Skalper : Свидание

Сбитый неосторожной каплей дождя березовый листок, словно назло законам природы сохранивший ярко-зеленый цвет, плавно опустился на его протянутую ладонь, трогательной весточкой от ушедшего лета. Он задумчиво посмотрел на него, и, легко смяв листок пальцами, небрежно опустил в карман. Как и везде, в этом большом старом парке, хозяйничала, ставшая уже привычной, сумеречно-белесая ноябрьская морось. Он запрокинул голову и подставил лицо падающим вперемешку со снегом редким, тяжелым каплям. К залатанному серыми лоскутами туч небу, стремительно уносились стройные корабельные мачты мокрых сосновых стволов. Воздух наполняли вкусные запахи намокшего дерева и прелой листвы, щедро окрашенные полутонами множества других запахов влажного ноябрьского леса.
В его голове, привычным осенним зовом, зазвучали стихи Пастернака:

Засыплет снег дороги,
Завалит скаты крыш
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Эти строки как всегда отозвались в нем особой, насквозь пронизывающей тело тревожной дрожью. Дрожью предчувствия, ожидания чего-то.
Подняв воротник куртки, он неторопливо зашагал по пустынной аллее, откидывая носком ботинка случайно попадающиеся под ноги ветки.
Снежный дождь постепенно слабел. Небо чуть просветлело.
Ее он увидел издалека - одинокая женская фигурка, изваянием замершая на резной деревянной скамейке. Подойдя ближе, он невольно залюбовался ею: в том, как девушка сидела, закинув ногу на ногу, как держала тонкими бледными пальцами длинную, полуистлевшую сигарету, во всем ее образе сквозила особая, доступная только красивым женщинам, природная грация. И в то же время, ее вид навевал какую-то неуловимую грусть, как будто вся она была только частью этого поздне-осеннего пейзажа, последним, гармоничным его штрихом.
Он миновал ее, но, пройдя несколько шагов, остановился, опустив голову и закрыв глаза:

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Медленно повернувшись, он приблизился к незнакомке. Девушка, подняла голову, и, откинув непослушную светлую прядь изящным движением руки, взглянула на него спокойно, без тени тревоги. У нее оказались правильные, слегка заостренные черты лица, тонкий прямой нос, красиво очерченная линия губ. В больших, глубокого изумрудного цвета глазах промелькнуло легкое удивление.
Он неловко замялся: - Простите… Я не хотел вас беспокоить… Я подумал, может быть, у вас что-то случилось? Вы чем-то расстроены?
Ее губы тронула улыбка: - Вам показалось. Все в порядке. Но все равно – спасибо.
- Вы не возражаете? – Он жестом указал на свободную часть скамейки.
Девушка, с едва уловимым безразличием, пожала плечами.
Он опустился рядом: - Вы часто здесь бываете? Для меня эти места много значат. Особенно в это время года.
Девушка смотрела вдаль, туда, где сквозь прозрачность леса виднелась далекая, зябкая рябь Москва реки: - Я здесь впервые.
Он проследил за ее взглядом: - Да… Это место идеально подходит для одиночества. Извините. – Он начал было пониматься, но она неожиданно остановила его, легким касанием руки: - Подождите. Давайте, посидим вместе…
Они долго сидели, наслаждаясь тихой торжественностью увядающей природы, изредка перебрасываясь односложными, не перетекающими в беседу фразами.
- Это место - почти чистая поэзия. – Произнесла она вдруг.
- Вы любите стихи? – Отозвался он.
- Я люблю Блока. А вы?
Не отвечая, он закрыл глаза: - Послушайте:

Течет вода с косынки
За рукава в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка и фигура
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска…

Его голос дрогнул, и он замолчал, словно наткнувшись на невидимую преграду.
- А дальше?
- Я прочитаю. Чуть позже. Вам понравилось? Это о первом свидании.
Как у нас.
- Вы забавный… - Она посмотрела на него без улыбки - задумчиво и
внимательно. - Проводите меня. Пожалуйста.
Они встали, и пошли рядом, чуть касаясь друг друга локтями. Почти стемнело. Вновь поднявшийся ветер, холодной плетью стегал по лицу, словно заправский почтальон обклеивал влажную одежду желтыми марками облетавшей с деревьев листвы. Девушка зябко повела плечами. Он, движением предложил взять его под руку. Несколько минут они молча шли по освещенной редкими фонарями аллее. Неожиданно, справа показалась узкая тропинка, уходящая глубже в темноту леса. Он замедлил шаг: - Лучше свернем. Здесь будет короче.
Девушка молча кивнула, соглашаясь.
Они двинулись по тропинке, освещаемой лишь слабыми отблесками нежданно выглянувшей луны. Он почувствовал, как она теснее прижимается к нему, и снова ощутил ту самую, знакомую нервную дрожь, насквозь пронизывающую тело. Ему вдруг стало жарко. Дыхание стало неровным, перед глазами замелькали цветные круги. Рука сама по себе зашарила в кармане, нащупывая жесткое плетение шнура.
Неожиданным, резким движением он вытолкнул девушку вперед, одновременно выхватывая удавку, мгновенно, выверенным броском накинул ее на тонкую, незащищенную шею.
Девушка захлебнулась криком, и забилась в его руках словно пойманная птица: отчаянно и беспомощно. Бесформенно сокращающимся комом они повалились в запорошенную мокрым снегом листву. Он всем весом навалился сверху, прижимая ее к земле, сильнее затягивая перехватывающий шею шнур. Ее тело дергалось и извивалось под ним, как будто сотрясаемое разрядами электрического тока. Постепенно сопротивление стало ослабевать, и, наконец, пропустив через него последнюю, отчаянную судорогу, она затихла.
Он тяжело перекатился на спину и выдохнул, только сейчас поняв, что и сам почти не дышал все это время. Отдышавшись, он сел, прямо на земле, подтащил к себе вдруг ставшее очень тяжелым неподвижное тело, и, перевернув на спину, аккуратно положил ее голову на свои колени.
Ее лицо было удивительно спокойным, почти умиротворенным. В широко распахнутых остекленевших глазах читался навсегда застывший немой вопрос.
Он низко склонился над ней, вдыхая чуть слышный запах разметавшихся белокурых волос: - Ну вот. Ты хотела дальше? – Прошептал он. – Конечно. Слушай:

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

Он нежно провел рукой по ее щеке, легко коснулся неподвижных, начинающих холодеть губ,

И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд

стал медленно расстегивать костяные пуговицы ее пальто…

И от того двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Все закружилось у него перед глазами, объединяя в едином круговороте мглу леса, сырую землю, с редкими проплешинами зеленой травы, белое пятно раскинувшегося обнаженного тела. Он запрокинул голову и закричал диким, звериным криком, разбившимся о стволы деревьев на тысячи осколков, сразу же жадно подъеденных темнотой…
Через полчаса, он с трудом отодвигал тяжелую металлическую крышку канализационного колодца. Из разверзшегося чернильного провала в нос ударил отвратительный резкий запах, заставивший его невольно поморщиться. За руки подтащив тело к колодцу, он усадил его, перекинув безжизненно болтающиеся ноги через край, а затем, легким толчком столкнул труп вниз. Побросав следом вещи, он нагнулся, пытаясь задвинуть крышку на место.
Освобожденный его неловким движением, из открытого кармана внезапно выпорхнул березовый листок, и, мелькнув крохотной зеленой искоркой в отблесках лунного света, незамеченный, мгновенно исчез в глубокой колодезной черноте.
Крышка, с глухим ударом встала на место.
Он выбрался обратно на аллею и остановился, придирчиво осматривая свою одежду в зыбком оранжевом отсвете колышущегося фонаря. Все было в порядке. Удовлетворенно усмехнувшись, он не спеша, зашагал к выходу из парка.
Осеннее свидание закончилось. Одно из многих. Он больше не будет мучиться, повторяя эти строки… до следующей осени. Он шел легко, уже не обращая внимания на непогоду. Его наполняло спокойствие и необъяснимая уверенность - ее не найдут. Их, почему-то, никогда не находят. Возможно, это и произойдет когда-нибудь, потом, когда это уже не будет иметь значения:

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

Литературолюбивому Stranger' у, посвящается.