Олег Лукошин : Пузыри На Губах Фестины

Фестина, девочка восьми лет, самая непослушная в большой семье крестьянина Пьетро, того самого, у которого нет двух пальцев на правой руке. День ли, ночь – Фестина никому не даёт покоя. Дождь ли, снег – она носится по двору, кидает в братьев высохшие навозные лепёшки и заразительно смеётся. Её пытаются остановить, утихомирить – куда там, разве может угомониться такой бесёнок, как Фестина? Отец качает головой, мать разводит руками, сёстры хмурятся – из-за этой Фестины на них никто не обращает внимания. Братья тоже сердятся, лишь средний, Сильвио, потакает ей в её забавах. Носится, кидает лепёшки в ответ, хохочет.

- Сильвио! – кричит отец. – Тебе уже четырнадцать лет! Скоро жениться, а ты прыгаешь, как горный козёл. И не стыдно тебе?
Слова отца заставляют Сильвио на какое-то время остановиться. Но веселье Фестины так заразительно, так естественно – она строит ему рожицы, показывает язык – не может же он оставить это просто так! Он пускается за ней вдогонку, Фестина визжит от восторга, Сильвио тоже смешно, а старые родители лишь тяжко вздыхают.

Но лучше всего у Фестины получается пускать пузыри. Она набирает полный рот слюней, надувает щёки, а потом ловкими движениями языка и губ заставляет неизвестно как возникающие пузыри кружиться в воздухе – до тех пор, пока они не лопнут. Они лопаются быстро, до ужаса быстро – как жаль! Но Фестина не грустит. К чему грустить, она наделает их столько, сколько можно сосчитать.
- Раз! – кричат соседские мальчишки, среди которых выделяется Донато, приёмный сын лавочника, он наиболее дружен с Фестиной, за что считается её женихом. Пузырь, покружившись несколько секунд, лопается. Фестина готовит к запуску новый.
- Два! – горланят мальчишки, наблюдая за полётом нового пузыря. Фестина горда собой, она в зените славы, она – королева улицы.
- Три! – радуются пацаны новому пузырю Фестины. Кто-то из них, наверное этот маленький гадкий негодник Бруно, который вечно всем завидует, тыкает в пузырь пальцем. Тот лопается раньше отмеренных ему секунд.
- Гад! Урод! Вонючка! – кричат ему дети и Фестина громче всех. Последнее утверждение особо справедливо, ведь все знают, что у Бруно постоянно пахнет изо рта. Его толкают в плечи и в спину и изгоняют из компании. Обиженный, он встаёт в стороне и завистливо смотрит на прогнавших его детей – он уже горько раскаивается в содеянном.
- Ай-ай-ай! – воткнув кулаки в бока, качает головой мама Фестины. – Как некрасиво! Марш домой! – кивает она, но Фестина не хочет уходить. Тогда, схватив её за руку, мама тащит Фестину за собой – делать это приходится буквально волоком – Фестина упирается и плачет.
- До завтрашнего дня здесь просидишь! – запирает мама Фестину в чулане.

Фестина падает на пол и, растирая кулачками глаза, ревёт навзрыд. Горе её огромно. Короткие и вёрткие соломки - украденные с полей господина Ди Пьяцци - срываясь с крыши, задевают её лицо. Прикосновения их неприятны – Фестина передёргивается и, отползая к стене, накрывается валяющейся здесь дерюгой. В доме и на улице тихо, лишь со стороны реки слышится мычание приближающегося коровьего стада – пастухи гонят его с лугов.
- Пусти пузыри, Фестина! – кричали ей мужчины много лет позже.
Она была послушна и не противилась. Высунув язык, она ловила стекавшие по лицу капли спермы, размазывала их по губам, сжималась, и-и… поблескивающие на свету, неповоротливые, хрупкие пузыри срывались с её губ и неслись к земле. Существование их было ещё короче, чем у пузырей из слюны, но восторг они вызывали куда больший.
- Брава! – орали мужчины. – Брава, Фестина!
Их члены колыхались у самого лица. Поначалу она боялась смотреть на них – они казались ей ужаснее архангела Гавриила, парившего над девой Марией, - но её красивые зелёные глаза открывались постепенно. Мужские органы были совсем не страшными. Они прикасались к её щекам и губам, лезли в уши и рот, лаская их, но и требуя ласки ответной. Фестина облизывала лоснящиеся головки, пускала их глубоко в рот, в самую гортань, отчего чуть не задыхалась, тут же выпускала их наружу, чтобы мгновением позже запустить снова. Они изрыгались тёплой и липкой спермой – иногда все разом, иногда по очереди – сперма ударяла в глаза, текла по щекам, по губам… Фестина закрывала веки и замирала. «Она как дождь, - думала она, - как его капли. Просто гуще и тяжелее».
- Ты молодец, Фестина, - говорили мужчины. – Сегодня ты в ударе.
Она улыбалась – всё же слова эти были приятны ей. Мужчины бросали ей под ноги ржавые и стёршиеся монеты, Фестина быстро и проворно собирала их.
- Бруно! – жалостливо глядела на самого маленького и большеносого. – Обычно ты давал мне на монету больше.
- Тебе хватит и этого! – бросал через плечо Бруно.
- Донато! – обращалась Фестина к другому, самому красивому, - ты был так щедр ко мне раньше…
- Жизнь тяжела, Фестина, - отвечал Донато, - я бы очень хотел дать тебе ещё, но увы… мой хозяин не платит мне больше двадцати лир в неделю, да и все их отбирает моя жена. Мне едва удаётся припрятать пару монет для тебя.
- Сильвио! – воздев руки к небу, упрашивала Фестина третьего, - неужели и ты не дашь мне чуть больше? Мне надо на что-то жить…
- Фестина… - гладил её по голове брат, - после того, как отец прогнал тебя из дома, он стал ужасно прижимистым – я больше не могу выбить у него ни одной лишней лиры. Ты знаешь, что я принципиальный противник труда, а потому жалованье ни от кого не получаю. Отец – единственный мой источник. Скажи спасибо, что он даёт хоть что-то.
Собрав запылённые гроши, Фестина шла в хлебную лавку, где хозяйка, донна Лилиана, высунувшись из окна и убедившись, что поблизости никого нет, кидала ей две чёрствые булки. Фестина отдавала деньги, а донна Лилиана, пересчитав их, захлопывала окно.
- Наша дочь – шлюха! – кричит больной и старый отец Фестины. Два года назад у него отнималась вся левая половина, долгое время он лежал в постели, но расходил всё же ногу. Рука всё так же недвижима – это ужасно неудобно, ведь на правой, здоровой, нет двух пальцев.
- Она всё же наша дочь… - грустно отвечает ему жена.
- Я проклял её! – скрипит зубами старый Пьетро. – И прокляну тебя, если узнаю, что ты носишь ей еду.
- Она – наша дочь… - отвечает жена.
- Папа! Мама! – вбегает в дом старшая их дочь Клаудиа. – Фестину убили…
От неожиданности родители встают, даже Пьетро, хоть это и неимоверно трудно для него.
- Какие-то торговцы, проезжавшие по нашей деревне, остановились у неё. Вы знаете для чего…
Улица кажется сейчас особенно грязной. На ней кучи мусора и мутная жижа, которую они месят, торопясь к Фестининому дому.
- Они удовлетворяли свою похоть несколько часов, - продолжает дочь, - а потом, разгорячённые вином и вседозволенностью, стали избивать её.
Уже пройден первый поворот. Фестина живёт на самом краю деревни – до её дома долго добираться. Но он всё ближе…
- Они привязали Фестину к столбу и пороли её плетью.
Вот и второй. До хижины Фестины совсем немного. Мать бежит впереди. Старый Пьетро, ковыляя на своём костыле, пытается угнаться за ней. Клаудиа поддерживает его за локоть.
- А потом они стали колоть её ножами. Они истыкали её всю – с ног до головы.
Вот и он, покосившийся ветхий дом. Дверь открыта, они входят туда онемевшие. Каждый слышит стук собственного сердца.
Фестина лежит на полу, в луже крови. Она ещё жива – уставившись невидящим взором в пустоту, она пускает кровавые пузыри. Они срываются с её губ, взлетают вверх и несутся, несутся… Прочь из дома – к лесу, к реке!
- Самые лучшие… - шепчет, улыбаясь, Фестина.

Итальянская земля – благодатная. Здесь всегда накормят вас вкусным деревенским сыром, везде нальют чудного вина. Люди веселы, добры и отзывчивы. Они улыбаются широкими, искренними улыбками и наперебой приглашают вас к себе. Учёные говорят, что тому способствует воздух – бодрящий и терпкий воздух Апеннин. Италия – страна святых. Грешницам здесь не место.