Лев Рыжков : Казаки против мутантов

Лето мы провели очень хорошо. У нас накопилось очень много впечатлений. Поэтому сочинение будет большим. Если бы мы остались в Городе, то впечатлений было бы на полстранички. Но мы с папой, мамой, сестрой Катей и бабой Клавой поехали на море.
Поехать на пляж первой придумала баба Клава. Она часто доставала папу. Особенно после того, как узнала, что папа называет ее «старым отродьем». Папа считал, что баба Клава портит ему жизнь и треплет нервы. А баба Клава (мамина мама) говорила, что папа не заботится о семейном отдыхе. Она накрутила маму. Мама сделала мозг папе. Папа отбивался, как мог, но куда он денется?
- Ехать на море очень опасно! – говорил папа.
- А мы поедем самым безопасным путем! – отвечали мама и баба Клава.
А тут еще и мы с Катькой захныкали.
(Не ври, дурак, хныкал только ты. Ты вообще плакса!)
(Сама ты плакса! И вообще, не порти мне сочинение!)
(Давай, похныкай! Нюня!)
(Ой, ладно!)
(Ну, и вот!)
…Мы с Катькой стали тоже просить поехать на море. Ведь мы там ни разу не были.
- Ладно! – вздохнул папа. – Море так море!

Несколько дней папа продумывал маршрут.
Самый известный путь на море лежит через Черкесский мост. Но на мосту стоят пограничники и дерут втридорога. За мостом тоже – несладко. Там, как все мы знаем, располагаются земли Тахтамукайской Орды. Сами эти земли можно пройти насквозь часа за два, даже пешком. Но на дороге располагаются два криминальных аула, которые попробуй пройди. Если жвижешься пешком – пристанут и ограбят. А если на лошади – так еще хуже!
Вдоль дорог стоят конюшни-ловушки с отравленным сеном. Лошади, как его унюхают, начинают сходить с ума. Их тянет в эти конюшни со страшной силой. А потом они наедаются ядовитого сена и помирают. И тогда приходится покупать у черкесов новых лошадей. А это очень дорого.
Можно, правда, заткнуть лошади нос и промчаться на полном скаку, желательно ночью. Может быть, повезет, и не доведется встретиться с разбойниками.
Раньше, мне рассказывали, Орду можно было проскакать на машине минут за пятнадцать.
(Что ты вообще несешь? Что значит «скакать на машине»?)
(А как сказать?)
(Скакун, блин! Сам думай!)
(Ой, ладно!)
Но это было давно, когда еще не кончился бензин. Рассказывают, что и до моря можно было добраться за три часа. Но я не верю.
За Ордой начинаются земли казаков-анархистов. А они не признают вообще никакого закона. Могут привязаться и ограбить. Но бывает так, что и пропускают путников. Как повезет.
Папа решил не рисковать.

Еще одна дорога вела на море через Древнюю Плотину. За ней располагается Коровье Ханство. Там-то поспокойней. Можно проехать часа за два. Правда, как говорят, обязательно надо остановиться у рынка и купить все, что тебе предложат. И дорого. А не купишь, так побьют. Хорошо, если яблоки и ягоды достанутся. А могут заставить и шашлык купить. Вот и езжай потом к морю с шашлыком, который и есть жалко – такой он дорогой.
А за Ханством начинаются горы. Опасная территория. Много разбойников. Но кто-то, говорят, проезжает. Лучше всего Ханство и горы проезжать с охраняемым караваном. Но это – дорого. И все равно мимо ханских базаров не проедешь.
Поэтому папа решил ехать самым безопасным путем – на запад, в объезд Ханства и Орды.
(Безопасным?!!)
(Ну, так ему казалось)
(Аааа… Так и говори!)

И вот мы запрягли Вишенку – это наша лошадь, нагрузили телегу вещами и продуктами, посадили на мешки бабу Клаву. Бабушка была тяжелая. А Вишенка – уже не молодая кляча…
(Да сам ты кляча!)
(Блин, Катя! Что ты все время вмешиваешься? Я так не допишу никогда!)
(Пиши, двоечник!)
(Ну ладно, ладно!)
В общем, Вишенка могла вытянуть еще двоих. И поэтому или маме с папой, или нам с Катькой приходилось идти пешком.
И вот одним жарким летним утром мы отправились в дорогу.
Мы долго-долго двигались по городу. Три раза попали в лошадиную пробку…
(Четыре!)
(Ну, четыре, ладно.)
Город наш – огромный, его даже за день проехать трудно. Опасней всего было в Покровских трущобах. Но когда мы к ним приблизились, папа взял оглоблю, а я – лопату. И мы стали гонять шпану, которая выскакивала из заброшенных домов, подскакивала к телеге и норовила что-нибудь спереть.
Там, в трущобах, мы впервые подрались. Из переулка за мостом появились пацаны – мелкие и юркие, как тараканы. Я отбивался лопатой, папа – оглоблей. Но все равно не обошлось без потерь. Припасы мы отстояли, но малолетние бандиты умудрились все-таки стащить у бабы Клавы один башмак. Бабушка была очень недовольна, и ворчала на папу за то, что он допустил такое.
Худо-бедно добрались до Сенного рынка. Здесь можно было пообедать.
Баба Клава ругалась на папу. А папа делал вид, что ничего не происходит, а потом запсиховал и сказал, что если «мама» (это он бабушку так называл) будет так себя вести, то мы сейчас развернемся и поковыляем обратно. Бабушка не сразу, но успокоилась.
На Сенном рынке, на территории разбомбленного цирка горели костры. Путники побогаче жарили на них шашлыки, те, кто победнее, готовили, что придется.
На рынке, как сказал нам папа, тоже надо держать ухо востро. Зазеваешься – и тут же тебя обдурят. Он хотел развести костер в цирке и сварить в котелке картошки (мы везли с собой два мешка). Но бабушка возмутилась тем, что дрова у спекулянтов очень дорогие. Так что мы стали бродить по рядам и искать пищу подешевле.
Нашли почти сразу. Точнее, нашла бабушка. Мужик со стеклянным глазом продавал беляши. Действительно очень дешевые.
- Берем! – сказала баба Клава.
Папа пытался возражать, но бабушка и не подумала его слушать. Беляши стоили даже дешевле, чем дрова.
- Ох, не кончится это добром! – говорил папа.
Сам он от беляшей отказался и съел несколько кусков хлеба.
Папа оказался прав. Когда мы двинулись дальше, у нас расстроились животы.
Нам с Катькой было проще всего. Мы укрывались где-нибудь в укромных уголках, в переулках и руинах гаражей. А вот мама мучилась. Пришлось подолгу останавливаться у подходящих закоулков и ждать, когда же она вернется.
Но хуже всего пришлось бабушке. Она и так плохо ходила (ноги болели), так еще и в одном башмаке осталась. Спускаться с телеги она категорически не хотела.
В итоге папа с мамой придумали. Они забрались на телегу и стали держать бабушку, пока та какала с телеги прямо на ходу…
(Слушай, а это вообще писать надо?)
(Ну, не знаю. Было же?)
(Да мало ли, что с кем было? Все теперь описывать, что ли?)
(Ну, ладно!)

Папа ворчал на бабушку, говорил, что «Так мы, Клавдия Кузминична, ни до какого моря не доедем!»
А потом нас остановил казак-гаишник. Ему очень не понравилось, что бабуля гадит с телеги. К тому же она и ему сапоги запачкала.
Папе пришлось откупаться – давать казаку куренка и полпачки курева.
После этого инцидента папа был зол, как черт.
- В следующий раз, мама Клава, не буду вас слушать! – ругался он. – Лучше бы ели что человеческое, а не беляши сомнительные! Вот правильно говорят, что скупой платит дважды. А в нашем конкретном случае даже четырежды!
На ночлег мы остановились в постоялом дворе в станице Елизаветинской. Место оказалось спокойным, тихим. Единственно, что было плохо – это клопы. Но мы так устали, что даже на кровососов почти не обращали внимания.
Я почти заснул, когда в небе над хлипкой крышей нашего временного пристанища что-то ощутимо сгустилось. Какая-то особо густая тишина. Потом в окошке сверкнула яркая вспышка, от которой вмиг стала видна вся скудная обстановка нашей временной опочивальни. А затем тишина взорвалась. Будто великан саданул ножищей по листу железа. Ба-бах!!!
Я подскочил на постели. Что это?!
- Гроза! – сонно пробормотала Катька. – Что как маленький?
- Это не просто гроза! – заявил я.
- Тебе все не просто. Потому что трусишка. Спи давай!
И я послушно вернул телу горизонтальное положение. Зашумел дождь.
Я заснул.

К утру буря унялась. Но окрестности постоялого двора было не узнать. Дорога в обе стороны раскисла, превратилась в грязь. Вокруг были не лужи даже, а какие-то озера. В них валялись свиньи. Им-то все случившееся было в радость. Наверное, им единственным.
Вишенка, ночевавшая в убогой конюшне, до сих пор была чем-то испугана. Ноги ее по самые бабки увязли в грязи. Дырявая крыша конюшни оказалась очень слабой преградой для ливня.
- Поехали! Поехали! – торопила баба Клава.
- Ну, куда поехали-то, мама? – ворчал папа. – Надо переждать. Сейчас мы никуда не доберемся. Завязнем!
- Ты хочешь здесь весь отпуск провести? – вредничала бабуля. Она такая – все наперекор папе всегда делала.
- Ну, нет. Но сегодня пересидеть надо. Пока не подсохнет.
- Да мы же даже из города толком не выехали! Или у тебя денег много – за постой платить?
Мама всегда поддерживала бабулю.
В итоге папа сплюнул в ближайшую лужу, запряг Вишенку в телегу, усадил на барахло бабулю и мамулю, сам пошел пешком. Ну, и мы с ним.
Не отошли мы от постоялого двора и на сотню саженей, как стало понятно, что путь наш легким не будет. Искать дорогу в грязюке было совсем не просто. А телега вообще – то и дело увязала. На Вишенку было жалко смотреть. Станица была еще видна, а мы уже вымотались, как бурлаки, которые тянут по Кубани баржи с товаром.
Дальше дорога пошла среди полей, превратившись в настоящее болото. Наша телега тут же увязла до половины колеса.
Вишенка жалобно ржала, и ее ржание переходило в стон. А мы с папой, Катей и даже мамой стали толкать телегу. Бабуля спуститься отказалась.
- Все-таки слезли бы вы, мама, от греха подальше, — Папа начал уже злиться не на шутку. – Не зря ведь говорят: баба с возу, кобыле легче.
- Ты мне поумничай! – рявкнула баба Клава с повозки.
- Ладно, — вздохнул папа. – А ну! Нава-а-а-а-а-лись!
Мы навалились. Но, наверное, как-то неправильно. Хотя в первый момент казалось, что как раз-таки очень правильно. Телега пришла в движение. Но двигалась она – вовсе не вперед, а вверх и вбок. Мы все толкали, не могли остановиться, внезапный успех окрылил нас и придал сил. Из грязи показались два левых колеса. А затем телега перевернулась, и баба Клава бахнулась в грязь. Из телеги на нее сыпались мешки с картошкой и нашей поклажей.
Бабушка стонала громко и нецензурно.
- Урод! Урод криворукий! – хаяла она папу.
- Да что вы, мама! Я же просил вас слезть!
Бабуля ругалась очень круто. Некоторых выражений я никогда раньше не слышал и даже решил их запомнить.
(Что хорошее лучше бы запоминал, двоечник!)
(Не начинай, Катя!)
(Но если ты обалдуй, что мне тебе еще говорить?)
Мы кое-как перевернули телегу, накидали на нее мешки. И она снова по ступицы погрузилась в грязь.
- Вот это, дети, и называется – влипли! – сказал папа.
- И что нам делать? – встревожено спросила мама.
- Ну, будем здесь стоять, ждать, пока дорога не просохнет.
- Так это же долго!
- Конечно, долго! А я предупреждал!
Мама и бабушка стали ругать папу. Я не уставал запоминать.
Но тут к нам пришло спасение, откуда не ждали.

Сначала со стороны станицы раздался жуткий рев. Я даже вздрогнул. Подумал, что на нас несется какое-то чудовище.
(Трусишка!)
(Ой, да ты сама тогда испугалась, я-то помню!)
И оно действительно неслось. Я таких никогда не видел.
Это был огромный железный зверь. Он мчался в нашу сторону. Вместо лап у него были колеса. И эти колеса разбрызгивали грязь в обе стороны.
Я хотел бежать. И даже бросился бы наутек. Но зверь распространял вокруг себя невыносимое зловоние, от которого мое дыхание просто парализовало, а в глазах началась сильная резь. Я даже на несколько минут ослеп – глаза слезились и перестали что-то различать.
Огромный зверь, рыча, остановился перед нами. Им управлял странный мужик в тренировочных штанах, тельняшке, папахе. Лицо его было скрыто резиновой маской с круглыми стеклянными глазами и хоботом, как у слона из старой книжки.
- Што, православные? – донеслось из-под маски. – Забуксовали?
Кажется, хозяин металлического зверя был настроен доброжелательно.
- Ну, распрягайте свою лошадку, подтяну вас, так и быть. Цепляйте трос!
Нас и просить не надо было.
Человек с хоботом спросил нас, куда мы едем. Папа сказал, что на море. Казак в маске сказал:
- Ого! Да вы путешественники! Ну, так и быть, подтяну вас до Конопельщиков. Там вон, в пяти верстах отсюда, их владения начинаются. Хорошие они ребята, веселые, но не наши.
- А что это у вас за агрегат? – спросил папа.
Он много слов знает, на самом деле.
- Так трактор же ж! – ответил человек в маске.
- А на чем он ездит? Ископаемые же кончились?
- На пару пердячем, вестимо! – жизнерадостно отозвался казак. – Мы всем хутором горох едим, а пердим в баллоны. Потом, вишь, вон в те железяки газок-то закачиваем. Вот на ём и ездим.
- Это ж сколько надо навонять! – уважительно сказал папа.
- Да немало, — согласился водитель трактора. – Но не мы одни. Свинок, чай, тоже горохом кормим. А мощный хряк единым духом может с полбаллона напердеть.
- Весело, — отозвался папа.
- Да не грустим! – отозвался водитель. – Уже два трактора запустили. А скоро, глядишь, начнем наш газок по трубам на экспорт гнать, как в старые времена. Ну, что, православные? Причепурились? Едем?
Бабуля все-таки успела забраться на телегу. Трактор зарычал и исторг такой выхлоп, что я бы умер на месте, если бы не закрыл ладонью рот и нос и не зажмурился.
Грязь чавкнула и выпустила нашу телегу.
Бабуля на телеге стонала и чихала.
Мы четверо, вместе с Вишенкой, пробирались следом.

Трактор мы догнали примерно через час. Водитель уже давно отцепил нашу телегу, смотал трос и приветливо махал нам рукой из кабины.
На бабулю было жутко смотреть. Она вся позеленела, выпучила глаза.
- Ну, шо, православные? – похохатывал под своей маской казак. – До границы я вас довез. Дальше – конопельщики. Хорошие мужики, но ну их на фиг. Дурные.
- Может, их объехать? – тревожно спросила мама.
- Да замучаетесь, — махнул рукой казак. – У них земли далеко на север уходят. А здесь, по-над речкой, всего верст семь ихних, придурошных.
- А вдруг не проедем? – спросил папа.
- А это как повезет. Но обычно они не вредные. Вон их застава.
И действительно – чуть поодаль стоял шалашик, над которым клубился дым.
Трактор взревел, окатил нас удушающим выхлопом и укатил в направлении города.
А мы, что делать, пошли к конопельщикам.

Из шалашика нам навстречу вышли два казака. Оба – очень странные. Прическа одного из них – худого и тощего – представляла собой длинные, до пояса примерно, патлы, то ли свалявшиеся, то ли заплетенные в какие-то косички. У второго прическа была немножко попонятней, хотя тоже необычная. Волосы с боков были гладко выбриты, а те, что оставались в середине, были собраны в иглы и выкрашены в фиолетовый цвет.
- Хай, пиплы! – сказал тот, что с косичками. – Шо везем, куда валим?
- Так на море, — ответил папа.
- Уважуха, — сказал казак с косичками.
- Ага, — подтвердил второй. – А шо старуха зеленая?
Тут папа не растерялся.
- Так она пердячьего трактора надышалась, — сказал он.
Тут казаки-пограничники стали ржать, как бодрые кони.
- Ха-ха-ха! – Тот, что с косичками, держался за пуп, переламывался пополам.
- Бгы-гы-гы! – заходился тот, что с гребешком.
- А этот мужик клевый, — сказал казак с косичками. – Дунешь, мужик?
Папа покосился на нас, но принял решение, что пограничникам лучше не перечить.
Казаки протянули ему древнюю пластиковую бутылку с дыркой у донышка. Что-то подожгли у горлышка. Батя вдохнул дыма из дырки. Тут же закашлялся.
Казаки заржали.
- Ладно, чуваки и чувихи, проезжайте!
И мы поехали.
Папа больше не кашлял, зато всю дорогу через земли конопельщиков он хихикал.
Бабуля хотела было его привычно попилить, но стоило ей встретиться с папой взглядом, как наш отец начинал громко ржать и говорить «пердячий трактор». И снова смеялся.
Бабуля позеленела еще больше.
Земли конопельщиков мы прошли быстро, часа за два. Да и дорога здесь была гораздо суше.
Скоро путь свернул налево, к мосту. Там стояла еще одна застава.
Папа, наконец, отсмеялся. Лишь иногда, бросив взгляд на бабулю, истерично всхлипывал.

Рядом с заставой была установлена на рогатинах палка, которая преграждала въезд. К рогатине тянулись укрепленные на блоках канаты.
- Стой, православные! – рявкнул усатый суровый казак, карауливший палку. – Куда едем? Чего везем?
Папа, все еще по инерции прихихикивая, принялся объяснять, что едем мы – на море. А в телеге – барахло да продукты.
Казак без особого интереса осмотрел наши пожитки. Он деловито, сурово, но в то же время доброжелательно шевелил усами, хмыкал, потребовал развязать мешок с картошкой, запустил туда руку, вытащил.
- А это кто такие? – спросил он, глядя на меня с Катькой.
- Это – дети наши, Петенька да Катенька, — быстро объяснил папа.
- Дети говоришь? – Казак вдруг тяжко засопел и принялся надвигаться на папу. – Дети?!
- Ну, да. Дети. Документы у нас есть, что дети, а что…
- А то! – хрипло сопел казак. – Мутанты это. А мутантам въезд на территорию Независимой Республики Православия – запрещен. Разворачивайте оглобли.
- Но… но как так? – рассеянно лепетал папа.
- А так! До свидания!
- Да не мутанты они! – вмешалась мама. – Родились такими, сросшимися. Такие детишки и раньше рождались, до катастроф до всех.
- Да-да! – поддакивал папа.
- Они в городе в школу ходят, хорошие оценки получают. Скажете тоже, мутанты.
- И скажу, — шевелил усами казак. – Это вы там, в городе своем, живите, как хотите, хоть с чертом лысым обнимайтесь, а здесь…
Он указал на табличку, которую мы с Катькой не сразу даже и заметили. На табличке был нарисован карикатурный Змей Горыныч, а ниже грозно багровела надпись: «Мутантам въезд запрещен».
И тут в бой пошла бабуля.
- Это ты моих внучков мутантами обозвал, ирод усатый? – поперла бабуля. Она умела вывести человека из равновесия. – Да ты себя-то в зеркале давно видел, чудовище? Я сама могу доказать, что ты – рожа мутантская. Ты на внучат моих не гони!
- Так, гражданочка!
- Ты мне не «такай». У нас на детей и документы все есть. И не собираемся мы тут у вас оставаться. Мы вообще – на море едем!
Казак не уступал.
(Ты, похоже, собрался всю их ругню расписать.)
(Да нет, Катенька!)
(Ну, и прекращай! Впереди еще очень много событий.)
Бабуля ругалась с казаком-пограничником еще, наверное, полчаса. Усатый страж рубежей начинал постепенно изнемогать. Да с бабулей – всегда так. Кого хочешь обломает. Возьмет измором и напором.
- Ладно! – сказал в итоге казак. – Поступим так. Выписываю вам пропуск на сутки. То есть, на 24 часа. По их истечении вы должны покинуть территорию Независимой Республики Православия. Если этого не произойдет – пеняйте на себя.
Бабуля закивала. Это был, наверное, лучший исход.
- Да, и еще, — сказал казак. – Детей ваших мы отметим, как сомнительных. Уж не обессудьте. Гринька! – рявкнул он в направлении сторожки. – Тащи печати!
Появился низкорослый казачок, державший в руках плотный ларь.
Казак открыл ларь, достал оттуда массивную круглую печать, подышал на нее, макнул в подушечку с чернилами и от души ляпнул нам на лбы по оттиску.
Я очень возмутился. Еще больше возмутился, когда прочитал надпись у Катьки на лбу: «Проезжий мутант». Потом он выдал нам бумагу, в которой обозначил крайний срок нашего пребывания на территории государства.
-Черт-те что! – ярилась бабуля, когда мы миновали пост и поехали по дороге рядом с заброшенным водохранилищем.
Мы все были ей благодарны. Все-таки умеет иногда бабулечка себя поставить. Да и нас выручить.

Не думаю, что это сочинение прочитает кто-то еще, кроме нашей учительницы Евдокии Прохоровны. Но вдруг, мало ли что, попадет оно еще к кому-нибудь в руки?
(Размечтался!)
(А почему нет?)
(Да кому оно нужно?)
(Вдруг наша цивилизация погибнет? И из всех документов эпохи сохранится только наша тетрадка?)
(Да эти каракули и Евдокия Прохоровна-то с трудом осилит!)
(А почему нет? Помнишь, она рассказывала нам про Большой Вирус? Тогда вся память человечества хранилась в цифрах (не могу понять, как это), а цифры – в ящиках из стекла и пластмассы. Но однажды во всех ящиках планеты завелся вирус и стер все цифры!)
(По-моему, вранье это все.)
(А, по-моему, нет.)
(Ну, давай, ладно, пиши, если времени не жалко. Нашим потомкам будет невероятно интересно узнать, как мы в туалет ходим…)
(А ведь интересно, ты права.)
(Ты придурок?)
(Нет-нет, действительно – интересно! В туалет мы ходим вот как…)
(Так, я всю эту ахинею сейчас зачеркну!)
(Но ведь интересно же!)
(Слушай, я не хочу, чтобы ты тут распространялся, как мы в сортир ходим. И так вопрос больной, еще ты тут…)
(В общем, в школе и общественных местах мы стараемся этого не делать. Потому что я – мальчик, а Катька – девочка. И туалеты нам нужны – разные. Поэтому перед школой мы не пьем и не кушаем…)
(Так, все. Я сейчас начну вредить!)
(Ладно, ладно! Ну, давай тогда напишем, как мы это все пишем?)
(И ни слова про сортиры!)
(Да. Так вот, на двоих у нас – четыре ноги, две головы и всего две руки. Моя – правая, а твоя, соответственно, левая. Поэтому пишу, в основном, я. А Катька своей левой пишет плохо, и каракулями.)
(А можно без оскорблений? Вот выйду замуж, мой муж тебе наваляет!)
(Размечталась. Я с твоим мужем в одной кровати спать не буду!)
(А куда ты денешься?)
(Тогда я тоже женюсь, и моя жена тоже будет с нами спать!)
(Ага, на четырехспальной кровати!)
(Ну, а что делать? Столяру дяде Степе закажем, он смастерит.)
(То есть, мой муж и твоя жена будут вместе спать?)
(Ну, да…)
(А не боишься, что они друг с другом снюхаются, и мы им станем не нужны?)
(Боюсь, Катя.)
(Вот и я боюсь. Давай лучше, пиши, что там дальше было.)

Хотя времени на пребывание в Православии у нас было не так много, мы все-таки решили остановиться и передохнуть в ближайшей станице. Вишенка ощутимо устала, дергала хвостом, устало перебирала копытами. Не знаю, как у Катьки, но мои две ноги ощутимо ныли от усталости.
Но вот незадача – найти приют оказалось не так легко, как мы думали.
Все дома, где мы могли бы найти приют, были заполнены чумазыми, изможденными людьми. Все они оказались жертвами потопа, который случился прошлой ночью. Так получилось, что над соседним с Православией государством он оказался особенно свиреп, река вышла из берегов и затопила столицу и окрестные села.
Кое-как папа смог договориться с хозяевами одной из хат. Нас впустили в сарай, где уже нашла приют семья подтопленцев из соседнего государства.
Они нам рассказали, что это самое соседнее государство называется точно так же, как и то, на территории которого мы находились. Тоже – Независимая Республика Православия. И даже столица называлась точно так же – Православск.
Обе столицы находятся одна от другой верстах в пяти-семи. Однако никакой дружбы на высшем уровне между двумя республиками нет и не было. В обоих Православсках соседние столицы называли не иначе, как Содомами. На протяжении последнего десятилетия случилось несколько войн, чрезвычайно разорительных для обеих сторон. Победитель в этих войнах так и не был выявлен. Вернее, каждая из сторон приписывала победу над «вражеским Содомом» себе.
Но предыдущая ночь изменила очень многое. Теперь-то власти той из Православий, на территории которой мы находились, безоговорочно уверились в своей правоте, а жителям затопленного «Содома» не оставалось ничего другого, кроме как искать спасения и помощи у соседей.
Уже было известно, что под видом оказания помощи, на территорию соседней республики была отправлена военная экспедиция. Скорее всего, считали беженцы, их республика будет присоединена.
- Ну, и черт с ней! – плевался крошками табака из самокрутки седой чубатый дядька, который все это нам и рассказал. – Лишь бы людям дали спокойно жить.
Мы были переполнены впечатлениями и усталостью, поэтому быстро заснули на копне сена. Папа хотел отправиться в дальнейший путь с раннего утра, по холодку, чтобы к обеду добраться собственно до Православска, до которого отсюда было верст пятнадцать.

Конечно, ни к какому обеду в Православск мы не успели, хоть и поднялись ни свет ни заря. Сначала мы задержались за приготовлением завтрака. Картошки пришлось чистить больше обычного раз в пять. И варить в два захода. Ведь с нами в доме были беженцы из утонувшего города, у которых с собой вообще никакой еды не было. Бабуля ворчала, но куда деваться. Самим жрать, с голодными людьми не делясь, никуда ведь не годится.
Потом выяснилось, что Вишенка потеряла две подковы и теперь хромает. А кузнеца в станице оказалось найти не просто. Двое из них ушли спасать (ну, и завоевывать) соседний «Содом». А третий, одноногий, был завален заказами.
В общем, в путь мы тронулись почти к обеду, по самому пеклу. Срок нашего пребывания в Независимой Республике истекал уже через каких-то шесть-семь часов. Поэтому мы шли как могли быстро, вспотели.
Нам казалось, что путь наш никогда не кончится, но вот, наконец, показались золотые купола столицы.
- Ура! – закричали мы, радостно крестясь.
Но радость оказалась преждевременной. На въезде в город нас остановил казачий патруль.
- Хто такие? Куда двигаем? – спросил казак в синей папахе с полосатой палкой.
Папа показал ему документ, объяснил цель нашего движения. Казак с палкой внимательно изучил и документ и печати на наших с Катькой лбах.
- Значит, так, паны иноземцы, — сказал казак. – Разворачиваем оглобли, и дуем взад.
- Как так взад? – не понял папа.
- А очень просто. Через Содом вам дороги нет. Закрытая зона. К тому же там это… стихийное бедствие. Никто вас туда не пропустит.
- Но как же?.. – бормотал папа. – Мы же… Мы же не успеем?
- А то не моя забота. Не успеете, в тюрьму вас посодют. Только в город я вас пущать не стану.
Мы с Катькой, признаться, надеялись на бабулю. Но она лежала в телеге и похрапывала. А если бабуля храпит, знали мы, разбудить ее нет никакой возможности.
- Да не надо нам в город! – взмолился папа. – Нам на море надо.
- А вы туда все равно не попадете, — заявил казак с палкой. – Может, через Содом как-то и переберетесь, но дальше будет Геройско-Пиратск. А там война сейчас…
- Что за война? – оторопел папа.
- Эх вы, православные! Еще на море собрались, а в политическую обстановку не вникли. Такая вот война! Самая обыкновенная. Взяли эти архаровцы-мореходы какой-то сухогруз китайский. А там – что-то ценное. И теперь эскадра НАТО город обстреливает. Десант готовят. Так что вы туда не суйтесь…
- Но как же? – Папа, взрослый мужик, готов был расплакаться. – Нам ни назад нельзя, ни вперед.
- Могу посоветовать на восток пойти. Но там опасно, — шевелил усами дорожный страж. – Там – анархисты. Никакого закона не знают. Всех грабят.
- Может, договоримся, командир? – отчаянно забормотал отец. Он вытащил из-под сена огромную бутыль с горилкой. – Во, смотри!
- Дача взятки должностному лицу? – рявкнул казак и нахмурил брови так сурово, что нам даже показалось, что брови эти – грохнули, столкнувшись. – Может, давайте, я вас сразу в кутузку посажу?
- Но мы же не преступники! Мы же просто на море едем!
- Ехали на море, а стали преступниками. Подумаешь! У нас и не такое бывает.
Положение наше стало совсем отчаянным, и неизвестно, что бы с нами было, если бы не молодой казак на красивом – в яблоках – коне, с шашкой в узорчатых ножнах на боку. Какое-то время он прислушивался к нашему разговору.
- Гэй, Сэмэныч! – вмешался он в беседу, обратившись к дозорному с палкой.
- Сам ты гэй! – зло огрызнулся Сэмэныч.
- Пошто православных супостатишь?
- По то, что это сомнительные иностранные граждане с подозрительными мутантами.
- Эх, ты, ярыжкино племя! – сказал молодой казак, спрыгивая с коня. – На войну не ходите, знай штатских тираннозаврите.
- Ты, Мыкола, не выражайся.
- Я тебе нагайкой по жопе твоей прохиндейской сейчас выражусь! А ну, отпусти православных!
Дорожный страж заозирался. Но его напарник – очень толстый казак, на котором даже кафтан не сходился, потрошил чью-то другу телегу. А к Мыколе подъехали еще несколько бодрых и молодых казаков.
(Мыкола был с васильковыми глазами…)
(Ты чего это, Катюх? Влюбилась?)
(А хоть бы и влюбилась! Как бы он меня целовал и гладил…)
(Ага, в моей постели!)
(Она такая же моя, как и твоя)
(Ой, ладно! Не заводись!)

Мы вместе с нашими нечаянными спасителями оказались в придорожной корчме, недалеко от въезда в Православск.
- Не вовремя вы на море собрались! – качал головой Мыкола. – Смутно сейчас на дорогах. Нехорошо! По уму вам надо было через Азов двигать. К Приморско-Ахтарску хотя б. Там баркас нанять, и через пролив и Геройско-Пиратск к пляжам двигать.
- Да это ж сколько плыть! – ахнула мама.
- Да мы туда и не успеем.
- Ваша правда, православные, — согласился казак Мыкола. – Но, кажется, знаю я, как вашей беде подсобить.

Оказывается, чуть в стороне от Православска начиналась секретная дорога, пользовавшаяся среди местных очень дурной славой. Ее называли Дорога Мутантов.
Мутанты на той дороге действительно были, и обитали они на руинах старинной нефтебазы.
- Но это ничего страшного! – говорил Мыкола. – Мы их – в капусту порубаем. Так, братва?
- Любо! – рявкнули остальные казаки. Почти все. Кроме одного, рябого, с хитрым лицом.
- А что начальство скажет? – спросил этот рыжий. – Нам же велено в городе быть, караул держать!
- Ты, Гаврила, оставайся, коли хочешь. С дорожниками толстобрюхими. А мы с хлопцами на вылазку пойдем. Мутантам клятым скальпы поснимаем. Да, братва? Удаль молодецкую покажем?
- А коли вздрючат?
- Победителей, — заявил Мыкола, подкручивая ус, — не дрючат.
- Любо! Любо! – Казаки звенели шашками и чокались рюмками с горилкой, которую им щедро подливал отец из той самой, «взяточной», бутыли.
- Заодно и людям православным поможем к пляжу добраться. Да и сами макнемся!
- Да! – грохнули казаки.
- Ну, шо? Тогда по коням?
- Уже? – удивился папа.
- А что тянуть? У тебя твой документ через два часа истекает. Вот как раз и успеете.
Похоже, других вариантов не было.

И мы отправились в путь, в объезд Православска.
- Главное, — говорил Мыкола, — с мутантами не разговаривать. Они, твари, хитрые. Могут кем хошь прикинуться. В доверие втереться. Заговоришь с ними – утащут. Даже мы не спасем.
Исчадия ада, обитающие на дороге, по словам казака, обладают даром чтения мыслей. А тела у них – как резиновые, принимают любые формы. Вот, например, боишься ты чего-нибудь, а мутант об этом узнаёт, и вид твоего страха принимает.
- Так что ничему не удивляйтесь, и ничего не бойтесь, — напутствовал нас казак.
Но, признаться, нам уже заранее было не по себе.

Дорога забирала все выше, уходила в горы, а поля сменились сначала перелесками, а потом сделались уже настоящим, полноценным лесом.
Мы с бабулей ехали на телеге. Бабуля все спала, и была надежда, что она будет спать всю дорогу. Мама села на коня к одному из казаков, обхватила его руками за пояс. Папа же оседлал Вишенку. И наша кобылка хоть с трудом, но шла вперед.
- Терпи, родная! – шептал ей в подрагивающее ухо папа. – Сейчас мутантов проедем, а там оно и легче будет.
Показалась последняя пограничная застава.
Пограничники казаков узнали.
- И далече собрались, братва?
- Да вот, — сказал Микола. – Довезем православных до моря. Макнемся, да и обратно.
- А начальство дозволило?
- Начальство Содом завоевывает. Не нужны мы ему сегодня.
- А нам за вас не перепадет?
- Да разве ж кто узнает, дядьку Игнат?
- И то, правда твоя.
- Начальству мы нужны, когда биться надо, — продолжал Мыкола. – А когда есть, чем поживиться, мы – как для мутантской собаки шестая конечность.
- Ох, Миколка! – зашевелил усами дядька Игнат. – Но проезжай уж, добрый молодец со товарищи. Только обратно вертайтесь.
- А то как же! Мутанты спокойны?
- Да какой там! – махнул казак мозолистой рукой. – Всю ночь орали, спать не давали. Голодные, чай.

И вот наступил самый, пожалуй, захватывающий момент нашего путешествия. Мы ехали по тайной дороге, которая людям вообще не принадлежала, в окрестностях которой заправляли таинственные и зловещие мутанты.
Я мог бы сказать, что это – обыкновенная горная дорога. Но в горах мы с Катькой были вообще впервые в жизни и поэтому не знали, как там и что устроено. Дорога поднималась в гору, вилась вокруг валунов. Ветви елей и разлапистых сосен вставали на нашем пути, как угрожающие щупальца.
Но потом деревья расступились, и нам предстало невообразимое зрелище. Теперь дорога шла через пустыри, но не простые, а словно бы выжженные. Тут и там виднелись искореженные металлические конструкции, которые тянулись к небу, словно заузленные уродливые пальцы.
- Черные пустыри, — сказал казак Микола. – Сейчас, наверное, начнется.
И точно! Из-за поворота дороги нам навстречу кто-то двигался.
Мы с Катькой съежились на телеге.
- Если на нас нападут мутанты, — зашептала Катька мне в ухо, — и начнут побеждать, давай скажем, что мы – тоже такие же? У нас вот и печати на лбу есть…
(Да что ты врешь? Не говорила я такого! Это ты говорил!)
(Ничего не я, а ты!)
(А в глаз?)
(Ладно, это сказал кто-то из нас. Неважно кто!)
(Нет! Это сказал ты!)
(Ну, хорошо. Это сказал я. Теперь тебе спокойнее?)
(Теперь – да.)

Мы с Катькой съежились на телеге, прижались к похрапывающей бабуле, набросили на головы мешочную дерюгу, стали наблюдать.
Мутант, который к нам приближался, ехал на лошади и был одет в казацкую форму. Более того, форма оказалась аккуратной, галуны позолоченными, сапоги блестели черными зеркалами. Колыхалось под бешметом увесистое пузо. Начальство!
- Шта, бездельники! – гаркнул встречный. – Пошто здесь прохлаждаемся? Где р-р-распоряжение?
- Молчите, хлопцы! – молвил Мыкола. – Мутант это!
- Как мутант? – забормотал рыжий. – А вдруг есаул?
- Да точно, — загомонили другие. – Есаул это, Лексеич!
- Никакой это не…
- А-АТСТАВИТЬ Р-Р-РАЗГОВОРЧИКИ!!! – негодовал встречный. – Почему шепчемся? Куда собр-р-рались? А-твечать!
- Молчите! – взмолился Мыкола.
- Бунт на корабле?! Всем батогов, оболтусам!
- Точно начальство! – шушукались казаки.
- Тссс! – настаивал Мыкола.
Я обратил внимание на рыжего Гаврилу. Тот затравлено оглядывался. Голос есаула словно вдавливал его голову в покатые плечи.
- А-ТВЕ-ЧАТЬ! – Голос есаула превратился в рев.
- Пан есаул, — решился рыжий. – Мы штатских сопровожда…
Договорить он не успел. Есаул мгновенно перевоплотился в страшную, огромную тварь с клыками и когтями. Вот только что был есаул, а стало что-то саблезубое. При этом лошадь каким-то образом образовывала с этой тварью одно целое. Из тела монстра выстрелило оснащенное бритвенными лезвиями щупальце. Р-раз! И голова несчастного рыжего Гаврилы оказалась срезана, как морковь с ботвы. И с такой же легкостью. Обезглавленное тело все еще сидело в седле, шея напоминала фонтан в горпарке, только вместо воды хлестала…
(Кончай, достал уже! Обязательно во всех подробностях? Мне, например, противно это вспоминать!)
(Ну, ладно!)
Тварь затолкала отрезанную голову себе в пасть. Захрустела. Меня затошнило.
А в следующий миг тварь пустилась наутек. Казаки обнажили шашки, пустились вдогонку. Но любитель чавкать головами, похоже, знал здесь каждый ухаб.
Один из казаков выстрелил, и пуля кажется, зацепила прожорливую скотину, но догнать мутанта было уже невозможно.
- Вот так-то! – сказал Мыкола, срывая с головы папаху. – Эх, хлопцы! Шапки долой в память товарища.
(Красавчик! Я в него после этого влюбилась!)
(С чего бы?)
(А с того! Мог бы сказать, что товарищ – дурак. Но не сказал. Настоящий мужик! Не то, что некоторые.)
(Ты кого это имеешь в виду?)
(Да какая разница.)
А еще казак Мыкола сказал:
- Нема правды на дороге мутантов!
Мы поехали дальше мимо черных пустырей. Настроение было хуже некуда.
Но тут казаки грянули песню:

Мутанты в бок ударили,
Мутанты в бок ударили,
Мутанты в бок ударили,
И ранило меня.
Но тут мои товарищи,
Но тут мои товарищи,
Но тут мои товарищи
Враз стали как броня.

Э-эх! Любо, братцы, любо!
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом
Не приходится тужить!

А у мутанта щупальцы,
А у мутанта щупальцы,
А у мутанта щупальцы
Как задница коня.
А у казака храбрости,
А у казака храбрости,
А у казака храбрости
Вестимо, до хуя.

(Ты все вот это вот пересказывать собрался?)
(Нет, Катюш, дальше я и не помню. Но хорошая песня.)

А дорога становилась все страшней. После черных пустырей путь сузился. Ветви деревьев нависали над дорогой. С них свисала черная жирная паутина.
Над головами пролетали твари на перепончатых крыльях.
- Вампиры, — сказал нам один из казаков. – Потом, как пройдем, лошадку вашу осмотрите, чтоб не присосался никто.
- А то что будет? – спросили мы.
- Да как сказать? Если повезет, то просто кровь выпьет.
- Повезет?! – ахнула Катька.
(Не ври, это ты ахнул!)
- А если не повезет? – спросили мы.
- Ну, тогда эта зверюга в голову проберется. Все сознание вытеснит из разума, начнет телом управлять.
Мы похолодели.
- Но это же только с лошадями бывает! – отчаянно сказал я.
- Да если бы. С людьми тоже. Одному вот из сотни Задэрыхвиста забралась скотина в голову. Так он весь зеленый стал, что недозрелый баклажан. Полвзвода перекусал.
- И что?
- Что-что! Позеленело полвзвода, хутор захватили. Правда, говорили, что от пьянства позеленели, выпили не той горилки. Парламентеры к ним ходили… Тьфу!
Мы прижимались друг к дружке, испуганные, как малые дети.
- А что дальше-то было?
- А дальше… Перекусали они парламентеров-то. Те тоже позеленели. Всех хуторчан погрызли. В общем, спалить хутор пришлось. С людьми, со скотиной всей – козы, свиньи, собаки — тоже взбесились. Потом по пепелищу проехали. А оттуда – то рука обугленная высунется, то встанет – черный весь, жуткий. Так святой воды накачали в пожарный водомет. Только им и спаслись. Из брандспойтов нечисть положили.
- Из брандспойтов?
- Ага. И серебряными пулями еще. Бабы цепочками жертвовали на общее дело. Страшные дела творились, что вы, дети!
Казак горько вздохнул, пришпорил коня и умчался вперед.

Мы шли вверх и вверх. Вишенка уже с трудом переставляла ноги, но держалась. Бабуля крестилась, ее пугала дорога мутантов. Она могла бы устроить папе выволочку, но, похоже, была сильно напугана.
Бабуля все равно пилила папу:
- Куда жену дел?
- Да никуда не дел. Здесь где-то она.
- С казаком?
- Ну, да…
- И ты так спокойно об этом говоришь?
- А чего бояться?
- Ты этих казаков знаешь?
- Нет.
- Ну! Вот и не удивляйся, если в кустах где-то она, с казаком-то.
- Ну, что вы такое говорите, мама!
- Да ты глаза-то разуй! Где Ольга твоя?
- Оленька! – отчаянно позвал папа.
Казаки стали останавливаться.
- Чего разорался, мил человек? – спросил Мыкола.
- Оля… Оленька, где ты?
- Мама! – встревожились мы.
- Где тот казак? – лопотал папа. – Ну, которого она за пояс-то обняла.
- А где она, действительно? – спросил Мыкола. – Э-эй!
Тишина.
- Так! – сказал Мыкола. – На ком она ехала?
- На Гриньке, кажется, — забормотали казаки. – Да, точно, на Гриньке…
- Да на каком, на хрен, Гриньке? Гринька вот он. Эй, Гринька!
- Чо?
- А на ком тогда?
- На Димке?
- Точно! Э, Димка! Димон! – Фью-ууу в два пальца.
Задрожала на ветвях паутина. Взвились в воздух какие-то твари.
- Ну, Димка! Ну, засранец! – сказал Мыкола. – Что удумал, стервец!
- Мама! – закричали мы.
- Тихо, мальцы! – сказал Мыкола. – Попробуем спасти вашу маму. Значит, так – Гераська, и вы трое. Остаетесь, штатских караулите. Если хоть волосок с головы…
- Не изволь волноваться. Пуще глаза! – сказал казак с черной повязкой на глазу.
- Ты, Гераська, глаза-то не очень бережешь, — сказал Мыкола.
- Теперь уж берегу! – хмыкнул казак.
- Бди! – напутстствовал Мыкола. – Остальные – за мной!
Он вонзил в бока коня острые шпоры и понесся обратно по дороге.

Мы оставались в растерянности.
Быстро темнело. Над ветвями и паутиной метались тревожные тени.
Мы разожгли костер. От этого стало только хуже.
(И страшнее.)
Стало казаться – а кто это таится вон там, за кустами.
Впрочем, Гераська не подавал вида, что как-то боится. Он стал поливать землю вокруг костра из фляжки.
- Ничего не бось, хлопцы, и вы, бабуля, тоже, — внушительно сказал он.
- Чо ты мне бабулькаешь? – сказала бабушка. Ну, она вообще вредная. – И чем это поливаешь?
- Святая водица из родника, — охотно пояснил казак. – Надо ей круг очертить, и ни одна нелюдь его не переступит.
- Меня не поливай, — заявила бабуля.
- Ни, бабуль! – хитро прищурился казак.
А потом, словно специально, дочерчивая круг, брызнул на бабулю святой водой. От души так брызнул.
Дальше началось то, чего мы не ожидали.
Бабуля содрогнулась, словно ее крапивой хлестнули.
А потом закричала.
Кричала бабуля, убегая в лес, очень громко и страшно.
Мы тоже вскрикнули.
- Мама Клава! Куда вы? – закричал папа, бросаясь следом.
- Стой! – гаркнул казак, бросаясь за папой. – За круг не ходи.
- Но как же «не ходи»! – вырывался папа. – Куда она?
- Значит, нечистая сила она, — заявил Гераська.
- То есть, как? – Папа очень удивился.
- А вот и доказали экспериментальным путем, — сказал кто-то из казаков. Еще один заржал.
- Вот вы смеетесь…
Но хохотали уже все казаки. Даже суровый Гераська вытирал выступившие от смеха слезы.
- Никакого в вас понимания! – закричал папа. Из глаз слезы не брызнули, но, казалось, вот-вот. – Что я жене скажу?
- Что бисово отродье ее мамка, так и скажи, мы подтвердим!
- Вы не понимаете! – папа снова рванулся за круг.
Казаки его держали, как друзья – убитого горем Д`Артаньяна из фильма, который нам иногда показывают по праздникам, когда физрук Аркадий Адамович крутит педали генератора.
- Успокойся, мужик! – увещевали они. – За круг выхода нет!
- Вы не понима-а-а-а….
Гераська, не успели мы моргнуть, двинул кулаком папе в челюсть.
Казаки подхватили упавшего папу.
- В телегу его грузи, — сказал Гераська. Потом внимательно посмотрел на нас: — А вы, ребятня, — ничего не бось! Зла мы вашему папе не желаем. Просто он ведет себя – неправильно. Нельзя за круг выходить.
- А вы папу бить не будете? – спросила Катька.
(Это ты спросил, не ври!)
(Ага. И еще скажи, что у меня получается, как у тебя детский, беспомощный голос имитировать.)
(Сейчас я эту вот чернильницу на тебя опрокину!)
(Да ты и сказала. И правильно сказала, между прочим. Я же – не осуждаю!)
- Не будем. Но за круг – ни ногой!

Мы сидели притихшие. Стонал на телеге папа.
- Быстрее бы мама вернулась! – сказала ты.
- Быстрей бы! – вздохнул я.
- Тебе бабулю жалко? – спросила ты.
- Не знаю, — честно ответил я. – Столько всего случилось.
- Вот и я не знаю, — призналась ты.
- Так бывает, — сказал Гераська, отламывая сухую ветку со ствола, ломая ее об колено. – Спящая нечисть. Есть такая.
- То есть, как? – спросили мы. – Бабушка же не спала!
- Она сама – не спала. Человеческая ее сущность. А вот нечистая – дремала. В подсознании, — Казак выразительно постучал себя по лбу под папахой. – И она бы – не просыпалась. Но здесь, — Гераська выразительно обвел рукой окрестности, — особое место.
- Паранормальное, — сказал один из казаков.
- Во-во! Паранормальное. Здесь в каждом человеке посыпается, что дремлет.
- Вы бабулю специально обрызгали? – спросила ты.
- Да, — признал Гераська. – Она так не хотела, чтобы на нее вода святая родниковая попала.
- Так может и мы – нечисть? – спросила ты.
Кто только за язык тянул?
(Да правильно спросила!)
- Вы-то – нет, — сказал казак. – Я-то вижу.

Раздался цокот копыт.
Ну, наконец-то!
Ржание, фырканье, веселые голоса. И среди них – мама! Ее голос!
Мы рванулись навстречу. Но нас схватили казаки.
- Сидите! Тсс!
- Кто там? – гаркнул Гераська.
- Свои, Герась, — отозвался голос Мыколы. – Ходь сюды.
- Разбежался, — ответил казак, пожевывая ус. – Сам сюды ходы. Чай не знаешь?
- Это приказ, Гераська! Слышишь меня? Загинается командир.
- В круг входи – в ём и приказывай.
- А я вот тут, рядом, — неслось из темноты.
Мы наконец-то поняли, что это – совсем не Мыкола. Но кто тогда? И где сам Мыкола?
- Детишечки мои! – заговорила мама. – Идите же быстрее сюда.
Мы рванулись. Казаки нас удержали.
- Неужели мутанты и маму подделали? – отчаянно спросила ты.
- Да! – кричали казаки. – Не ходите! Если настоящая мама – она сама к вам придет.
- Детишечки!!!
- Мама! – кричали мы, бились, кусались.
Но казаки нас не пустили.
Пока мама (или то, что ей притворялось) не исчезло.

Мы сидели в молчании.
Очнулся папа.
- Ну, очухался? – спросил суровый Гераська. – Или еще, для профилактики, втащить?
- Не надо, — сказал папа.
- Ну, и ладно.
Мы сидели у быстро прогорающего костра в молчании. Фыркали тревожно лошади и кони.
- Слышь, Клим, костер-то прогорает, — сказал Гераська. – Давай дровишек сделай.
- Да лысый я, что ли? – возмутился Клим: действительно, без папахи, лысоватый.
- А то нет, — равнодушно откликнулся Гераська.
Клим осторожно, стараясь не переступать невидимого, очерченного святой водой, круга, потянулся к ближайшей ветке.
- За сапоги хоть держите, — сказал он.
Гераська и второй казак схватились за голенища.
- Всяко, если нечисть хлопца утянет, сапоги при нас останутся, — рассудительно сказал Гераська.
Клим, встав на цыпочки, дотянулся до ближайшей сухой ветки. Хр-р-русть! Немного потерял равновесие, упал…
- Нет! – закричал Гераська. – Не касайся земли!
Но было – поздно! Поздно!
Всего лишь одной ладонью оперся Гераська о неосвященную землю, как откуда-то с ветвей метнулось черное, склизкое щупальце, обхватило Клима, вырвало из сапог.
- А-а!!! – кричали мы. – Ё-ёёё!
- Ааааййй!!! – кричали казаки.
И вопил где-то в кронах зловещих деревьев несчастный Клим.

Ты совсем раскисла. Я бы тебя обнял, но, сама знаешь, могу это сделать только одной рукой.
Это были ужасные минуты. Где мама – неизвестно. Папа – сидел, всхлипывал, но ни толка, ни утешения от него особенного не было.
И вдруг в кустах раздался шорох.
- Гераська! – зашуршал голос из зарослей. – Гераська!
- Да, командир! – откликнулся Гераська.
- Подранен я. Вы… ру… чай…
- Где ты, Мыкола? – спросил Гераська.
- Да… вот он я… Вот он! В зарослях! Руку дай!
- Не могу, командир, — нервно покачал головой казак. – Сам учил.
- Гер-р-раська! Еле дополз. Не будь гадом.
- Не могу, командир. Хоть режь!
- Чай, думаешь, мутант я?
- Думаю, командир.
- А и скотина ты, Гераська. А и подонок. А и фуфло несусветное, чепушило перед пацанами.
- Точно, мутант, — сказал казак. – Сейчас я его серебришком-то.
Он достал большой, внушительный пистолет, зарядил его пулей, одной из тех, что висела на груди.
Ба-бах!
Раздался вопль – слишком не человеческий. Слишком жуткий.

Целую вечность спустя возвратился Мыкола. Он переступил круг из святой воды. На руках у него была…
- Мама!!! – радостно метнулись мы к нашему спасителю.
Это действительно была мама! Нежная, родная, любимая. Живая!
Рыдал и папа, размазывая слезы по отросшей за вечер щетине. Папа целовал ее, да так сильно, что мама даже пришла в сознание и стала от него отбиваться.
Вот только сарафан ее был весь в крови.
- Что с ней случилось? – завопили мы.
- То случилось, что мамка у вас красивая, казачата, — сказал Мыкола, грустно подкручивая ус. – Соблазнился ею Димка – аморальный тип. Затащил в кусты. Весь разум ему отшибло. А тут – Похуист из кустов…
- Кто?! – завопили мы.
- Ну, Похуист…
- Дети они, Мыкола, — сказал Гераська. – По-другому выразись.
- Ну, короче, чудовище, которое чувствует запах похоти. Оно нападает и… ладно, дети все-таки!
- Но он же маму не съел?! – говорили мы.
- Маме-то от похуиста – ничего не сделалось бы. Он только мужиков под корень жрет. Нашли мы твою мамку, живой и здоровой. Хотя еще немного и Припиздь приползла бы.
- Кто?! – завопили мы.
- Дети, Мыкола! – строго напоминал казак.

Мы тронулись в дальнейший путь. Брызгали вокруг святую воду.
Скоро, вот-вот, страшная дорога, унесшая жизни трех храбрых казаков и бабушку, должна была кончиться.
- Последнее препятствие, — сказал Мыкола. – Дерево Правды. Вон оно!
Мы посмотрели вперед и действительно – увидели огромное дерево. Дорога проходила через арку в его стволе.
- Для того, чтобы пройти сквозь это дерево, говорят, надо очистить душу от скверных помыслов..
- Говорят?! – возмутился я.
- Ну, да, — как ни в чем не бывало, продолжал Мыкола. – Поэтому – внимание! Никто ни о чем плохом не думает. Только о хорошем.
- А если о плохом подумаешь? – спросили мы.
- Неведомо, — ответил Мыкола. – Но постарайтесь этого не делать! Ну, шо, козакы? Вперед!
И поскакал в древесную арку первым. Оттуда уже стал махать нам рукой.
Перекрестился Гераська. Пустил коня в дерево. Выскочил с той стороны, упал на колени, стал бить поклоны.
- Ну, я пошел, дети, — сказал папа. И вместе с Вишенкой пошел в арку.
На миг стало темно. Но за этот миг мы успели побояться, как следует.
Но вот папа вышел. И Вишенка с ним.
Чудо!
Следом пошли и мы. Я стал думать о хорошем. О голубом весеннем небе над храмом. О летней прохладе. О неведомом мне море.
(А ты о чем думала?)
(Да примерно о том же.)

Мы вышли. И сами не верили в свое счастье.
Я обнял тебя, и ты обняла меня.
- Ура! – кричали мы, забыв все ужасы предыдущего дня.
За нами в дерево нырнул один казак, другой, третий.
Наружу вышло, правда, всего двое.
- Где Семён? – спросил Мыкола.
Двое прошедших сквозь дерево выразительно покосились на пройденное препятствие.
Дерево словно обволоклось мраком. Издавало жуткие, чавкающие звуки.
Мыкола сорвал с головы папаху. Бросил на землю.
- Простите, хлопцы, на верную смерть вас повел.
- А нас! – возмутились мы. – Так вы что – в первый раз этим путем шли, что ли?
- Ну, да, — признал Мыкола.
- Ну, ничего себе! А что вы нам говорили?
- Подождите! – примирительно поднял ладонь Мыкола. – У вас все равно не было другого выхода!
- Но и вы хороши тоже! – возмутилась ты. – Наобещали!
- А вы тоже нам не сказали, что бабка ваша – из нечисти.
- А мы знали?
- Ну, и мы – нет.
Я клокотал возмущением, но возразить на это было нечего.

- Ну что, козакы! – обратился к троим оставшимся казакам Мыкола. – Назад нам, похоже, дороги нет.
- И что делать? – спросил Гераська.
- С добрыми людьми в море окунемся, да и в анархисты, наверное.
- И то верно! Хватит начальству жирножопому поклоняться, — поддержали его.
- Так вы – с нами? – оторопел папа.
- Ну, а что? – пожал плечами Мыкола. – Вместе вон какой путь прошли. Теперь сам Бог велел вместе нам держаться. И вам с вами спокойнее, и мы вам – телохранители.
- Пусть! – прошептала мама.
- Ну, ладно! – сдался папа.

И мы поехали вниз по склону, навстречу пламенеющему востоку.
Дорога сделала последний изгиб, и за поворотом открылось – море!
- Ура! – закричали мы с Катькой.
Ведь моря-то, сейчас, с высоты, примыкавшего к суше вроде, как под углом, мы до того не видели ни разу в жизни.
Да никто почти их наших соседей не видел. Или врали…

(Катюша, у меня кончилась тетрадка. Наверное, надо писать продолжение в следующей?)
(А она у тебя есть?)
(Вот то-то же!)
(Что – то-то же? А как сдавать учительнице?)
(Да пока и этого хватит.)
(Думаешь?)
(Ага.)
(Но в следующей тетрадке допишем?)
(Непременно!)