Бабанин : Спектральный анализ... Женщины. Часть 12.

— Аккуратней, детка, ты выпадешь в окно.
- Не боись. Ух, ты! Так здоровски: вокруг темнота, а небо все в звездах! В городе такого не увидишь. Ты что-нибудь понимаешь в созвездиях?
- О, да! Одних только Полярных звезд я могу насчитать штук пять.
- Такая же фигня. Уже больше часа смотрю на звезды и все не могу оторваться. Дай сигареты, пожалуйста.
- А как насчет «Мускатного игристого»?
- Ура! Такая романтическая ночь, да еще шампанское! А ты смог бы провести всю жизнь в нашем купе, и чтобы поезд нигде не останавливался, и чтобы сюда никто не входил?
- Грубо говоря, нет. Романтизм в больших количествах похож на алкоголизм.
- Ну и дурак! А вот я смогла бы. Пока ты дрых, я сидела и вдыхала запахи трав.
- Анашу не проезжали?
- Н-нет, а что?..
- Ощущение, будто ты обдолбилась по-черному. У тебя глаза бешеные и зрачки узкие. Для полной картины не хватает жора. Кстати, у нас осталось что-нибудь ням-ням?
- Как можно жрать в такую ночь?
- Элементарно, Ватсон. Так, здесь салатик, а это что такое? Кажись, колбаса.
- Рулет.
- Странно, пахнет колбасой. Я не оскверню мистерию ночи своим чавканьем?
- Все-таки жаль, что я не помню ни одного созвездия. Давай порежу, ты как бомж.
- А я и есть бомж планеты Земля. О, кажется, мы тормозим. Надо успеть доесть рулет, а то таможенники отберут.
- Таможенники?
- Ты давно выезжала за Меккензиевы горы? Сейчас сюда ввалятся десять голодных рыл и под предлогом поиска наркотиков, оружия и валюты конфискуют всю жратву. У тебя есть минут пятнадцать, чтобы врагам не досталось.
- А если мы им не откроем?
- Тогда им откроет твоя подружка-проводница.
- Тогда мне надо одеться.
- Думаю, не надо. Можешь что-нибудь накинуть, иначе меня обвинят в незаконном вывозе генетического фонда страны.
- Так пойдет?
- Да, только трусики ты обещала…
- Ты спятил? Не могу же я с голой задницей перед мужиками!
- Почему нет? Они тоже, в некотором роде, — люди, и ничто человеческое им не чуждо.
- На, подавись! Только дай халат.
- У нас еще пятнадцать минут.
- Мне неохота. Сначала зашугал таможенниками, а теперь…
- История повторяется: они стучат, а я извлекаю божественную музыку из чрева прекрасной женщины.
- Извращенец! Все не как у людей.
***
- Проснулся?
- Давно уже. За тобой наблюдаю. Ты красивая, когда занимаешься возвышенным. Что за станция была?
- Я не заметила.
- Обычное дело: писатели настолько увлечены сочинительством, что не замечают проплывающую за окнами жизнь.
- У кого как. Моя жизнь протекает по эту сторону окна.
- Здорово сказано! Похоже на эпитафию: «Ее жизнь протекала по эту сторону окна». Для первого опуса очень даже. Отдай блокнот.
- Ты не рассердишься, если я тебе скажу, что немного почитала его?
- Да как ты посмела?!
- Но ты же спал, а я немного пролистнула его и…
- Все, Синдерелла, ты — покойница! Никто, прочитавший меня, не уйдет живым — таковы правила. Теперь осталось придумать тебе смерть лютую и безобразную. Ты имеешь право выбора: асфиксия инородным телом, разрыв прямой кишки вследствие внедрения гигантского фаллоса или…
- Если ты про свой, то от этого не умирают.
- Она еще дерзит! Да я позову на подмогу бригаду проводников — хоть один фаллос гигантских размеров найдется в этом чертовом поезде. Отдай блокнот взад.
- Все равно, ты меня любишь, я кое-что прочитала. Жаль, что у меня нет дара так красиво описывать жизнь. Ты — умничка, Пиноккио, хотя, с большой кучей недостатков.
- Где твои трусы? Куда ты их запрятала? Я же приказал тебе не надевать их до полной остановки состава. Над нами должен развиваться стяг. Где они?
- Что ты так кипятишься! Просто я их спрятала в сумочку.
- А ну, живо достань и водрузи на место. Сфотографировать бы тебя сейчас – такой кадр охрененный. Он обошел бы все порножурналы мира. Сейчас ты похожа на Егорова и Кантарию, только делаешь это более женственно! Представь, если бы над Рейхстагом солдаты подняли трусы любимых женщин, как символ победы! Уже ради этого стоило пройти с боями всю Европу. В этом есть нечто рыцарское, дон-кихотовское. А поверженные немцы с испугом и уважением поглядывали бы на победные знамена, и войны больше не было.
- Ты никогда не вырастешь…
- …из твоих трусиков?
- Из своей глупости и пошлости. Познакомишь меня с редактором?
- Еще чего! Собираешься его отбить?
- Хочу посмотреть на сумасшедшего, решившего, что ты — гений. На самом деле ничему хорошему читателя ты не научишь — только гадостям.
- Теперь, когда ты вздыбилась передо мной без трусиков, можешь говорить, что угодно — я думаю са-авсем о другом.
- Если честно, то после твоего дневника я и … сама об этом думаю. Только не торопись, ты можешь хоть раз в жизни не торопиться?
- Да я, вообще, буду лежать, как бревно. В этом вся прелесть соития в поезде. Всю черновую работу при умело выбранной позе за мужчину выполняют рельсы и рессоры вагона, а мне лишь остается закатывать глаза от изумления. Садись медленно и печально, будь в образе знаменосца Кантарии. Вот так, с гордостью за Отчизну, за свой народ, за партию, за Сталина… за…
- За-м-молчи!
- Давай «За молчи»! Только, чур, не царапайся, не кусайся и не кричи истошно — вокруг уши.

(Продолжение ПроСледует, в угоду Шеве).