Егор попробовал встать, опираясь на карабин. Это получилось. Забыв об осторожности, он медленно поковылял к тому месту, где был брошен рюкзак. В нем была аптечка. Только пройдя метров десять, вспомнил о том, втором налетчике, но так как-то, мимоходом. Это было уже не главное. Егор понимал, что если бы тот был в порядке, то давно закончил бы эту дуэль. Раз выстрела не последовало, значит, там тоже все не так просто.

Добравшись до рюкзака, Егор сел на землю и ножом разрезал штанину по швам, сантиметров на десять выше и ниже колена. Отведя окровавленные лохмотья в стороны, он уже более внимательно осмотрел рану. Невзирая на некрасивый вид, все было не так страшно, даже мышцу пуля не затронула. В анатомии Егор не был силен, но понял, что под коленом проходит что-то типа сухожилия. И вот по счастливой случайности пуля прошла именно в точке между сухожилием и костью, захватив с собой на выходе кусок плоти. Больно, конечно, было очень, но больше страшно. Только теперь он понял, от какого, в сущности, пустяка порой зависит человеческая жизнь… Все решают миллиметры! Наложив толстенную повязку и залив все вокруг раны йодом, Егор вколол себе в бедро шприц-тюбик с промедолом. Благо в нем недостатка тогда не было, у вояк покупалось и продавалось все.

Теперь можно было и закурить. Стараясь не перепачкать все сигареты кровью, Егор обтер руки о траву и об бинты, выщелкнул сигарету. Затянулся. На склоне сопки было тихо, так неимоверно тихо, как будто и не звучали несколько минут назад выстрелы. Оказывается, природе нет до людей никакого дела, не смогли они ее возмутить, удивить или разгневать. Спокойствию и тишине ничего не помешало, все было как, наверное, и миллионы лет назад. Тихо, пустынно… Так же жужжала мошка, шелестели ветви… Вон, даже евражка уже выбрался из норы, стоит столбиком, присматривается. Что мы ему?
Выкурив сигарету, Егор попробовал встать — получилось! Нога была словно чужой, непослушной, как-то сама по себе действовала. Опираясь на нее, не ощущал, что она есть… Такое вот странное чувство.

Потихоньку Егор все-таки пошел в сторону тех кустов, за которыми прятался второй «братишка». Надо было убедиться, что за спиной никого не остается. Получалось идти, даже не опираясь на карабин, неуклюже ковыляя, именно ковыляя, но все же идти. Уже на подходе, метрах в пятнадцати, Егор увидел ногу, торчавшую из кустов. Простую, обычную человеческую ногу, обутую в резиновый сапог. Сейчас вам будет смешно, но в голове у него почему-то сложилась вот такая фраза: «Нога не подает признаков жизни». Оригинально, да? Но именно так он и подумал. Дальше было уже все не так интересно, но парень все же осмотрел труп. Пуля Егора попала противнику в грудь, умер тот, судя по всему, сразу. Хоронить ни его, ни его «братца» Егор, конечно, не стал. Одного он затащил вглубь кустарника, второго присыпал щебнем прямо там, на осыпи. Обыскивать их он тоже не стал — было противно. Даже рюкзак, оставленный незнакомцами на осыпи, Егор просто спихнул вниз. Было как-то грустно, тоскливо и муторно. Может, это от потери крови.

Потом он сидел и курил, думая, как же быть дальше. Сколько прошло времени, Егор не знал, но, судя по всему, не один час. Нога по-прежнему тупо болела, боль уже становилась привычной и вроде как даже не сильно мешала. Кровь сквозь повязку продолжала сочиться, но и это не вызывало беспокойства. Мысли Егора были заняты другим: как теперь дойти? Вот о чем он напряженно думал, вспоминая маршрут. Что идти придется трудно и долго, Егор не сомневался. Он вспомнил рассказы местных, по чьей наводке и вышел в эти места, что чуть правее от основного маршрута есть заимка, даже не заимка, не зимовье… Просто когда-то там были сенокосные угодья одного из совхозов и вагончики на них, поставленные для ночевки косарей. Потом или ближе луга нашли, или просто не до того стало — все пришло в запустение. Но на заимке остался жить один старенький уже мужичок, типа сторожем. И про него, судя по всему, тоже давно все позабыли. Это Егор помнил по рассказам одного из очевидцев, который вроде даже гостил у этого отшельника. Он и рассказал, что мужичок этот взял в жены дочку одного из местных пастухов, или даже шаманов, и жили они себе спокойно, не печалясь о цивилизации. «До него если идти так, как я, то дня два, но рискнуть, наверное, стоит», — решил Егор.

Поэтому он и полез напрямую, через останцы, как и было сказано в начале. Это был вечер уже следующего дня. Поход вдоль хребта был хоть и труднее, но намного сокращал путь. Сверху Егору была уже видна цепочка мелких озер и лугов, когда-то и служивших сенокосными угодьями. Озер было пять или шесть, сверху было трудно точно определить, некоторые сливались в одно целое. Но было также видно, что на каждом озерке и сейчас стояли вагончики, казавшиеся с хребта коробками спичек. Вопрос был в том, какой из них выбрал для жилья этот отшельник. Желательно было угадать точно, так как блуждать по топи желания не было никакого, это даже если не брать в расчет уже не на шутку беспокоящую его ногу. Да и промедола остался последний шприц-тюбик. Что будет потом, Егор предпочитал не думать. Он потихоньку начал спуск в долинку.

Это оказалось непросто, нога постоянно подворачивалась, при падении сильно болела, а падал он часто, от перетянутого ремня толку тоже уже было мало. Туже затягивать Егор не мог, потому что боль была уже ощутимой, нога распухала, а кровь, несмотря на жгут, продолжала течь. Да и ослаблять ремень приходилось периодически, об опасности гангрены он помнил. Егор откуда-то знал, что при потере крови нужна глюкоза. Поэтому он на ходу сосал кусочки рафинада, благо он у него остался. Но килограммовая пачка быстро заканчивалась… Есть не хотелось, может, просто потому, что сил разводить костер, печь лепешки у него уже не было. Но, пересиливая себя, Егор иногда отрезал кусочек мяса и пытался его жевать. Получалось плохо. От сахара, а может, оттого, что он слегка температурил, во рту было сухо. Мясо, приготовленное практически первобытным способом, было сухим и жестким, чаще все же приходилось выплевывать не прожеванный кусочек. Егор внимательно смотрел на вагончики, пытаясь заметить дым, признаки жизни, но тщетно. На таком расстоянии не видно было ничего, и он лишь повинуясь интуиции, решил держать курс на самое большое озеро, которое и располагалось почти по центру. С каждым шагом идти становилось труднее, нога уже болела не шутя, голова кружилась, каждый шаг давался с трудом. Егор уже полз вниз. «Такими темпами мне, пожалуй, сегодня не дойти, — как-то уже равнодушно подумал он. — Смирился, что ли, с проигрышем самому себе?» Поймал себя на этой мысли, и как будто сил прибавилось.

Солнце пошло на второй круг, когда он, наконец, спустился в эту долину. Здесь идти стало вроде легче, по крайней мере, именно так и казалось. Но потом стало совсем хреново. Вся беда в том, что идти предстояло либо вокруг этих практически связанных между собой озер, либо напрямик по заболоченным перешейкам.
Напрямую путь значительно укорачивался. И Егор выбрал его. Но перед последним броском решил все- же немного отдохнуть. Костерок он развел быстро, вскипятил воду, заварил густой чай и снова попытался проглотить немного мяса, не очень это и удалось. Дымок костра немного разогнал назойливую мошкару, голова кружилась, шумело в ушах, слабость накатывала волнами, а в горле все чаще вставал комок вяжущей тошноты. Егор курил и вспоминал, что он видел с перевала. По заболоченному месту было ближе, но там была вода, густая трава и кочки. Вторая дорога вилась вокруг озер, ее было видно очень хорошо — возможно по ней, пусть не часто, но все же ходили люди. Но какой — же длинной она сейчас ему казалась! «Илья Муромец на распутье, мать твою», — выругал он сам себя и, стерев с лица облепившую его мошку, шагнул на первую кочку. Она, спружинив, ушла под воду.

Сколько он так шел? Егор потерял счет времени. Солнце стояло над головой и не двигалось, казалось, что и он сам топчется на одном месте. Кочки хлюпали под ногами, тонули, когда он наступал на них, и выпрыгивали, как мячики, за его спиной. Раненая нога онемела полностью, и только усилием воли Егор подтаскивал ее и переставлял с одной кочки на другую. «По кочкам, по кочкам, в ямку — бух!» — всплыла в голове детская потешка. Вот так бы бухнуться и уснуть. И пошло оно все!.. Похоже, что Егор шел всю незакатную ночь. Он даже не заметил, как закончилось болото. И не удивился, когда впереди среди невысокого кустарника вдруг появился балок. И не было сил порадоваться, что из его трубы к небу поднимался еле заметный дымок. Перед глазами появилась пелена, балок, вдруг подпрыгнув, завис в воздухе и так же внезапно в нем растворился. Егор потерял сознание.

Мягкие лучи солнца пробежали по лицу, и Егор проснулся. Он лежал на постели, укрытый тонким застиранным верблюжьим одеялом, под головой была мягкая подушка. Рядом с кроватью за небольшим столиком сидел лохматый старик и увлеченно читал книгу, но стоило Егору открыть глаза, он тут же повернулся к нему.
— Очнулся? — спросил старик глуховатым голосом.
Егор кивнул головой и прошептал:
— Кажется, да.
Старик подошел к двери, открыл ее и так же негромко сказал:
— Татьяна, взвар неси, гость наш очнулся.
Невидимая Егору Татьяна передала деду кружку, тот на вытянутой руке бережно поднес ее к лицу парня:
— Пей.

Пересохшими губами Егор припал к кружке. Взвар был теплым и пах необыкновенно: смородиновым листом, морошкой и почему-то яблоками. Выпив все до дна, он отдал пустую кружку хозяину и, сказав «спасибо», откинулся на подушку. Старик же присел к нему на кровать. Пытливо заглянул в глаза, спросил:
— Кто ты, геолог? Или, может, золото промышляешь?
— Промышлял, отец, — прокашлявшись, ответил Егор, — промышлял. Пока, видишь вот, не подстрелили.
— Не лезу я в эти дела, — строгим голосом прервал его хозяин. — Сами разбирайтесь! Не надо мне про вас ничего знать. Пожить спокойно еще хочется. Вот подлечим ногу тебе, и выходи к людям, дорогу я покажу. Дружки-то твои сюда не придут за тобой, али как?
— Не придут, отец, некому приходить. Да и не дружки они мне были. Просто пути пересеклись, — попытался успокоить деда Егор.
— Вона оно как… — пробормотал старик. — Ну ладно, ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал. Всяко разно в жизни случается. Да и не похож ты вроде на злыдня. Пока не похож. Дай Бог и дальше судьбина тебя сохранит.

Какое-то время они молчали. Егор просто отдыхал, расслабившись, а старик, наоборот, весь растревожился. Сидел, сгорбившись, возле раненого, качал головой, что-то шептал себе под нос и вздыхал.
— Зовут-то тебя, как? — наконец спросил он.
— Егором мамка с папкой назвали.
— Хорошее имя, русское. А я дед Василий. Так и зови. Жена моя – Татьяна. Ну, вот и ладно, вот и познакомились… — Он хлопнул ладонями о колено и встал с кровати. Откинув одеяло, посмотрел на забинтованную ногу Егора. — Что ж, давай, паря, посмотрим, что тут у нас получилось.
Егор напрягся и заглянул деду под руки. Увидел чистый бинт и только сейчас вдруг понял, что нога у него… не болит! Под бинтом он чувствовал ровное тепло и небольшое пощипывание. Вопросительно посмотрел на старика. Тот, кивнув головой, ответил на его немой вопрос:
— Мы тебя перед самым балком нашли, ты чуть-чуть не дошел. Температура была, горел весь и бредил. Так и про стрельбу я догадался. Рана загноилась оттого, что нитки из нее не выбрал, уже и воспаление пошло. Бинты у тебя в рюкзаке мы нашли, ну а лекарства у нас свои.

С этими словами старик стал снимать бинты. Увидев свою ногу без повязок, Егор удивился еще больше: отека не было, да и краснота почти прошла. Он пошевелил пальцами. Боли тоже не было.
— Не дрыгайся пока. Думаю, дня три прошло всего как пулю словил, да и у нас спишь почти сутки… Но рана все равно еще совсем свежая, опять кровь может пойти. Не балуй!
— Сколько же я с этой ногой проваляюсь у вас? Когда она заживет-то? — забеспокоился Егор. Валяться здесь ему было совсем не с руки.
— Тебя Татьяна лечить станет, у нее и спросишь. Раны она быстро затягивать умеет. У тебя только мякушка и пробита.
— Затягивать? – не понял Егор. — Шить, что ли, будет? — и поежился. «Без обезболивающего, однако…»
— Шить, шить, — усмехнулся Василий, — только лишь руками, — и поводил перед озадаченным Егором растопыренными пальцами. — Вот так поводит, и рана твоя быстро заживет.
— Она экстрасенс, что ли? — Егор вспомнил, как у его матери собирались подруги и делились познаниями в этой области. Половина из них «сами видели», а вторые «точно слышали» о всяческих чудесах, совершаемых подпольными чудодеями.
— Экстра… что? — вырвал Егора из воспоминаний голос старика. — Как ты мою Танюшку обозвал?
— Да не обозвал я, отец, — чуть не рассмеялся Егор. «Надо ж, как отстали старики от жизни здесь!» — Сейчас мода такая пошла на этих, которые руками машут и от всех болячек с гарантией лечат. Этих и называют экстрасенсами. Не верю я в это почему-то.
— Дурак ты, паря, — насупившись, сказал Василий. — Не знаю я, где ты этих «электросенсов» видел своих, но моя жена не такая! К ней за помощью даже на вертолете большие начальники приезжали, в город звали. Помогает людям она…
Старик явно рассердился. Встал, и больше ни слова не говоря, вышел из комнаты. Оставшись один, Егор снова пошевелил ногой, боли почти не было. «А может, ну его на фиг, это лечение? — подумал он. — Боли нет, нога с виду нормальная. Дотяну до дома, а там как на собаке заживет». Он резко сел на постели и… почувствовал, как в напряженной мышце что-то натянулось и щелкнуло. Тут же из раны потекла кровь. Бинт лежал рядом. Егор, скомкав его, пытался остановить кровь, шепотом матеря себя на все корки.

— Сказано же тебе было — не дергайся, — услышал он рядом с собой тихий женский голос.
Егор поднял глаза. О, как интересно! Василий был русский мужик, а Татьяна… Кто она, эвенкийка, якутка, чукча? Лицо было красивым, оно притягивало к себе взгляд необъяснимым разрезом глаз, широкими скулами, синей, еле заметной татуировкой над бровями и у самых крыльев носа. Черные волосы были заплетены в косу, лоб перетягивал широкий белый ремешок с непонятными, вышитыми бисером узорами. Женщина внесла в комнату таз, поставив его на стул возле кровати, наклонила голову к плечу. Улыбаясь, разглядывала его.
— Куда собрался-то? Спех не всегда в деле помогает, а ты вон торопыга какой. Думал, встанешь и побежишь? Так все и испортишь. Вон как мою работу порушил, — кивнула она на ногу.
— Что, теперь уже и сделать ничего нельзя? — Егор беспомощно смотрел на женщину. — Я же просто попробовать хотел…

Он замолчал, как бы споткнувшись о незаконченные слова, потому что увидел, как Татьяна взмахом руки велела ему молчать. Егор смотрел, как женщина размешивает и разминает в тазике какую-то субстанцию. Затем, достав с полки пучок трав, к великому удивлению Егора, принялась пережевывать их, изредка сплевывая кашицу в тот же тазик. Еще достала большую стеклянную банку и, зачерпнув прямо рукой из нее как будто жир, добавила в тазик. Снова все принялась перетирать да приговаривать, казалось, порой даже принюхивалась. Все это продолжалось довольно долго. Наконец, устало разогнувшись, Татьяна сказала:
— Ну что, паря, теперь терпи. А еще будешь без моего ведома прыгать, калекой, однако, отсюда уйдешь. Много грязи в ранку попало, не вся еще вытянулась. Нельзя натугу давать, понимаешь?
Егор торопливо кивнул. Татьяна, убрав комок окровавленного бинта в сторону, несколько мгновений смотрела на рану. Потом, сокрушенно вздохнув, достала все с той же полочки кусок высохшего белого мха. «Сфагнум», — откуда-то вспомнил его название Егор. Растерев мох в ладони до порошкообразного состояния, Татьяна обильно посыпала им сочащуюся кровью рану.
— Полежи так минутку, — ровным голосом сказала она, — не шевелись и руками не трогай, я пока покурю. — С этими словами она сразу вышла.
Егор ошалело покрутил головой и, заметив в изголовье свои сигареты, тоже торопливо закурил. Вернулась она, действительно, быстро. Увидев, что Егор торопливо гасит окурок и, размахивая рукой, пытается разогнать дым, снова улыбнулась.
— Мы оба курим, правда, летом не в избе. Не переживай, давай, однако, дело делать.
Знахарка зачерпнула из таза полную горсть подозрительно похожей на простую глину мази, смахнув одной рукой прилипший к ранке мох, резко прижала этот комок к его бедру. Егор непроизвольно скривился, в ноге появилось неприятное жжение и покалывание.
— Терпи теперь. Плохо будет сначала, потом легче, — не обращая внимания на его гримасу, приговаривала она. Обмазав бедро обильным слоем этого «лекарства», Татьяна укутала сверху все это куском холстины и прихватила бинтом. — Тихо лежи, не говори ничего, — голос ее был строг.
И тут началось самое интересное. Женщина медленно подняла свою правую руку и провела ею над его бедром. Она сделала несколько круговых движений по часовой стрелке, и Егор почувствовал, что вокруг раны как будто повеяло легкой прохладой. Потом этот ветерок стал обдувать всю ногу. Было приятно, боль стала притихать. Резко встряхнув рукой, Татьяна перевела дух, присев на край кровати. Опять поднесла руку к ране. Теперь от ее маленькой ладошки пошло тепло, вокруг раны покалывало, тепло потихоньку поднималось, разливалось по всему телу. Женщина низко наклонила голову, ее губы шевелились. Егор слышал отдельные напевные слова на незнакомом гортанном языке. От тихого шепота Татьяны, от тепла ее руки, от того, что почти перестала болеть нога, голова Егора потяжелела, глаза закрывались сами собой.
«А если она и вправду колдунья? — появилась мысль. — Где-то я уже такое слышал. Или читал». Парень так и не уловил тот момент, когда крепко заснул.
Пробуждение было уже осознанным. В балке снова сидел и читал свою книгу дед Василий. На этот раз Егор первый завел разговор и спросил о лечении — что дальше? Старик в ответ снова позвал жену. На этот раз Татьяна наложила намного меньше этой своей мази, а вот трав каких-то и листьев, наоборот, было много. Она почти полностью обложила ими ногу Егора и ободряюще кивнула ему, уходя. Василий, глядя на удивленного всеми этими манипуляциями Егора, сказал:
— Волшебница она у меня! Все, что хочешь, вылечит. Все, что хочешь, заговорит. Когда я ее шаманкой зову, смеется…
— Колдунья она, что ли? — полюбопытствовал Егор.
— Не колдунья, а шаманка! – строго обрезал гостя дед, как будто оградил жену от чего-то нехорошего. — В роду у нее шаманы сильные были. А прабабка ей все про травы тундровые рассказала, чем и как какую болячку лечить. Вот и лечит она, не может никому отказать. К ней и из поселка люди приезжают, детей привозят… Тем, кто родить не может, тоже помогает.
Лицо Василия разгладилось, помолодело. Егор вдруг понял, что старик очень любит свою жену, гордится ею. Снова вошла Татьяна, на этот раз она принесла тарелку с гречневой кашей и кружку крепкого горячего бульона. Егор с удовольствием все это умолотил.

На следующий день ему разрешили потихоньку вставать. Для Егора главной радостью была возможность, наконец, самому воспользоваться туалетом, если только это хлипкое деревянное сооружение можно было так назвать. Но все же, удобства…
Место ранения стало почесываться, и он понял, что рана затягивается. Старики ему нравились все больше и больше. С Василием Егор разговаривал о жизни, рассказал ему немного о себе и выслушал рассказ о нелегкой жизни отшельников. Больше всего Егора удивило, что Татьяна оказалась на четыре года старше своего мужа. Василий весело рассмеялся, а видя изумленный взгляд Егора, повторил свои вчерашние слова:
— Шаманочка она у меня, волшебница… — Отсмеявшись, старик добавил: — Она и меня кое-чему научила. Вот чувствую, как мечется душа твоя. Между двух берегов мечется, куда прибиться, не знает. От доброго берега тянет ее темная сила к дурному, и не можешь ты против течения выплыть.

Егор озадаченно смотрел на старика.
— К дурному меня тянет? Да я в любой момент могу все изменить, было бы желание! И вроде особо гадом-то и не был пока.
— Об этом тебе лучше с Татьяной поговорить. Она-то давно твою душу поняла и помочь сможет, если захочешь А самой ей предложить такой разговор нельзя, человек сам пожелать его должен.
— Ладно, дед, это мы потом решим про берега. Я спросить хотел, рюкзак мой где?
— Да тут он, где ему быть, — Василий легко нагнулся и выволок рюкзак из-под кровати, — забирай добро свое.
— Ну, добро, не добро, а отблагодарить вас за помощь, наверное, смогу.
Егор, развязав горловину мешка, нащупал контейнер — на месте! От сердца отлегло. Дед, прищурившись, смотрел на него. Как пить дать, прочитал его мысли! Егору даже неудобно стало за свое сомнение.
— Вот, Василий, металла я немного добыл. Ты верь, это честное золото, я сам все лето работал, а те, которые… Они забрать его хотели. Стрелять начали первыми, я защищался. Не было выбора. — Егор говорил торопливо.

Старик молча смотрел на него. Потом так же молча встал и вышел из балка. Егор потихоньку поковылял за ним. Василий сел на крыльцо, закурил. Пристроившись рядом, парень тоже достал сигарету. Долго молчал дед. Наконец спросил:
— На той стороне брал, за останцами, где осыпь? Хорошее там место, а если выше пойти, еще лучше будет. – Помолчал еще немного, потом, как отрубил: — А вот нам его, паря, не надо! Спасибо тебе, конечно, но не нужно нам золота! Я сам из-за него сюда попал когда-то. Многое было, многое понял… Непросто все это, ох как непросто… В завязке я. В глухой завязке, — неожиданно с блатным придыхом сказал он и улыбнулся. – А ты молодой еще, Егор. Жизнь у тебя и не начиналась пока по-настоящему. Учить тебя бесполезно, по себе знаю. Помню, какой сам был. А вот если Таню послушаешь, тогда… Все у тебя в жизни будет по-человечьи. Что ты не сволочь, я сразу понял, людей я чувствую. В жизни всякое случается. Расскажи-ка мне лучше, что там у вас, за перевалом произошло?

Егор, не скрывая, рассказал все. Василий молча курил, изредка кивая головой. Потом, помолчав, сказал:
— Знаю я, что сейчас время наступает сумрачное. Эти нерусские и ко мне заходили, пугали, — он снова непонятно улыбнулся.
— И что? Что ты им сказал?
— Да уж сказал… У меня с такими разговор один. Нормально все! Значит, говоришь, там на месте их и оставил? Ну ладно, я по осени сбегаю, приберу. Хоть и нелюди, но по-людски похоронить надо, что там после них зверушки оставят. А тебе мой совет: не возвращайся больше сюда. Уезжай, подальше уезжай! Знаю, что не бросишь золото пока, но есть оно и на Колыме, и в Сибири. Здесь не будет тебе уже дороги, поверь старику.
От услуг Татьяны, которая хотела помочь его душе прибиться к «правильному» берегу, Егор почему-то отказался. Было неприятно осознавать, что кто-то может залезть в его сущность и починить его нутро, как испорченную игрушку. Сам он считал, что все у него хорошо. Татьяна даже и не настаивала, лишь печально вздыхала целую неделю, пока нога заживала. И вот на месте раны остался бугристый некрасивый шрам. «Это потому, что не послушался», — с укоризной сказала ему шаманка.

Дед Василий на прощание рассказал ему, как можно с пользой использовать мухоморы, случись что в пути. Оказалось, все не так уж и сложно, просто надо их высушить определенным способом и употребить только тогда, когда силы потребуются.
— Можно три-четыре дня без отдыха идти. И быстро идти! Потом, правда, плохо будет, сил совсем не останется. Но это уже потом. И просто так их нельзя, нехорошо. А чтобы не переборщить и не испортить себя, нужно всегда нечетное количество употреблять, три, пять, но больше — опасно. Запомни, как тебе отсюда идти. Я покажу короткий путь. Дня за три выйдешь к реке, а там сейчас рыбаков много. Они подвезут до поселка, я знаю. А чтобы легко дошел, нога-то еще болит, дам тебе с собой грибков. Под язык положи, потом проглоти, когда раскиснут. Сам их силу поймешь.

На следующий день старики провожали Егора. Татьяна приготовила еды в дорогу, Василий понятно объяснил маршрут. Переглянувшись с женой, протянул парню маленький матерчатый мешочек, в котором лежало несколько сморщенных сухих грибов.
— Сразу три положи в рот, когда пойдешь. Ну все, сынок, с Богом! Удачи тебе, и помни — уезжать надо, всю свою удачу ты здесь выбрал, иди.
Шаманка просто печально и молча смотрела на него, потом все ж махнула рукой, иди мол.

И Егор пошел… Уже с вершины перевала он, оглянувшись, увидел две маленькие фигурки, стоящие у балка обнявшись. На глаза вдруг навернулась слеза. Парень ее сморгнул, и фигурки стариков исчезли… Растаяли в туманной дымке.
Поддернув карабин и поправив рюкзак, Егор решительно зашагал вперед. Навстречу новой жизни. Жизни, в которой Чукотка оставалась уже в прошлом...