Дмитрий С. : Песня Кати

В открытую форточку дунул прохладный утренний ветерок, пахнущий яблочной пыльцой.

Он шаловливо перелистнул открытую книгу «Битва за бетон» на следующую страницу, начинавшуюся словами: "- Товарищ Головко, я из лаборатории! У нас беда! Активность новой партии цемента не соответствует ГОСТУ! — Ах блядь вредители! Срочно звоните товарищу Берии!", метнулся к настенному ковру с охотником и оленем, скользнул по нему вниз, нежно коснулся щеки Катерины.

От этого воздушного каприза глаза Кати распахнулись, она сладко зевнула, кокетливо прикрыв ладонью ротик, потянулась и посмотрев на настенные часы-кукушку ойкнула, вскочила с постели, торопливо принялась одеваться.

До смены караула оставалось около двадцати минут, надо успеть.

Наскоро умывшись и причесывая свои каштановые длинные волосы, Катя задумалась: какое платье ей надеть сегодня? Красное в горошек, или полушерстяное синее?

«Ах», — думала Катя, — " Какая в сущности разница? Он не сможет увидеть меня, так почему я пекусь о своем внешнем виде? Ведь в человеке не внешность главная, а душа! Не является ли это признаком кокетства? Достойно ли это комсомолки?", — но не смогла прийти к однозначному выводу.

Решила обсудить свой вопрос на пятничном собрании: пусть другие комсомольцы помогут ей советом.

Взглянула еще раз на часы — оставалось восемь минут.

Катя выскочила из хаты и побежала к реке, мимо колхозного фруктового сада. Пели скворцы, уже нашедшие себе пары, над землей клубился утренний туман, опускаясь вниз, к первой зеленой траве, покрытой росой.

Босые ноги Катерины, казалось, едва касались земли. Кате чудилось что она летит над весенней землей будто птица.

Пролетела мимо колхозного стада, приветливо помахав рукой пастуху Семенычу, мимо здания мехбригады, возле которого курили цыгарки трактористы, проводившие девушку улыбками своих испачканных моторным маслом лиц, и вот Катя у берега, на пригорке, где стоит знак: «Стой! Дальше зона Государственной Границы Союза Советских Социалистических Республик! Нарушение карается расстрелом на месте!»

Дальше Кате ходу нет. Любовь любовью, но есть порядок.

Если Катя зайдет за невидимую черту, отмеченную знаком, то из секретного дозора тут же раздастся автоматная очередь и нарушительница упадет, сраженная меткой пулей пограничника. Они все как один ворошиловские стрелки — промаха не дадут.

На прошлой неделе Зина — продавщица из сельпо, понесла своему суженому сала. Только-только нарушила, как Василий Авраменко, дежуривший в дозоре, попал ей точно между глаз. Уж как он плакал, как плакал… Но что поделаешь — служба…

На похоронах Василий подошел к родителям Зины, извинялся, убивался, говорил: «Вы простите меня, знал я про ее любовь, но не мог допустить, чтобы посторонние на территорию границы проникли, сами понимаете — кругом вредители!», — а родители Зины его успокаивали :«Ты все правильно сделал, по Советской совести! Хоть мы и любили Зиночку, но так ей и надо! Будет знать сучка!»…

Однако хватит о грустном. Сейчас Катя запоет, да не просто запоет, а так, чтобы любимый услышал, чтобы понял, как она его ждет, как она старается сберечь его любовь.

Катерина подождала когда успокоится дыхание, расслабилась, глубоко вдохнула, выдержала краткую паузу, заранее представила как смыкаются у нее в горле связки, плавно отпустила воздух из легких, превратилась в звук, казалось, возникший из пустоты, уверенно крепнущий, юный, нежный, передающий всю силу ее чувств:



Deutschland, Deutschland