Илья ХУ4 : house of гад

Трава, такая изумрудная сегодня, почти полностью вобрала в себя лежащего человека. Может хотела укрыть его немощь от неба, что осыпалось, пронзая миллиардами тонких длинных игл тело, на каждом вздохе. Порывисто дышал он — как в последний раз. Хотел грозой надышаться. Потому и говорил с небом. Просил ненастья. Один только знал он имя небес. Всю жизнь, наверное, знал, но не помнил, или позабыл, чтобы вспомнить именно сейчас. Небо же радовалось и слало ему немножко, счастливо опадая, да прошивая раз за разом силою своей.

С иссохших губ человека, сводя челюсть, хрипло рвалось тихое, монотонное — «ZzzzZzz». Местами перетекающее в мягкое и глубокое — «Uuuuu». Бился от того человек в волнах невидимых. Без сомнений — философский оргазм бил фонтаном изнутри. А имя небово — «Зу»! И тогда пошел дождь, смывая все ненужные мысли. Кроме одной и такой важной — «Переосмыслить смысл». Вторая, не менее фундаментальная, — «На кой хуй мне это?», — настигла человека чуть позже. Пинком под дых. Хлесткой затрещиной. Он резко встал и побежал, спасаясь от разбушевавшейся не на шутку в летнем лесу стихии. Добежав до разлапистого то ли дуба, то ли клена, укрылся под кроною его. Немного отдышавшись, и протерев рукавом пиджака мокрое лицо, человек возвел очи горе, погрозил кулаком куда-то вверх, и с вызовом выкрикнул:

- Зу, бля!

Небо сверкнуло, и ответило громовым раскатом, заставив человека немного призадуматься. Минуту или две он размышлял, после чего почти шепотом сказал:

- Да ладно, брось...

Резким порывом подул ветер, громко шебурша каплями дождя в шелестящих листьях деревьев. Не разбирая дороги человек поплелся в неизвестном ему самому направлении. По пути думал он всякую чушь о мироздании. И сопя носом помалкивал. Дождь кончился так же внезапно как и начался. А вместе с ним закончился лес. Взору путника предстала дорога. Широкая, смелая, жесткая; рукотворная, но покинутая… Потому испещренная паутиной мелких трещинок, канавками из солидного размера выбоин, об которые не грех было и споткнуться. Человек оглядел новый путь, чертыхнулся, да и пошел по нему. В глаза понемногу лез туман, застилая окружающую действительность, но вдруг ни с того ни с сего — резко и без предупреждения, — глазам явились очертания каких-то развалин. Еще десять шагов, и сами развалины.

«Капище Зу», — почему-то подумал человек… и ошибся.
Были это останки эпохи большой железобетонной страны. С выполненными мозаикой разноцветными рисунками внутри, изображающими мускулистых мужчин и грудастых дородных женщин. Со снопами пшениц в руках; серпами, граблями, лопатами. Вокруг неслышно зазвучала музыка, — гимн ушедшего времени, заставив жнецов двигаться в такт. Размахивая серпами они рубили колоски, лишь одними губами, но слышно напевая на мотив гимна: «Не проживем мы шестьдесят! Оттянем лучше же четыре по пятнадцать». Звуки пения наполнили развалины так, будто отражались в сводах исполинского храма, хотя тут даже и крыши не было… Сверху за действом привычно наблюдали небеса. Песнь испугала человека. Он быстрыми перебежками ретировался подальше от шумной жатвы. И опять оказавшись на дороге, пошел на закат.

...

Тысячи шумов, голосов, сливающихся в мерзкий гул неприятно поразили человека на железнодорожной станции. С мозгодробящим грохотом, подкатила электричка, разинула множество железных пастей и втянула в себя вечернюю толпу...
Поезд, мерно покачиваясь, чеканил шаг, оставляя за собой километры пути. На скамье напротив расселась страшного вида старуха. С крючковатым носом и маленькой собаченкой. Внезапно властно прикрикнула на свою животинку, дребезжащим старческим голосом:

- Белка, сидеть! — заставив человека рассмеяться и еще раз констатировать про себя факт, что он как и некий писатель ненавидит старух с собачками. Как-то так. Или не так вовсе. Впрочем какая разница, когда известно, что имя неба — «Зу», а вошедшие в вагон сотрудники транспортной милиции, попросту — «мусора», носят фуражки параболлической формы, дабы принимать отвратительные сигналы из Центра, а весь мир лишь оптическая иллюзия полуспящей девочки-дауна.

Досадно, но факт...

Так будь оно все проклято!