HeKTo : Городская. Деревенская.

Электричкой из москвы, я поеду, я поеду в никуда....Ва-Банкъ.

Как же иногда все заебывает и встает костью старой говядины в горле. Смотрю меню: Супчик дня-50р. Говяжья отбивная и свинная, фаршированные луком и грибами-200р/150 соответственно....много еше чего из тд и тп. Официанточка Леночка, котарая , как мне кажется всегда течет при виде мужчин. Всегда аккуратненькая и причесанная в хвост, с красивым блядством на губах. Всегда готовая на корпаративных вечеринках узнать твой месячный баланс, спрятанный где-то между. Но надоедает.

Жена, с которой ты уже, как тебе кажется вечность, вечно недовольная на кухне, что приходиться расхуячивать только что сделанный в неибательском салоне маникюр, кричашая, что бы был аккуратнее при минете, хватая ее за только что сделанную у какого-то суперохуительного мастера прическу.

Аааа. Заебывает.

Да много еше чего заебывает. Быдло, грязь на улицах, грязь в душе многих твоих соплеменников. Метро, и людей в нем, нервных, шипяших недовольным голосом. Хоть я и люблю людей, и особенно метро но...Заебало. Душа , что ли просит какого-то покоя.
-Садитесь бабушка, уступаю место. А я? Я постою, мне один хуй выходить через семь остановок.

Смеется со своими друзьями, такими же-сидяший рядом и плююший шелуху от семечек на пол и запивая все пивом маленький чмо.
-Хули ржешь, еблан.
-Ты че, бля-говорит он мне подскакивая. Да я, я тебе, растегивая куртку и показывая выпяченной вперед грудью майку удафф.ком. Да мы с друзьями тебя сейчас кончим.

Бля, аааа-смеюсь и за ухо отправляю буратинов в школу, учить букварь. Такие вот глупости, но заебывают.

Заебывает скотство. Заебывает доказывать вот этим юнцам, наверно носяшим в тихаря майку брата, втихаря спизженную из шкафа брата. "Я крут бес пезды, нахуя уступать этой старухи места. Я за это места зоплотил". А ты всеравно пытаешься доказать то, о чем они даже наверно неподразумевают. О том, что может вот эта бабулька именно грудью зашитила твою квартиру от немецкой бомбежки. Ему похую, он кричит что он, ниибаца, бес писды есть освободитель национального, прышавого фронта.
-Больно, кричит он, пытаясь отбиться от моей руки, держашей его за ухо. Я сам фашист. Я не навижу нации.
Остальное не услашал. Да и похуй. Вокзал.

Едешь в поезде. Пригородная дорога. По этам когда-то шли поэты здесь. Люди, обычные люди. Такие же, но с меньшим снобизмом что ли. Водочка, картошечка, соленые огурчики, картишки и смех-чистый и приятный.

Встретит тебя твоя бабулька. В платочке с окрасами Ивана Купалы. С какими то русскими узорами, забытыми в городах и столицах праздниками. С русской добротой, еше не потеряной в деревнях и селах. На неподнятых целинах, в засухе пенсий и зарплат, в алкоголе домашнего изготовления.

Говорит, говорит-до самого вечера. А помнишь тем то летом, а помнишь Дарью, а помнишь.
-Постойка бабуль. Про Дарью поподробнее.
-А что поподробнее, отвечают моршины твоего детства. Одинока. Дояркой работает. И свет в ее домике горит ночами. Говорила мне что скучает с твоего последнего отъезда. Восемь лет прошло ведь.

Перевернувшись на спину, обнимаешь ее. Она лежит и улыбается. Не кричит за помятую прическу. Просто лежит и улыбается.

Пахнут молоком и медом твои руки, губы и все твое тело. Душа поет. Накрывшись телогрейкой от первых, говоряших о себе морозов, ты чувствуешь. Чувствуешь как особенно пахнет сено перед наступаюшей зимой.

-Конечно, с радостью взяв лапату-отвечаешь ты. Поработав в саду тебя увлекает вновь грудь налитая молоком и медом.
Ты входишь раз за разом в баню, в парилку, в ее розовое, не обыдленное городом влагалише, побритое как ты и просил.

Журавли прокричали в путь. Сбив свой касяк- собрались на зимовку. Тебе тоже пора. Дав денег своей бабульке ты смотришь опять-на молоко и мед. В путь.

Немного поспав в поезде ты растворяешься в городской суете, в ниибическом маникюре, в не дай бог попорченной прическе. В смехе и в ненатуральной радости.

Завтра на работу. Лягу сегодня пораньше. Завтра опять-Леночка, меню, метро. Растворю во сне последние граммы выходных.