zhelnov : Мне показалось.

Покрывая оптическим увеличением расстояние в тысячу метров, мы внимательно рассматривали опустевшие улицы разрушенной деревушки. Ветер свободно гулял по этой долине, обещая не стихать ближайшее время, его порывы усиливались также неожиданно, как и стихали, так что рассчитать сейчас необходимую поправку для стрельбы не предоставлялось невозможным.

Звенящая тишина окутала эту местность. На километры вокруг протянулись горы, преисполненные безмолвием. Они, словно зрители в театре, смотрели на нас свысока, безучастные ко всему, что здесь происходит — к выстрелам, к войне, к смерти.

Холм, на котором мы расположились, был примерно на полкилометра выше уровня той деревни, куда весь сегодняшний день летели наши пули, поэтому моему напарнику пришлось изрядно повозиться с баллистическими таблицами.

Я чувствовал холод винтовки, ее гладкую металлическую поверхность, таящую в себе смертельную энергию. Прижавшись к резиновому ободу прицела, я наблюдал за деревней, разглядывая изрешеченные пулями дома, перебитый скот и людей, лежавших на земле, беспомощно раскинув руки. Я искал очередную цель, которую мне следовало приобщить к всеобщей картине. Но вот уже несколько часов в зоне моей видимости не было ни единой души. К тому же, погодные условия намекали мне, что благоприятный момент для точного попадания еще не настал.

Прошел еще час, прежде, чем я увидел ее. Уже начинало темнеть, и мне казалось, что наша кампания на сегодня подошла к концу. Но она вышла из избы и тут же угодила на середину перекрестья моего прицела. Я весь напрягся, приготовившись нажать спусковой крючок, компонуя в голове все необходимые для выстрела поправки. Однако мне не доставало информации, и я обратился к напарнику, который тотчас меня обо всем проинформировал.
Боковой снос пули ветром, деривация, поправка на ветер, поправка на дальность.
Затем от него последовал вопрос:
«Ну что, кто там?»

- Подожди секунду, — ответил я, разглядывая свою цель. Она шла ко мне спиной, и я видел, как ее детские косички трепал ветер. Хрупкая девочка, лет четырнадцати, тоненькая, как тростиночка, подошла к бревенчатому колодцу и подняла с земли валявшееся неподалеку ведро. Прицепив душку ведра к карабину подъемного механизма, она бросила его в шахту колодца.

Эта девочка была одна посреди всей этой бойни. Она стояла среди трупов, увязнув в грязи, которая, смешавшись с кровью убитых, напоминала густое темно-алое месиво. В глубине души я надеялся, что ветер усилится. Я хотел чувствовать на себе его мощное дуновение.

Девочка дождалась, пока ведро полностью заполнится, а после начала крутить подъемный механизм, наваливаясь на рычаг всем телом. Затем она взяла ведро обеими руками и пошла обратно в дом, неуклюже семеня из-за своей непосильной ноши, словно малыш бегемота, который только учится ходить.

Я надеялся услышать от напарника, что ветер усилился, что стрелять бесполезно. Тогда моя совесть была бы чиста.

Ее изнуренное осунувшееся лицо было перед моими глазами. В моих силах было оставить эту девочку лежать на сырой земле до скончания веков. Ветер стих, будто бы издеваясь надо мной. В свою очередь, напарник оповестил меня, что сейчас самое выгодное время открыть огонь.

Возвращаясь в свой дом, она шла ко мне навстречу, избавляя меня от необходимости рассчитывать упреждение. Все было мне на руку. Стало так тихо, как никогда раньше. Будто сама природа, озверевшая от запаха крови, наблюдала за мной, подстегивая совершить выстрел. Казалось, даже горы решили посмеяться. «Враг есть враг» — твердили мне они.

Промахнуться было невозможно. Перекрестье моего прицела сошлось на ее груди, и пуля бы прошила насквозь крохотное тельце в случае попадания.

Палец лег на спусковой крючок. Стреляй! — потеряв терпение, сказал мне напарник.
Ветер исчез, горы продолжали молчать.

Спустя секунду я отвел голову от прицела.

- Мне показалось. — проговорил я.

Этой ночью был ураган...