Syrik : Забытые дяди

На одной лавочке, как на одной подводной лодке. Дяди ждут, когда возвратятся их тети и заберут туда, где чистые носки, оливье, и немного секса. В общем- то, без этих бонусов никакой логики в ожидании бы и не было, хотя открыто говорить об этом в обществе не принято. В любом уважающем себя торговом центре есть такие островки кротости, одиночества и философского смирения. Без последнего лучше вообще не заводить себе тетю. Потому что философски смиренный мужчина – «понимающий и заботливый». В обратном случае — «черствый эгоист и говно». Молодых забытых дядь можно в раз отличить от профи. Как встревоженные сурикаты, они каждую минуту вскидывают голову и озираются по сторонам в надежде увидеть, среди мечущихся в потребительском неистовстве, свою тетю. Опытный дядя спокоен. У него кольцо. Такое же круглое, как ошейник. Только без шипов и кольцо. На его лице светлая грусть, а между ног самое дорогое — пакеты тети с купленными вещами. В том, как он разворачивает газету, нет ни агонии, ни бунтарства. Такой попадет в рай, если погожим летним днем случайно не подтолкнет ее под колеса электрички. Так сидят они все, и стар и млад, всматриваясь в бездну кредитно-финансового разврата своими усталыми глазами, дожидаясь, когда их заберут. Все как один. Все равны, как пехота в окопе. Забытый полк. Атланты. Доблестные, благородные, забытые мужчины.
Алеша остался сидеть последним. Он вспоминал тот вечер, когда папа то ли не смог, то ли забыл, а мама задержалась на работе, и в итоге Алеша оказался последним ребенком в опустевшей утробе детского сада. Он плакал. Плакал и возводил башню из белых кубиков конструктора, пока та не теряла равновесия из-за собственной высоты и не падала. Тогда Алеша начинал сначала. Это был единственный способ не смотреть на щемящий неопытную душу вечерний мрак, прилипший с той стороны окна. Еще хуже было видеть в этой мгле светящиеся домашним уютом окна соседних многоэтажек, за которыми уже смотрели вечерние мультики коллеги по детскому саду. А за ним никто не шел. Что-то твердое поднималось из груди к подбородку, и тогда он уже не мог удерживать слез. Холодная, космическая тоска разрывала сердце ребенка, заполняя его липким одиночеством и страхом, как щедрый пасечник банку меда.
Алексей Витальевич вскинул голову. В конце коридора уже выключили и свет, и теперь толстый охранник, прокручивая связку ключей на пальце, важно направлялся к нему. По лицу было понятно, что охранник здесь власть, и обременять себя вежливым тоном он не станет.
- Че сидишь? Мы закрылись.
- Я просто тут ждал…
- Кого? Все ушли, никого нет.
- Наверное, пропустил. Пойду догонять – виновато улыбнулся Алеша. Робко встав, он нетвердой походкой зашагал к выходу, смотря себе под ноги…
Сидя в полупустом трамвае, Леша достал старый выщербленный тетрадный листок, исцарапанный простым карандашом. Он зачеркнул название магазина под номером сто двадцать три и с наслаждением думал о том, что в городе всего двести девяностой восемь магазинов женской одежды и косметики. А значит, ему осталось подождать около ста семидесяти пяти. И он дождется ее. Свою тетю. И она, наконец-то, заберет его, забытого дядю Лешу, домой. Алеша улыбнулся, сладко и глубоко вздохнул, и позволил себе задремать. Ехать-то ему все равно до конечной.