Ворожейкин : Переговоры

Владимир Гусев прибыл на встречу, назначенную в недавно отстроенном многоэтажном бизнес-центре, несколько раньше условленного часа. Створки лифта, обшитые серебристым металлом, протренькав ему коротенькую невнятную мелодию, впустили посетителя вовнутрь, и кабина почти бесшумно поволокла его вверх.

Господин Гусев был предпринимателем. Будучи простоват в общении, он вряд ли мог похвастаться и широким кругозором. Однако природное чутье и, порой, почти звериная хватка позволяли ему весьма успешно вести свои дела. Тридцатипятилетнему владельцу нескольких небольших магазинов досталось довольно крупное телосложение, а природная сила была дополнена в тинейджерстве благодаря увлечению спортом. В связи с этим обстоятельством многие проблемы с партнерами коммерсанту удавалось решать при помощи одного лишь своего внешнего вида.

Кроме основной деятельности на ниве розничной торговли господин Гусев время от времени увеличивал свои капиталы, заставляя работать некоторые имеющиеся денежные излишки через кредитование нуждающихся в том коллег. Предстоящие переговоры как раз касались выделения под проценты денежных средств некоему германскому бизнесмену, планировавшему открыть свое дело в России.

В кабинет, назначенный местом грядущего совершения сделки, господин Гусев вошел без стука и соблюдения каких-либо иных предписанных этикетом ритуалов. Хозяин помещения — Антон Рачков — встретил гостя исполненным дружелюбия приветствием:

- Здорово, Вова. Проходи.

Приглашение проходить, по правде говоря, оказалось совсем излишним: господин Гусев к тому моменту уже усаживался на один из имевшихся в кабинете стульев.

- Ага. Здорово.

Господин Рачков был примерно одних лет с господином Гусевым и тоже имел интересы в некоторой отрасли, тесно связанной с извлечением коммерческой выгоды. Столь легкое, лишенное приторной вежливости и показушной учтивости обращение мужчин друг c другом объяснялось тем, что они приятельствовали еще с юношеских лет и не находили никакой потребности в замусоривании общения между собой всякими избыточными речевыми нагромождениями вроде «Добрый день», «Прошу прощения», «Простите, пожалуйста» и далее в таком духе.

Просторный кабинет, в котором вот-вот должна была состояться деловая встреча, заполняли немногочисленные офисные шкафы, выстроившиеся рядком вдоль дальней стены. В самой середине комнаты располагался огромный деревянный стол, уставленный с трех сторон металлическими стульями с мягкими сидениями и спинками серого цвета для посетителей. Во главе же центрального объекта незамысловатого интерьера возвышался массив черного кожаного кресла, предназначавшегося, как оно и понятно, для самого хозяина.

Единственной деталью, выпадавшей из общей картины по-деловому сдержанного убранства помещения с тремя огромными окнами, которые выходили на шумную улицу, был настенный календарь с изображением рисованного ослика – одного из персонажей анимационного фильма о зеленокожем, глубоко одиноком людоеде, ведущем замкнутый образ жизни. Над по-голливудски улыбающейся мордой животного, демонстрирующего свои широкие травоядные зубы, легким полукругом располагалась надпись, выполненная пляшущими латинскими буквами: «Donkey».

Цветастый календарь быстро привлек внимание господина Гусева, и он принялся пристально разглядывать его, не вставая со стула. Господин Рачков, заметив явный интерес со стороны приятеля к выглядящему несколько вызывающе полиграфическому продукту, не преминул внести некоторую ясность по поводу нетривиального явления:

- Сынишка подарил. Очень этот мультик любит. Вот и меня приобщает.

Продолжая изучать плакат, господин Гусев попробовал прочитать иностранное слово. При этом оно, как бы само собой, по причине трудности, связанной с иноязычной природой составляющих его букв, разбилось на слоги:

- «Дон-ке-у»

- Э-эх! Балда! – глумливо заметил господин Рачков. – Не «донкеу», а «донки». Осел, то есть.

- «Донки», — повторил вслед за ним приятель, желая, по всей видимости, закрепить новые лингвистические сведения.

Немного посмаковав в уме диковинное словцо, господин Гусев вдруг снова вспомнил о цели своего визита и повел разговор на актуальную тему:

- Тоха, и чё этот немец… Как его?..

- Мюллер.

- О! Мюллер! – со значением произнес господин Гусев знакомую фамилию. – Это как в кино что ли?

- Про Мюнхаузена? – уточнил эрудированный приятель.

- Про Штирлица, — с легким укором в голосе за непростительную невежественность поправил его гость.

Господин Рачков, отучившийся, к слову сказать, в свое время в университете, в достаточной мере для делового общения владел несколькими европейскими языками (в том числе и немецким) и поэтому часто помогал господину Гусеву находить партнеров среди иностранного контингента, выступая при этом в качестве переводчика на переговорах. Ожидаемый германский подданный был одним из числа тех, кому в России чрезвычайно требовался во временное пользование капитал и который нашел в лице господина Гусева потенциального кредитора. До того все предварительные договоренности с герром Мюллером осуществлялись самим господином Рачковым, а сегодня настал момент сторонам встретиться лицом к лицу для окончательного совершения сделки.

- Герр собирается открывать здесь фабрику детских игрушек… Хрен его знает, чего его к нам потянуло. По-моему, он вообще чокнутый.

- А я с ним не встряну? – выразил зародившееся сомнение господин Гусев.

- Герр дает хороший залог, так что не боись. Если он пролетит — его проблемы.

Господа погрузились в молчание, обдумывая каждый свое. Вскоре их мыслительные процессы нарушил сдержанный стук в дверь. Вслед за этим металлическая ручка замка немного отклонилась от горизонтального положения, и в приоткрывшийся проем протиснулась голова и часть корпуса иностранца. Господин Рачков, завидев визитера, приветливым жестом пригласил его проникнуть в кабинет целиком.

Немец был невысокого роста. Слегка поношенный коричневый плащ, надетый на него, чуть обгонял обладателя в размерах. Волосы, сидящие на голове растрепанной, буйно разросшейся копной, слегка вились. Добродушная улыбка в сочетании с рассеянно бегающими глазками создавала относительно явившегося персонажа впечатление простака. Портфель, имевшийся при госте, он держал перед собой за ручку сразу двумя руками, чуть согнутыми в локтях.

Обменявшись непременными рукопожатиями, господа, а с ними и герр, уселись за стол переговоров. Пространство стало заполняться немецкой речью, напомнившей господину Гусеву фильмы о войне. Только голос говорящего звучал не бойко и самоуверенно, как у кинематографических иноземных захватчиков, а тихо и даже, можно было бы сказать, робко. Господин Рачков переводил все сказанное почти синхронно:

- Герр говорит, что он уже очень давно очарован Россией и интересуется ее историей и культурой. И чтобы лучше изучить русских, хочет у нас жить и работать. А поскольку герр к тому же очень любит детей, ему было бы очень приятно дарить им радость, производя для них мягкие игрушки. Поэтому он хотел бы открыть тут небольшую фабрику. Сумму, которую просит герр, он рассчитывает вернуть со всеми процентами через три года…

Господин Гусев все это время внимательно глядел на немца, изредка кивая головой. Выслушав спич иностранца, и ознакомившись с предоставленными документами, он кивнул господину Рачкову, что все, кажется, в порядке, и можно подписывать соответствующие бумаги. Когда Мюллер ставил подпись в отведенной для него графе, глаза русофила так и сияли от трудноскрываемой радости, а самого его заметно трясло одновременно от восторга и волнения.

- Ну, вот и все! – бодро констатировал господин Рачков, когда вся процедура была уже завершена. Он проводил гостей до двери кабинета, и те, переступив порог, направились в сторону лифта.

Всю дорогу иностранец, совсем, вероятно, по рассеянности забыв об имеющемся у него в левой руке портфеле, бережно держал договор в правой, порой с умилением поглядывая на новоиспеченный документ. Уже стоя на улице возле дверей бизнес-центра, когда представители двух стран пожимали на прощание друг другу руки, герр Мюллер, исполненный глубокой благодарности к господину Гусеву, оказавшему ему столь неоценимую финансовую помощь, с искренней преданностью глядя в глаза своему благодетелю, почти дрожащим от переполнявших его чувств голосом произнес:

- Danke!

Изменившееся выражение лица господина Гусева сообщило немцу, что он, вероятно, сделал что-то не то.

- Чё!? Донки!? – сверкая гневом в глазах, прохрипел россиянин. – Опух что ли, морда фашистская!? За осла меня держишь!?

С этими словами, едва удержавшись от того, чтобы одарить иностранного бизнесмена своим поставленным еще в юности ударом, от которого лицо того могло надолго утратить всякую презентабельность, он выхватил у герра Мюллера по беспечности доступный экземпляр договора. При этом другой рукой господин Гусев сильным толчком отправил растерявшегося немца в сторону одной из колонн, украшавших фасад здания. Долетев до прямоугольного гранитного столба, герр Мюллер раскинул по инерции руки и застыл в получившейся позе словно впечатанный. Испуганные глазки на бледном лице иноземца с ужасом взирали на кипящего яростью русского богатыря.

Когда грозная фигура господина Гусева уже удалялась в перспективе улицы, сверху белыми неровными хлопьями стали медленно, раскачиваясь в воздухе, опускаться секундой ранее запущенные в небо могучей рукой клочки разорванного в одностороннем порядке договора, погребая под собой светлые надежды и благие порывы маленького, застенчивого немца.