: Кооператив (продолжение)

Ремонт (вторая часть)

Всю последующую неделю Вася продолжал свою разрушительную деятельность. Он ликвидировал все ненужные по моему дизайнерскому мнению простенки, изрубил старый кафель в ванной и кухне, разобрал массивные антресоли и вырвал с корнем древние трубы.
Каждый день, мой единственный строитель выносил на улицу горы строительного мусора. Аккуратностью мастер не страдал и, после каждого выноса хлама, все парадное было завалено остатками штукатурки, песком и щепками. Не разгибая спины, по нескольку раз на день я подметала парадное, а ночью отмывала ступеньки.
За время моего ежечасного нахождения в парадном я познакомилась со всеми соседями. Нельзя сказать, что знакомство это было приятным.
Как только я напяливала резиновые перчатки, вооружалась веником и тряпками и выходила на очередную уборку, двери всех квартир распахивались и на порогах возникали злорадно лыбящиеся тетки с испачканными в борще половниками, трясущиеся от старости и возмущения бабульки и облаченные в спортивные штаны и пиджаки с орденскими планками ветераны Второй Мировой.
Кооператив «Чекист» в полном боевом составе дружно травил новую жиличку.
- Сколько это будет продолжаться?
- Что вы там устроили?
- Прекратите немедленно!
- Понакупают квартир, а потом устраивают свои ремонты.
- Кто позволил? Продали без разрешения кооператива.
- Немедленно провести собрание и выселить ко всем чертям.
- Сослать бы ее в Соловки, навсегда забыла бы, что такое ремонт.
Стараясь не реагировать, я полностью концентрировалась на уборке, шипела «Здрастье» на каждом этаже и продолжала мести парадное.
Когда нервы не выдерживали, я начинала изо всех сил молотить веником и подымала пылищу на весь подъезд. Тогда старички начинали кашлять, захлопывали двери своих квартир и оставляли меня в покое.
По вечерам Вася выносил последний мусор и отправлялся пить с Витьком пиво. Я уже привычно мыла полы на лестничных клетках и именно в это время узнавала много интересного о жильцах нашего дома.
Старушки, обитающие в подъезде, прильнув к дверному глазку, дожидались, когда же возникнет сгорбленный и униженный силуэт новой жилички и, тихонько отворив дверь, шептали:
- Ты, деточка, смотри осторожней, не спорь с Иван Иванычем. Он надзирателем на Соловках работал. А Тамара Петровна — бывшая судья. А Гала, она ж в КГБ всю жизнь, та еще проныра.
- И Таньку-бухгалтершу с пятого не трогай. Она сыновей своих из дому выжила, а тебя переступит и не заметит.
- Доченька, а ты мне завтра молочка принеси, а? Ноги совсем не ходят уже.
- Кефирчика, только не жирного, купи, милая, не откажи.
- Хлеба свежего, утреннего, мягкого. Зубов уж совсем не осталось.
Ночью тихим шепотом, чтобы никто не услышал, одинокие, пожилые люди делились со мной тайнами их прежней жизни и протягивали в дверные щели тщательно отсчитанную мелочь на нехитрые покупки.
А утром, как только начинался грохот ремонта, дружно открывались двери пахнущих старостью жилищ и соседи яростно проклинали меня за доставленные неудобства.

Через неделю операция «Разгром» была закончена. Стены порушены, кафель содран и мусор вынесен.
В этот вечер Вася потребовал магарыч. Примостившись на дерявянных ящиках посреди пустой ободранной квартиры, мы с Василием раздавили поллитра уже как близкие, родные друг другу люди. Над импровизированным столом с простенькой магазинной закуской, висела запыленная мутная лампочка. Стараясь не задеть ее головой, я пристроила на коленях тетрадку и в перерывах между тостами, Вася диктовал мне, сколько нужно купить песка, цемента, краски.
Без всяких рулеток и калькуляторов, как опытный специалист, он на глаз определил количество квадратных метров плитки, ламината и линолеума.
Стараясь ничего не упустить, я тщательно вписывала все данные в новую строительную тетрадь. Мои красивые журналы и картинки скромно пылились в дальнем углу. Всего лишь за одну неделю вся дизайнерская дурь напрочь покинула мою восторженную голову. Я мечтала об одном, положить кафель, поклеить обои и помыть полы. И даже не представляла себе, сколько еще приключений мне придется пережить, прежде чем это осуществится.
Наш с Васей вечер закончился откровением. Размякший от водки строитель, сообщил, что в далекой Горловке у него есть дочь. Что девочка ровесница моей девочки и все эти годы стерва мамаша скрывала от него существование родной кровиночки.
Я скорбно качала головой и искренне сочувствовала отвергнутому отцу. Допив водку, Вася стряхнул с длинных ресниц скупую слезу и попросил у меня аванс.
- Надо ребенку денег отправить. Скоро в школу. Пусть дите знает, что у него есть папа. А то вырастет безотцовщина, ни денег, ни ласки,- горестно вздохнул Вася.
В тот же вечер, я отвалила Ваську половину причитающейся за ремонт суммы.
Дети же, как тут отказать.
На следующий день Вася на работу не вышел. Не было его ни на второй день, ни на третий.
Каждое утро я приходила в пустую квартиру и мыла полы. Иным ремонтным работам была не обучена. После уборки, так и не дождавшись мастера, ехала на строительные склады и закупала стройматериалы. Я верила, что мой синеглазый герой, навестит дочь и вернется.
Через неделю, забеспокоилась и стала названивать подруге, порекомендовавшей строителя. Я решительно требовала вернуть к станку оплаченного профессионала.
- Ты что, денег ему дала? Ну, ты и дура, — отчитала меня подруга.
- Они с Витьком уже неделю бухают, пока все деньги не пропьют, даже не надейся. Не вернется.
Через час я стояла под дверью Витькиной квартиры.
- Давай, братан, наливай! Чё тянуть, коль есть что выпить! Теряем время, брат. Мы ж с тобой с детского сада вместе,- доносилось из квартиры.
Дверь открыла злая, заплаканная подруга.
- Иди, полюбуйся. Сама виновата. Взрослая же баба, а дура дурой,- провыла приятельница и удалилась рыдать в спальню.
Громыхнув входной дверью, я ворвалась на кухню.
- Наливай, чего вылупился,- процедила опешившему Витьку.
- На мои ж деньги бухаете.
- Давай, Вася, за детей. А то первое сентября скоро, можем не успеть обмыть праздник.
- Ну, ты как, форму школьную купил уже? А ручки, карандаши, портфель с Барби, отправил дочке?
- Слышь, Витька, я с тобой конечно, в детском саду не бухала. Но мы вроде как с первого курса знакомы и за дружбана своего ты, кажись, здоровьем клялся?
Я наливала себе водку из залапанной жирными пальцами бутылки, залпом выпивала, не замолкала ни на минуту и не давала возможности дружбанам опомниться.
- Слышь Витька, а у вас в Горловке, как? Если пацан пообещал и не сделал. Кто он этот пацан? Фуфлыжник?
- А если пацан за друга поручился и друг его предал. То кто этот друг? Предатель?
- А если два хороших парня одинокую бабу с ребенком на деньги развели и бабло ее пробухали. Кто эти парни? Педерасты?
- А мы ж Витька сына твоего из роддома вместе забирали. Ты же мне обещал не бухать. Эх, Витек!

Витька сопел, морщил брови и виновато глядел в окно. Васька по-пьяному дергался и все пытался, отобрать у меня бутылку с водкой.

Я давила на странные, ведомые мне понаслышке, пацанские понятия и искренне верила, что дружба победит и Васька вернется заканчивать ремонт.

Васька вернулся. Ночью. Открыл своим ключом дверь и забрал оставшиеся в квартире инструменты.
Мужа своего, подруга в очередной раз закодировала от пьянства. Враз погрустневший Витек, искренне молил меня о прощении.
А я отнесла в ломбард золотые семейные запасы и наняла новую бригаду ремонтников.

- Госпадци! Мацерь Божья!- восклицал бригадир строителей, изучая развалины нашей квартиры.
- Да что же это за супостат такой, сотворил эту разруху. Хорошо хоть несущие стены не тронули. А стеночку придется восстанавливать. Не положено ее сносить, нельзя-с.
- Да делайте что хотите,- махнула я рукой. — Только бы успеть до сентября. Ребенку в школу.
Мне хотелось как можно быстрее закончить ремонт. Было уже не важно, ни ванная с окном, ни гардеробная.
Новая бригада принялась восстанавливать разрушенную перегородку, штукатурить стены, прокладывать пластиковые трубы и клеить кафель.
Непонятно по каким причинам, строителям постоянно не хватало песка, цемента, клея, шпаклевки и прочих ремонтных материалов. Мне было совершенно непонятно, почему нельзя посчитать точно, сколько нужно этих средств.
Каждый день я, как заведенная, моталась по строительным базам, магазинам и рынкам. Каждое утро что-то заканчивалось и необходимо было срочно привезти еще кусок трубы или ведро краски.
Через месяц меня знали в лицо все базарные торговцы и перестали узнавать друзья. Я похудела килограмм на десять и вещи висели на мне, как чужие.
В глупой надежде, что это ускорит ремонт, я научилась шпаклевать и красить стены и занималась этим в свободное от метаний по магазинам время.
Мой разум обогатился всевозможной, не указанной ни в одном журнале информацией. Я прозрела и наконец-то узнала, что такое рубероид и стекловата, научилась отличать латексную краску, от водоэмульсионной и точно уяснила, в чем состоит разница между стяжкой и беспещанкой.
Мои глубокие строительные познания очень радовали мою маму, но никоим образом не приближали окончание ремонта. Стены в квартире регулярно покрывались трещинами, плитка отваливалась, а количество требующегося цемента не уменьшалось.
Еще через месяц со мной перестали здороваться соседи. И только самые беспомощные бабушки иногда просили о мелочных одолжениях.
- Этот кошмар никогда не закончится.
- Мы уже три месяца не высыпаемся из-за вашего ремонта.
- Прекращайте немедленно или мы распрощаемся.
Отчитывали меня соседи-орденоносцы.
Один раз в неделю кооператив «Чекист» созывал общее собрание, на котором каждый житель подъезда сообщал своим товарищам, что он обо мне думает.
В случае, если я на собрание не являлась, толпа состарившихся Швондеров, задыхаясь от резвого подъема на четвертый этаж, ломилась ко мне в квартиру и требовала предъявить состояние ремонта.
- Ну, давай, показывай, что ты тут опять натворила? Надеюсь, окна еще не поменяла? Мы этот лес из Сибири, составами отправляли. Люди жизнью рисковали, чтобы этот лес доставить. А таким как ты все равно. Ничего святого,- размахивал передо мной костылем председатель кооператива, он же бывший лагерный надзиратель.
Хамить пожилым людям было стыдно и я, молча, едва сдерживая злые слезы, слушала маразматические речи, бывших чекистов.

Закончить ремонт я не могла. Денег катастрофически не хватало. Каждый день я изворачивалась в поисках средств. Что-то продавала, одалживала, умудрялась менять остатки обоев на недостающую шпаклевку, а ненужный сифон на кран.
Но каждый новый день ремонта, порождал новые проблемы, все также требовал денег и не приближал, а отдалял его окончание.
За неделю до сентября, я уволила строителей и перевезла от мамы мебель. Дала команду матери, через три дня доставить дочку в новые апартаменты и вселилась в пахнущую свежей краской, сверкающую новым кафелем и кранами квартиру.
Полы в коридоре отсутствовали, на кухне вольготно растопырилась старая облупленная плита да сиротливо поблескивала дешевенькая мойка, неокрашенное окно подмигивало хлопающей, наполовину оторванной форточкой.
Но жизнь продолжалась, и, с удовольствием полистав забытые журналы, я замаскировала окно замечательными зелеными жалюзи. Недоделанный пол покрыла купленными на распродаже обрезками ковролина. Сердобольная бабушка с третьего этажа, в тайне от соседей, под покровом ночи, одолжила мне на время древний кухонный столик.
Закончив скромные дизайнерские преобразования, я свернулась калачиком на детском диване и заплакала.
Рыдала долго, с чувством и завываниями. Устало размазывала по лицу слезы радости и жалости к себе.
Наконец-то я избавилась от ненавистного, первого в моей жизни самостоятельного ремонта, сладко наплакалась и… уснула.
Спала я двое суток, не просыпаясь и не реагируя на телефонные звонки.
Утром третьего дня меня разбудил грохот рук и ног, стучащих в нашу дверь. Испуганно приникнув к глазку, я увидала толпу радостных, по-первомайски возбужденных, «чекистов». Во главе этой революционной своры стояла моя мать.
Вся компания дружно колотила в лишенную звонка дверь и предлагала вызвать слесаря и высадить к чертовой матери новое, бронированное, не такое как у всех, дверное полотно.
Продолжение следует.