Atlas : Граница миров

Заскрипели тяжелые створки храмовых ворот, полыхнули золотом, открываясь навстречу каравану. С протяжным криком усталые верблюды входили в благодатную тень. За голубой полоской Нила, далеко в красной пустыне, горячий диск солнца клонился к закату.
Прибывший из Инбу-хеджа молодой жрец снял пыльный платок, скинул сандалии. Омыл в поднесенной чаше бритую голову, и в простой схенти вокруг бедер ступил на террасу.
— Жизнь, здоровье, могущество, Ур-Маа. Да ниспошлют тебе боги долгие дни, чтобы я мог видеть тебя и обнять своими руками!
Великий провидец, опоясанный шкурой леопарда, поднял синие, удивительно ясные глаза.
— В милости Амон-Ра, царя богов! Но видишь, Баст уже не отходит от меня, — погладил он лежащую на коленях мау. Пятнистая красавица сверкнула глазами цвета незрелого крыжовника и снова зажмурилась в чуткой дреме. — Пришло время советоваться с сердцем…
Он шевельнулся высохшим телом на тисовой скамье, золотое ожерелье звякнуло пластинами, стесняя слабую грудь. Взмахнул рукой, отпуская слугу с опахалом.
— Мой бабуин скучает, некому прислуживать за трапезой. Ни печеные журавли, ни рогатые иуа, добытые сворой прирученных львов, не влекут меня. Не голоден ли ты с дороги? У нас еще есть время до заката...
Молодой жрец бросился на колени, протягивая руки:
— Отец!
Обнявшись, они замерли и долго молчали, пока в тростнике у канала не затрубила выпь.
— Я должен рассказать тебе, — старик усадил сына рядом. — Наш предок Нух, праведный и непорочный в роде своем, построил судно из дерева гофер, способное пережить потоп, и снарядил его для длительного плавания, — он прикрыл глаза и произнес нараспев:
— Спасли его и тех, что на ковчеге, и сделали знаменьем для миров…
Пригубив воды из ониксовой чаши, продолжил.
— На пятый месяц скитаний бесчисленные стаи мышей расплодились на борту. Голодные — они грызли ковчег, грозя потопить всех. Небесами Нуху ниспосланы были мау, прежде не виданные подле людей. С тех пор мы обриваем брови в дань уважения, когда одна из них уходит в последний путь. Весь срок — два с четвертью луны длится траур, как если бы прощались мы с людьми...
Он задумался, устремившись взглядом в призрачные силуэты гор на горизонте, где кончалось могущество Та-Кем, лишь рассеяные орды нагих дикарей кочевали по красным пескам. Оттуда уже надвигались сумерки, наливались синевой выжженные солнцем тени. Поднялся легкий ветерок — предвестник ночной прохлады. Над блистающей полосой Нила развернулся первый парус, и цепочка ослов потянулась к пристани.
— Наши спутники, — старик положил руку на украшенную скарабеем голову мау, — помогают душам умерших пересечь границу миров. Сопровождают в пути к царству мертвых — темный глубокий и бесконечный дуат Осириса.
— Страшную силу имеют они над нами, — прошептал молодой жрец.
— Власть их иного рода… Смертным ужасом объята душа, проходя вратами, истинная правда. Словно испуганный ребенок, бредет она одиноко во тьме. Но когда рядом мау — заботливый поводырь, провожающий ее на ту сторону, — страх тает, уходит прочь, отворяя сознание дыханию бессмертия.
— Неоценимую услугу даруют они людям, — воскликнул юноша.
— И бесценную, воистину, получают награду! За каждую переведенную душу получит мау еще одну из своих девяти жизней...
Старик замолчал, встречая взглядом надвигающийся мрак.
— Ведь каждая душа — это падший ангел, бессмертная сущность, проигравшая битву. Мир, что был сотворен, не просто разделил небо и землю, он закончил войну. И победители торжествуют — судят и вершат. Я часто ошибался, — провидец вздохнул. — Грешил… И перед лицом вечности смятенно ожидаю, получит ли моя душа прощение.
Сын опустился перед ним на колени.
— Прощай, дитя! — рука отца потянулась и бессильно упала. Он вздрогнул, откинулся на спинку скамьи, глаза его закатились.
Мау вскочил, шерсть на загривке вздыбилась, он зашипел, будто увидел недоступное обычному взору. Молодой жрец замер, затаив дыхание. Ни на миг не сводя светящихся глаз, мау потоптался, сел перед умершим, обвил хвостом лапы и закаменел, застыл недвижимым изваянием. Над горизонтом сверкнула первая звезда — яркий голубой сапфир в пасти звездного Пса, отразилась двояко в бездонных зрачках мау.
— Сотис Великая блистает на небе, и Нил выходит из берегов, — прошептал молодой жрец сквозь слезы.
Влажной пеленой заволокло взор, сквозь слипшиеся ресницы он едва разглядел, как по звездному лучу, прихрамывая уходит отец, а рядом упруго переступает лапами призрачный силуэт мау.
Мгла опустилась на землю, украсилась искрами костров на холмах, в прохладной темноте зашумела ночная жизнь. Лишь на террасе, вознесенной высоко над стенами храма, замерли недвижимо трое перед разверзшейся границей миров.