Бабанин : Спектральный анализ... Женщины. Четыре дня до...

— Чего же ты так психуешь?
- Я психую? Я нисколечко не психую! Я спокоен, как каменный сфинкс.
- Ну я же вижу.
- Это ты психуешь, а я сетую.
- Ни-ичего себе! Если ты так «сетуешь», то как же ты психуешь?
- Не желаю тебе это увидеть. Просто все очень плохо. Очень-очень. Они переписали условия контракта — экое свинство!
- Только и всего? Подумаешь…
- Это тебе «подумаешь», а для меня это — жопа! Вот сейчас ка-ак возьму, да ка- ак напьюсь, будут знать!
- Ты спокойно можешь объяснить, что случилось? Сядь и успокойся.
- Это ты успокойся, а мне нечего успокаиваться. Сегодня вдруг выясняется, что мой гонорар урезан наполовину. А я должен быть при этом спокойным?! Где моя «валерьянка»?
- Если ты ищешь коньяк, то он в кухне на полке.
- А почему он в кухне, да еще и на полке? Он должен быть всегда на видном месте. На прикроватной тумбочке, к примеру.
- Еще утром здесь не было прикроватной тумбы.
- Очень смешно! Значит, он должен быть в изголовьи дивана! Всегда начеку, готовый в любой момент придти на помощь. Коньяк быстрого реагирования- «КО. Б. Р»!
- И что теперь? Ты заберешь рукописи назад?
- Хреняк! Они уже запустили в печать. Теперь мне остается довольствоваться лоховским гонораром и строить смешные рожицы, изображая радость признания.
- Фи, и из-за этого ты так расстроился? Я испугалась, что произошло нечто из ряда вон.
- Ну конечно, по- твоему, это — ерунда? Все, теперь только по принципу «утром — деньги», ну а девушки — потом! Козлы!
- Но я же с тобой.
- Да, это единственное, что примиряет меня с жизнью. Ладно, фиг с ними. На вверенной мне территории объявляется запор и… ой, запой и минор! Зеркала укрыть черным, трусы и флаги приспустить, транслировать «Лебединое озеро»!
- А как быть с Пасхой?
- Какой Пасхой?
- Какой, какой — православной! Ты что, забыл? Завтра — Пасха, надо радоваться и целоваться.
- Думаешь, завтра хандра пройдет?
- Уже прошла.
- Иисус в Москве-с? Воистину в Москве-с!

***
- Ну и как тебя приняли на родине? Почетный караул, оркестр, петарды или банальный скандал?
- Мы просто не разговариваем — очень удобный способ не замечать друг друга. И ничего никому не надо объяснять.
- Мрачная семейка! Знаешь, на днях перечитывал Хэма — он шестьдесят лет назад все о нас с тобой написал. Я опписался от количества совпадений.
- А как меня звали?
- О, ты была баронессой, но очень легкомысленной: сегодня с одним, завтра — с другим. Правда, делала это очень красиво; твои любовники вовсе не обижались. Ну, может, чуть- чуть…
- Как ее звали?
- Брет Эшли. Звучит, да?
- Неплохо. А тебя?
- А меня скромненько так — Барнс.
- И что мы делали шестьдесят лет назад?
- В основном, пили до изнурения. С удовольствием и помногу. Слонялись по ночным барам и кабакам, ездили в Испанию на фиесту — в общем, все то же, что и сейчас, только в масштабах Европы.
- Ты любил меня?
- Тьфу на вас, леди Эшли! Шестьдесят лет назад мне на фронте осколком оторвало пиписку, поэтому сексом ты занималась с моими друзьями, а ко мне приходила всплакнуть и отлежаться. Я был твоей лучшей подружкой! Нехило, да?
- Угораздило же тебя. Слава богу, что твоя пиписка восстала из пепла и теперь ты — моя лучшая подружка, с которой я занимаюсь любовью. А что мы еще делали?
- Так, что еще? Тебе было 34 годика, но на корриде ты легко склеила девятнадцатилетнего матадора, публично бросив двух его предшественников — такая роковая страсть в твоем стиле. А мальчишку, между прочим, отпиздил, как попугайчика, твой любовник: он был боксером.
- Вот это мне нравится. А почему ты не вступился?
- Не переживай, меня тоже отпиздили, но не так интенсивно, как тореро.
- Невеселая история получается. А кем я работала?
- Приживалкой, как и сейчас. Правда, получала какую-то ренту из Англии, но в основном за счет очередной жертвы. Но опять же делала это так красиво, что всем тут же хотелось заплатить за тебя.
- И даже тебе?
- Мне — в первую очередь, ведь я — твоя лучшая подружка, чтоб ты была здорова!
- Ладно, я — содержанка, а ты где брал деньги? Не поверю, что пахал как Карло.
- Между прочим, я был редактором американского издания в Париже. На жизнь хватало.
- Вредная книжонка. И, конечно же, все окончилось трагически?
- Ну, если трагедией назвать инцидент с матадором, то — да. Ты вызвала меня телеграммой, потому что осталась без копейки.
- Неужели ты приехал за мной?
- А что делать, Пятачок, что делать?! Приехал, утер сопли, накормил, напоил, отогрел и увез домой.
- Да, жаль, что так получилось с… осколком.
- Надеюсь, время лечит.
- Вообще, все писатели — сволочи! Они пишут так, как им хочется, поэтому главный герой — всегда герой, а все остальные — в говне и шрамах! Ведь каждый авторишка ассоциирует себя с героем, правда? Ты точно такой же! Твои герои — копия тебя, а все женские персонажи — сволочи и потаскухи. И все, как одна, влюблены в нашего героя. А он, томно развалясь, позволяет себя ласкать, ведь так? Конечно, так! Ты и про нас пишешь в таком же стиле. А лет через шестьдесят кто-то прочтет эту книжонку и подумает: «Какой несчастный человек! Любит свою девушку, а она, как последняя шлюха, прыгает из постели в постель. Я не права?
- Если я когда-нибудь окончу наш роман, то обязательно дам тебе на редакцию. Все, что тебе покажется оскорбительным, вычеркнешь, идет?
- Давай прямо сейчас.
- Он еще не готов. Нужно время, чтобы все, что происходило с нами, было еще хоть кому-то интересным.
- Тогда я не доживу! Мы уже столько лет вместе, а роман не готов. Может, это и к лучшему, пусть наша история умрет вместе с нами? Не хочу, чтобы кто-то перед сном, зевая, копался в нашей жизни.
- Зря ты так категорично.
- С чего ты вообще взял, что наша жизнь может быть кому-то интересна? Что в ней особенного? Банальный треугольник — ничего романтического. У каждого в жизни случается подобное.
- Может быть, только не каждый способен рассказать об этом честно, без сглаживания углов и сопливых эвфемизмов.
- Опять умные словечки! Ты можешь изъясняться по-русски?
- Это когда шлюху называют «бедовой девчонкой», а мой образ жизни именуют «рассеянным». Как тебе больше нравится?
- Мне все нравится. Все, что происходит с нами.

***
- Ты замечал, какие глаза у бродячих собак? Очень грустные и умные, а у котов – хитрые и нахальные. Кошек вообще терпеть не могу. Кстати, почему у тебя в доме никто не живет?
- Мне с головой тебя хватает. Тем более, за тобой не надо ухаживать: ты с голода не помрешь. С собакой еще гулять надо два раза в день, прививки там всякие, ошейники. Мне некогда.
- Конечно, ты же занят только собственной персоной! Все, что отвлекает тебя от высокого — низко! Даже я, да?
- Когда ты хандришь, то — да, а так — нет. Зато тебя не надо выгуливать — ты мочишься под себя.
- Вот, хам!
- И еще ты неплохо пахнешь для домашнего животного, поэтому из всех я выбрал женщину. Желательно замужнюю, чтобы не было гемора с ЗАГСом, с детьми, ну и там всякие ювелирные пакости.
- Как нормальный мужик может столько прожить, ни разу не женившись?! Что-то тут не так. Я читала, что бобыли раньше умирают.
- Этот бред могла придумать старая дева в отместку за свое одиночество. Лично я не чувствую себя обделенным женским вниманием, а «прелести» семейной жизни у меня постоянно перед глазами. Представляю: если бы у меня была жена, которая периодически исчезает на несколько дней к своему любовнику. Хорошенькая перспектива!
- Во-первых, не все женщины такие, есть и домоседки, к тому же преданные. Я — неудачное исключение из правил семейной жизни, потому что… сам знаешь.
- Знаю, знаю, не обижайся. Ну, подумай, куда мне еще и жена? Как бы ты себя чувствовала, если бы я был женат?
- Я бы?! Я бы убила ее, потом тебя, а потом… все были бы довольны.
- «Леди Макбет Мценского уезда». Давай обойдемся без криминала. Да и вообще, легче быть одному и в одиночку выходить из окружения. С обозом не выйти — накроют. К чему ты завела этот разговор? Надеюсь, ты не хочешь за меня замуж?
- Хочу, но ты никогда не предложишь, ты — трус!
- Приехали, Ал-леша! Новые интонации…
- Я пошутила, не бойся. Очень мне нужен такой муж, у которого двести дней в году не бывает денег. Ты и себя не в силах прокормить, не то, что семью. Муж должен быть сильным и надежным, ну а… любовник, тот может быть «рассеянным».
- За такие разговорчики тебя надо сослать на сто первый километр. Прямо сейчас. Выматывайся! Давай-давай, вымогательница!

***

- Что новенького? Чего такой радостный?
- Так, с сегодняшнего дня обращайся ко мне на «вы» и шепотом: перед тобой стоит первооткрыватель принципа «Зеркало зеркала»!
- Как-то мудрено.
- Н-да, не для среднего умишки. А на самом деле тотальность моей теории делает бытие невыносимо легким, примиряет его с сознанием и, вообще, примиряет все со всем!
- И для этого ты разбил в ванной зеркало?
- Любая теория требует опытного подтверждения, так что зеркало — полная фигня в сравнении с масштабами и последствиями. У тебя есть в косметичке зеркальце?
- Есть, но… для опытов я его не дам.
- Жлоб. Оно и понятно! Не буду я разбивать твое пропахшее снобизмом зеркальце. Дай, я покажу тебе сам принцип. Да дай ты его, не боись!
- Я предупредила: оно не для полевых занятий.
- Да за такие слова ты будешь распята Вечностью! Вот, смотри — целое зеркало?
- Мое, к тому же.
- Твое, твое. Что ты в нем видишь?
- Как что? То, что в нем отражается.
- Сейчас в нем что отражается?
- Я… отражается… юсь…
- Не самое подходящее отражение. Словом, отражается нечто цельное, неделимое, верно? Ну, соглашайся быстрее, тупица!
- Н-ну, и что?
- А ничего. Теперь разобьем зеркало.
- Только не мое, я же просила!
- Забери ты свое сокровище. Все, что надо, я уже разбил — смотри. Казалось бы: разбитая на части реальность должна состоять из фрагментов, верно?
- Ну да.
- Ан — нет! Теперь каждый осколок отражает отдельную реальность. Посмотри в любой осколок.
- Нельзя, это нехорошая примета. Смотреться в осколки разбитого заркала — значит, привлечь беду!
- Телячьи нежности! Смотреть можно во что угодно, в том числе и в зеркало. Ну, смотрись!
- Сам смотрись. У тебя обострение шизофрении. Я даже читала, что весной многие болезни обостряются.
- На фоне тотального отупения пусть хоть что- то обостряется. Но смотри, даже если сложить все осколки вместе, даже если их склеить, то все равно они уже не составят целого. В лучшем случае мы получим мозаичную картину мира. Но это уже не будет тот мир, который отражался вначале! Доходит?
- Не слишком. Ты, главное, не волнуйся, спокойнее.
- Я не волнуюсь. Таким путем мы получаем что?
- Что?
- Универсальную множественную систему! Понимаешь? Ладно, молчи, попробую объяснить по-другому. Стоит дерево, на него смотрит пять человек. Сколько в этот момент существует деревьев? Ну, говори наобум.
- Одно?!
- Понятно… Их существует пять! Пока на дерево никто не смотрит — оно не существует, а если наблюдателей пять, то и деревьев пять! Но если один наблюдатель будет смотреть в разбитое склеенное зеркало, то он увидит тысячи деревьев — и так до бесконечности. Словом, не сильно напрягаясь, я могу многократно умножать мир! И он будет таким же реальным, каким его создал Тот, с нимбом! Сечешь?
- Мне почему-то захотелось кушать.
- У женщин всегда так: как только они сталкиваются с новой непонятной информацией, им тут же хочется кушать, какать или трахаться! А вот Рене Магритт на картинах изображал обратное: отражение, разбитое на части, навсегда запоминает только свой фрагмент. Этим я отличаюсь от Магритта. Ладно, с тебя довольно, ты и так зеваешь.
- Ты думаешь, я тупая?
- Не только ты, все женщины и подавляющее большинство мужчин хотят в таких случаях кушать и спать. И только мы вдвоем не спим: размышляем, сравниваем, моделируем, испытываем...
- А кто вторая?
- Второй. Тот, который с нимбом. Ладно, идем, я тебя накормлю.