Данил Кравченко : Эпелепсирующие меады. главы с 17 по 33

17

В палате все кричали. Некоторые , конечно, говорили, но врядли кто-то из взрослых их понимал.

- Привет, чувак!,-радостно воскликнул один, когда меня наконец уложили ,-Ты кто?

-Я не уверен, но скорее всего я поэт.

-Вот класс, поэтов у нас еще не было! Все есть, а поэтов нет.

-А ты кто?

-О, я культовая личность; мои предки крутейшие наркоманы, да у меня и самого проблемы с "герычем". А ты пробовал?

-Кого?

-Героин?

-Нет, но я в свое время много пил. У меня мать пила.

-Так ты из наших будешь! Тут много всякого сброда , однако попадаются и интересные личности. Вон видишь возле стенки - это ненормальный. Его не то что взрослые - мы не понимаем. Лежит целыми днями, говорит сам с собой и улыбается. Псих ненормальный. Вот тот, что со светлыми волосами - это шишка. У него предок крутой, да и сам он если не врет в прошлой жизни был дипломатом. Вот та крошка в розовом вполне милая бабенка, у нас с ней свидание сегодня ночью. У нее блядство - это наследственно, но не всем же быть пай девочками. А ты кем был до этого? Я, например , был классным тусовщиком: дискотеки, девочки, ну экстази понятно. А потом в один прекрасный день меня моя шлюха прирезала и очнулся я уже там; уже с героином в крови. У тебя, кстати, случайно нет с собой?

-Я же говорил, что не пробовал. Я в прошлой жизни был поэтом.

-Непонял. Ты ж говорил, что ты сейчас поэт.

-Сейчас снова.

-Это же наверное скучно -вторую жизнь подряд быть поэтом? Я бы так точно загнулся от скуки.

-Да я не очень-то и помню, что со мной было.

Сказав это, я приподнялся и неожиданно для всех произнес какие-то слова на неизвестном мне, хоть и на отдаленно знакомом языке. На несколько секунд в палате восцарила тишина; все глаза были обращены ко мне. Удивление, восторг и испуг читались в этих маленьких глазках.

-Как тебя зовут?

-Деони... м-г. Денис.

И тут тишина была разорвана криками и воплями. Мой сосед с удивлением и ужасом взирал на все это. Было ощущение, что мы попали на вакханалию.

-Что ты им сказал? Глянь, малышки совсем с ума сошли!

-Ничего особенного,- улыбаюсь,- они ведь эпилепсирующие менады.

-Кто?!

-Меады... менады... Неважно- главное, что они мои...

18

Иду себе молча, никого не трогаю. На улице светит солнце, легкий ветерок перешептывается с листьями деревьев. Тепло так. Закрываю глаза – легкость. Открываю – легкость. Ощущение такое, будто за все это время я не на шаг не продвинулся вперед. Улица застыла перед глазами, напоминая огромное полотно непонятно какого художника. По обе стороны от меня застыли деревья, а асфальтовая дорожка упрямо бежит вперед и слегка под горку. Машина проплывает мимо меня и тоже теряет способность двигаться; она парит в воздухе, бесконечно долго улетая в даль. Куда же я иду? Остановился, чтобы подумать, но это ничего не принесло, так как мысли упорно игнорировали меня. Закурил. Сигарета беспомощно повисла на моих губах и курила. Постепенно картина улицы начала растворяться. Ее окутывал непонятный туман, предававший еще больше бессмысленности и без того неподвижной реальности. А была ли это реальность? Смутное осознание того, что я – это я, промелькнуло в голове. Но кроме ощущения движущегося тела ничто не указывало на мое существование. Я видел и не видел одновременно, а точнее видел, но не осознавал происходящего вокруг меня. Секунды казались минутами... Вру. О времени как-то не

думалось. Так я и шел не зная куда. Не помню дошел или нет...

19

-Что-то тебя долго не было.

-Да я заблудился. Там так скучно, что я уже с ума схожу.

-Смотри, не спейся, а то с кем я болтать буду?

-Кстати, а если я умру, что будет с тобой?

-Ничего не будет. Буду бродить по городу и читать Пруста, а то у тебя все руки не доходят. Может найду чего.

-То есть ты не исчезнешь?

-Очнись! Куда же мне исчезать, если все только начинается.

-Ты – часть меня?

-Или ты часть меня – это уж как хочешь.(Довольным голосом.)

-Тогда почему мы не умрем вместе?

-Ты сегодня общаешься как Кастанеда – вопросами.

-Откуда ты это знаешь?!

-Ну ты достал!!! Проснись! Стряхни остатки снов со своих волос...

20

Что же вы делаете с нами, женщины?! Где прежняя твердость, где жизнерадостность? Время утекает через мои пальцы, я ловлю его, оно опять утекает, забирая с собой лучшие годы, худшие годы; забирает города и лица, улицы и машины, друзей и недругов, но кто же я без моих врагов, а как же я без моих друзей; забирает пивные бутылки (они каждый день одинаковые и от этого можно сойти с ума) и пачки сигарет( они разные, но от этого тоже можно сойти с ума) , и нет сил вспомнить какие они были; мысли и старую обувь, и даже чувства – все уносит время ибо через года тяжело себе представить, что ты любил этого человека и был с ним, и спал, ел, делился сокровенным с этим человеком... лишь факт самих отношений –память о тех днях, крупинки времени на пальцах еще не упавшие вниз ,- лишь это говорит о твоей связи с человеком. Но это уже мертво. Как и тысячи, сотни тысяч людей, чьи лица ты видишь каждый день для того что бы больше никогда их не видеть, как миллиарды слов сказанных и услышанных –мертво все. И я и каждый из нас живет с этим вселенским кладбищем хлама в душе, с этими горами мертвого мусора в душе НЕИЗВЕСТНО ЗАЧЕМ НЕ ПОНЯТНО КАК но во имя чего-то... Что вы делаете с нами, женщины?! Рожаете, ухаживаете , любите. А что делать нам - с мертвым миром в душе?

21

В поисках утраченного времени или обретенное время?

Культура появляется как реакция на настоящее. Точнее она отоброжает свое время

и является производным из того, что мы называем эпохой.

В период с 1913 по 1945 по третьей планете Солнечной системы прокатились две

мировые войны. Европа росла на войне и как результат -появление так называемого

"потерянного поколения"воглаве с Хэмингуэем(США), Ремарком,Гертрудой Стайн и др.

В культуре того времени царили упаднические настроение, но это не удивительно, особенно в отношении творчества немецких писателей.

Но к 60-м человечество подходит уже с другим настроением.Расцветает культура хиппи и тут

мир узнает, что есть любовь, равенство и нет войне; и принимает это как должное.

Закопавшись на долгие столетия в бойни, болезни наши предки совсем забыли о детстве. А с приходом 60-х вся положительная, невостребованная энергия выплеснулась и чуть не затопила этот мир; до некоторых стран , к сожелению, долетели лишь брызги.

Ну так я о детстве... 60-е напоминают мне огромный детский сад, где каждый ребенок радостно кричит сам и все вместе они кричат еще радостней и громче.Очень тяжело контролировать их, так как дети далеки от понятия дисциплины- она им просто не нужна;дети очень честны и не смотря на выстраиваемые иллюзорные миры, их гармония с жизнью и со своим Я достойны восхищения и

легкой зависти от того что мы эту гармонию уже потеряли.Взрослым кажется, что все игры

детей -это глупости, но взрослым всегда кажется, а дети всегда верят в то, что они делают...

Группа "Битлз"великая группа, внесшая свой вклад в развитие как музыки в целом, так и рок-музыки в частности.И очень скучная группа, в сравнении с Хендриксом, Doors или Jetro Tull

(пусть они и играли позже). Почему-то все помнят и чтят ливерпульскую четверку и мало кто помнит the Who.Группы возникали как грибы после дождя и исчезали как те же грибы после нашествия грибников.И постепенно эта культура становится массовой.Даже до могучего СССР докатилась, но попозже.Капиталистические коммунисты(хиппи) не подружились с "истинными".

США, переполненые толпами хиппи стали обьектом всемирных демонстраций и вполне справедливо.

США против революции на Кубе,США стадает гигантоманией и расизмом(по отношению к азиатам)

- сначала Корея,позже Вьетнам воспринимались Америкой, как лилипуты Гулливером.

Миру- мир!Свобода!Любовь!Хендрикс поджигает гитары - это плохо.(напалмом выжигаются джунгли Вьетнама и Лаоса-нормально!)Моррисона судят за непристойное поведение(насилие над женщинами -

нормально, на войне как на войне!)...

Что дали нам эти психаделические годы? Ведь ничто не делается напрасно;взяли ли мы из них

что-то кроме "Битлз", ЛСД и Кубинской Революции?Что хотел сказать Хендрикс своей музыкой,

для чего Эрнесто Че Гевара топтал джунгли Боливии, чему учил нас Хаксли в "Дверях восприятия",

а Сальвадор Дали в своих картинах?! Можем ли мы оценит уроки которые нам приподает история?

(Америка уже забыла Вьетнам)

Были это просто поиски утраченного времени или обретенное время?...Найденый Дух.Ницше сказал,

что однажды дух станет грязью...

(Из не изданных статей.)

22

Найди себя, конторская крыса! Как мог ты сравнивать себя с Кафкой? Себя, выпивающего свои обычные семь-восемь чашек кофе за рабочий день, выкуривающего свою обычную пачку сигарет за рабочий день с больным туберкулезом Кафкой? Что общего в вашем одиночестве? Кофе заканчивается, сигареты на исходе, рабочий день почти погас, а ты все еще в одиночестве. Это и есть твоя экзестенциальная свобода? Никого нет кроме тебя, от переизбытка алкалоидов –в голове роятся мысли достойные краба или лангуста; а может Сартра или Матерна? Ищешь ли ты до сих пор встречи с мучными червями Грасса или подобно мячику-Кастанеде скачешь в ущельи?

Ты главный герой моего романа или повести, Сверх-Я ,поглотившее, эту книгу – с этого момента перестанешь быть главным героем, так как тебе уготована другая, не менее почетная роль.

Когда мы жили в Германии, многие немцы называли нас – «русскими свиньями». Возраст не позволял мне понять, почему наши войска находятся в Германии, почему мы – русские свиньи... Но возраст позволял мне не воспринимать немцев как фашистов ( что для меня удивительно и по сей день). Большинство населения относилось к русским, а уж тем более к детям, вполне добродушно. Да, были исключения: старый продавец цветов со своей будкой прямо под забором воинской части, желавший насадить на вилы меня и моего товарища, когда мы лезли к нему на крышу, перемазанные зеленой краской, так как помогали солдатам красить каски; молодой немец Фриц ( по моему его действительно так звали), бивший нас дошкольников ногами в живот, а после заставлявший кушать кукурузные палочки не то с корицей, не то еще с чем-то, а после - литры марганцовки и палочки с сиреневой водой уплывали в канализацию...

Но самыми страшными нашими врагами были мы сами. Мы ненавидели других русских, в наших военных играх фашистами выступали такие же как и мы русские дети, пленных партизан подвергали пыткам( без увечей, но били и ногами, и лежачих), мы взрывали кирпичами гильзы, жгли все, что горело, бросали бутылки с карбидом под ноги рабочим, матерились как черти, потому что кругом были казармы, наши солдаты по пьяне ногами забили любимца всего городка басета, по кличке –Алый... Мы вели себя как фашисты.

И ты еще пытаешься себя оправдать? Свое пьянство и нелюбовь к кошкам, хотя самым преданным существом была кошка, черная и со смертью которой больше нет кошек, но есть самая верная черная собака.

Кошка, рожденная в Германии, привезенная в Киев и ротвейлер, с полным именем –А’Сарбона фон Ортл. И одна и другая похожи на тебя, не так ли?

23 Эссе о смерти.

Вот черт! Какого я принимал эти сраные транки? Да еще и с пивом. Своих тараканов в голове мне мало. Солнце слепило и жарило. Дурная привычка –сигарету за сигаретой; четыре пустых бутылки оставлены мною под лавочкой возле «Севастополя». В голове пусто и легко. Так спокойно, что никуда не хочется идти. И люди кажутся уже не такими уродами и сволочами, я сам себе даже немного приятен.

Как же мерзко весной на душе! Ни как нельзя без успокоительных. С приходом весны меня начинает трусить как в лихорадке. Нервишки шалят. Четыре часа дня, а я уже пьян. Вот хрень!

Делаю вид, что я такой как все, но пустые глаза выдают меня. Начинают коситься, перешептываться. Ну давайте, давайте –осуждайте, пока есть время. Смерть то все равно со мной рядом, но в любой момент может прикоснуться к вам и то, что пока не убивает меня, для кого-то станет бесконечным путешествием в Лету. Неоднократно замечал, что люди родившиеся мертвыми (я был мертвым почти 11 минут), впоследствии пользуются особой благосклонностью со стороны смерти. Она как бы берет их под свое покровительство. Помнишь как у Григоряна: «Наша смерть нас гонит вперед...». Тех кто останавливается она безжалостно сжимает в своих объятьях и лишь завидев кого-то из нас-чудиков, обходит по кругу, с интересом смотрит, в недоумении качает головой, но не забирает –идет рядом; очень ревнива , когда в наш круг входить еще кто-то кроме нее. Это до поры до времени, однажды и ей надоедает наш бег и –хоп!!! Идите ко мне, детки! Жизнь забрала вас у меня, а теперь я заберу вас у жизни! Вы странные людишки! Изначально мертвые –не боитесь, но любите меня. И ревнуете... Если я пытаюсь приблизится к важному для вас человеку, любимому вам человеку. Одна мысль, что я полюблю вашу девушку или родителей, или друзей, делает вас безумными. В тоже время вы легко играете со мной, зная, что я не подтолку с края крыши, отведу все ножи от вен, а на любые таблетки найду рвотный рефлекс. Но –это, до поры до времени...

Мы не нужны тебе в шестьдесят, умирающие в окружении детей и внуков. Ты хочешь сломать нас в расцвете сил, еще молодых. Любой шаг в сторону от тебя –и ты бесишься, и даже идешь на то, что частично предстаешь перед людьми в чьем-то обличьи, дабы оттолкнуть их... Даня, ты похож на смерть! Боже, да ты белый! Нельзя столько пить... забудь про нее... Даник, смотреть на тебя –для меня все равно, что бритвой по сердцу. Мы уже ничего не изменим... я не люблю тебя... прости... не пей... ты стал появляться в школе с запахом, я понимаю, что у тебя проблемы... О, Кравченко опять пьяный... ты скоро сдохнешь... Маина Харлампиевна просила меня поговорить... Ты очень меня беспокоишь... не спишь, не ешь... Ты сумасшедший... Ты не посещаешь... Тебя опять видели... кричал... пьяный... алкоголики долго не живут... Я люблю тебя!!!... Не пей! ... Ты не кого не любишь... на тебя страшно смотреть... Не пугай меня... Ты похож на смерть!...

Если раньше я взывал к тебе и боготворил тебя, то теперь я скажу: попробуй возьми меня, сука!

24

Все было как обычно – мы встретились, пошли к кому-то в квартиру. А там уже гуляли. Те два ящика пива , что мы с собой принесли моментом растворились в сигаретном дыму и наших желудках. Я пыхтел папиросой и хлопал «жигулевское» по гривне тридцать, когда начались разговоры по душам. Лето, на улице тридцать три по цельсию, пот ручьями и водопадами, в глаза, ноздри, рот, а пиво холодное; от сигарет во рту гадко, жарко –один только Вакарчук стонет, что ему холодно. Прав был Олег , когда сказал, что все это из-за Вакарчука, вся жара из-за него.

Мне пытаются доказать, что Мураками великий писатель, что зря я на него нападаю и вообще это некрасиво, а хаять гения каждый горазд, попробуй сам напиши, придурок ты сраный Кравченко.

Я соглашаюсь только с придурком( во рту пот с пивом, от беломора выгарают легкие), а далее протестую кулаком по столу.

-Давай разберемся... мне начинают несколько человек доказывать превосходство японской философии над европейской. Бросают красивые слова вроде «дао», «дзен-буддизм», «трансценденция», но я объясняю, что с японским у меня плохо, объясняйтесь, мол, на русском, пожалуйста.

-Как ты не знаешь что такое ...?( ужас и страх в глазах) Ты же писатель!

Я посылаю его за такие намеки в мой адрес. Следом –Мураками с его овцами и пинболом, и еще десяток-другой писателей и случайных людей.

-Это не культурно!

Выражаю полное согласие пивной отрыжкой и тут меня понесло. Я вообще-то человек спокойный, но когда выпью начинаю громко говорить... ну матерюсь иногда, ну ломаю чего-нибудь, но в целом веду себя крайне прилично и лишнего себе не позволяю. За исключением спиртного.

Начинаю как обычно из далека, рассказываю бородатую как Голдинг притчу. Меня не понимают – не страшно. Щелк!, -крышка от пива в стену, пена по пальцам. Мне ставят в вину запятые.

-Ты ставишь их где попало, через каждое слово! Это не правильно. Твои тексты нужно редактировать. А грамматика!

С языками у меня плохо, что уж скрывать, но мои запятые не трожте. За это можно и по морде. Они чуть успокаиваются, а я наоборот –закипаю.

По телевизору саундтрек к «Человеку-пауку», все в восторге. Меня тошнит. Я начинаю всех раздражать. Со мной не хотят общаться. Я плохой.

-Давайте веселиться!

Мне достаточно весело, со стула встаю с трудом. Говорю про Кастанеду –значит пьяный. Кто-то ссорится. Я листаю книгу о жизни Гогена: проститутки, алкоголизм... По радио –Земфира, по телевизору теракт в Израиле. Стол заставлен пустыми бутылками, пью пиво. В коридоре что-то разбили. Крики. Пьяный смех, возмущенный крик... Один уже заснул в кресле, я сам скоро отключусь. Богема, богема! Звонки домой. Жив, здоров, погуляю... Как ты смотришь на водку?

Водку?! Теплую?! С утра?! Из мыльницы?! Буду... Шутки-прибаутки. Ох меня и пригрузило. Вырваться бы на свежий воздух, подышать. Вот это мы все напились! Зачем ни один не ответит, потому что не знает.

-Давайте пойдем бить...

Началось... Лишь бы побить чего-нибудь.

-Надо мотать из этой страны. В Англию. Там классно, я те базарю.

Грустно. Опять напился как дурак. Какое же это безумие! Зачем мы? Говорим, говорим, говорим и ничего не делаем. Я –в первую очередь.

25

Два дня назад я съел холодный гамбургер, который кто-то выбросил в мусорник. С тех пор в моем желудке поселилась пустота. Трехдневная щетина, синяки под глазами, волосы грязные и взлахмоченые. Потертая кожанка перекинута через сумку, джинсы на колене порвались так, что через пару дней можно будет их и не одевать. Хотелось спать и есть. Жить мне опять негде было. Денег у меня было три семьдесят мелочью, в сумке непочатая бутылка портвейна, две пачки днепропетровской «примы» (никотина –1,45 мг., если не ошибаюсь), носки почти чистые, томик Буковски и пару таблеток т-федрина. Я его глотал на ночь, что б не спать.

Ты допрыгался, -сказал я себе. Днями я шатался по городу, а ночью пил и писал рассказы. Если было холодно, то заходил в ближайший подъезд и сидел там, дабы не светиться перед доблестной милицией.

Надо было срочно смываться из города. Надоело мне все.

Открыл бутылку, сделал пару глотков. По желудку прошел спазм, он сжался до размеров моего кулака. Я едва не вырвал. Пришлось присесть на лавочку и глубоко подышать. Кровь с алкоголем ударила в голову, бешенно начала выделятся слюна. Через пару минут стало легче и я закурил.

Когда ты пьешь, то твой внешний вид тебя не волнует. Мнение людей тебя не волнует. Ничего не волнует, кроме выпивки. Ты пьешь и тупеешь, становишься зомби. Мы глубоко ошибаемся считая, что пьем водку. Это она нас пьет. По чуть-чуть, маленькими глоточками выпивает из нас жизнь, высушивает нас до состояния сушеных черноморских бычков, пучеглазых хладнокровных тварей.

Тебе не нужна работа, почти не нужны деньги. Но самое страшное это похмелье и голоса. Не оборачивайся –там , бельченок за тобою по пятам.

Раньше я мечтал скатиться на самое дно этой жизни. Теперь же, оказавшись там, я понял, что не в моих силах вернуться обратно. Промашечка вышла. Упасть легко –подняться тяжелее. Последние школьные годы я был во власти романтики, пусть и слегка специфической. Грезил поэзией, считал себя непризнанным ну если не гением, то талантом уж точно. Мне в этом слегка помогали, читая стихи и восхищаясь некоторыми. Я же играл эдакого Артюра Рембо –пафасного бунтаря; поэт для того, что бы творить должен периодически приводить все свои чувства в полное расстройства. И я приводил, страдал от любви, любил и изменял на лево на право. Распутная моя душа. Но почти везде играл. Слабенько, фальшиво, но остальных это почему-то устраивало, почему же не должно было устраивать меня? Я пил, но это от несчастной любви, поэтому мне было простительно; грустный и мечтательный облик мой интересовал не одну девушку, можно сказать, что я пользовался популярностью, но меня это мало волновало. Короче говоря: вялое грустное нечто или даже ничто, возомнившее себя страдальцем и гением, наивный дурак и лицемер( хотя сей грешок свойственен всем нам, чего уж таить), юноша бледный с взором потухшим, мечтающий вскрыть себе вены или пусть пулю в лоб –вот такой был я.

Пока однажды не понял этого. Вот тогда, я запил. И перестал общаться со всеми своими друзьями и товарищами, кроме тех которые для меня значат больше, чем кто бы-то ни было. Очень паршиво себя чувствуешь, когда знаешь, что ты кусок дерьма. Не приятное чувство, честно говоря. Даже самоуважение и тщеславие поджимают хвост и как побитая собака скуля прячутся в свою конуру.

Понимаешь, что людям не сделал ничего хорошего, а только нудил им в душу и лгал, и был слишком хорошего мнения как о себе, так и о других.

А на дне, пусть и не на самом, до него мне еще далеко, ни о чем таком не думаешь. Даже себя почти не жалеешь. А это плюс. Стоит только начать себя жалеть, как плохими становятся все, в твоих проблемах виноват кто угодно, но только не ты, а тут уже наружу вылазит мерзкая, скользкая тварь по имени –тщеславие и все! Где тот человек, который еще недавно был неудачником и горько плакался? Где? Да вот же он –над всеми остальными, стоит как Гулливер над лилипутами. Смеется. Маленькие людишки, никчемные душонки! А я лучше вас!

Но кто дал тебе право ровнять себя с людьми?! Кто имеет право поставить себя выше другого?! И имеет ли хоть кто-то это право?!

Люди не задумываются –каждый считает себя не таким как все, на рубль дороже. Самомнение, как водка –пьет нас.

26

В электричке было холодно. Продувало со всех щелей и продувало не плохо, так как наш состав несся этой ночью во всю. Тяжело было сказать куда, но факт оставался фактом –я уезжал. В вагоне тускло светили две лампы, спали несколько человек. Я тоже хотел спать. Кожанка у меня не теплая и старая. Город где-то позади... Хотя... Я сидел лицом к городу, но удалялся. Город впереди, но с каждой секундой он становился все дальше от меня. Подумав, решил ,что если и буду возвращаться, то только спиной вперед.

За окном темно. Слегка появилась из-за облаков луна, звезд невидно. Холодно, темно и мрачно. Я еще и сам.

Хотелось, что-то вспомнить. Что-то почувствовать. Доказать себе, что еще жив и не сошел с ума. Ни чего не вспоминалось, ничего не чувствовалось. Грохот колес, завывание ветра и тьма.

Состав остановился. Шумно открылись двери. Один фонарь на станцию где-то в конце перрона. Курю прямо в салоне. Курить гораздо приятней, когда прохладно.

Закрываю глаза...

... Улица. Иду. Из-за угла дома выходит группа людей. Я их знаю: Дарвин в обнимку с апостолом Павлом, Бендера (в футболке с надписью –Нахтигаль ), Махно с Сидом Вишесом и Черчель.

Они бодро распевают:

Белая гвардия на голову разбита,

А красную гвардию –никто не разобьет!

В окне на каком-то этаже появляется Джон Леннон с чучелом Христа. Он громко и грязно богохульствует. Он пьян.

Под окном стоит ободранный мальчуган и записывает. В его глазах гнев праведный, огонь. Он пришел из Шарлеруа чтобы услышать пьяные вопли Леннона и победную песню, увидеть меня ошарашенного и сказать: Мерзавцы! Вот она –спешите веселиться! С перрона на бульвар, где все пожгла жара...

На фанарном столбе виселится Жуль де Нерваль. Его никто не замечает, кроме молодого человека с элегантными усиками, завитыми вверх. Глядя на подобные маятнику движения де Нерваля, у него в голове рождается фраза –Великий мастурбатор. Его стережет Гарсия Лорка.

Мимо проходит грязный и пьяный Гоген, тискающий малолетних таитянок. Они похотливо хихикают и покорны под его руками, руками нарисовавшими их. Они –меады. Таитянки...

Навстречу ему идет бледный, но аккуратно одетый Кафка с парой пухленьких немок. Они смотрят друг на друга, не узнают... не знают... Плечом к плечу расходятся в разные стороны. Кафка идет по направлению к замку.

Мне становится плохо. Подходит Фрейд с обезображенным лицом и спрашивает: «Молодой человек, вы случайно не боитесь лошадей?»

Я падаю...

... Вздрагиваю и просыпаюсь. Поезд мчится, ночь. Ветер дует в лицо и по ногам. Я в пару глотков выпиваю бутылку пива и закутываюсь в куртку.

27

Я получил гонорар за свою последнюю статью и смылся из города. Просто мне надо было куда-то убежать от ужаса, который преследовал меня . Однако сон в электричке показал мне, что бежать можно далеко, да только без толку.

Когда постоянно сидишь в городе, то постепенно он начинает тебя поглощать и если вовремя не навострить лыжи, то можно просто растворится в этом смоге.

От постоянного пьянства у меня начала проявляться паранойя. Я страшно боялся людей, машин, всего что двигалось. Меня типало от кошек, выбегающих из кустов, постоянно казалось, что все люди смотрят только на меня и ждут когда я отвернусь, чтобы наброситься и убить. Меня трусило, поэтому под вечер я напивался до чертей , кое как снимая нервное напряжение.

Но вот я и за городом. В новом месте . Меня никто не знает, никто не стремится со мной выпить и уж тем более проломить башку.

По привычке прячусь в самом углу кафешки, беру два пива. Передо мной тетрадь и ручка. Пишу статью о... Ну... Короче я еще не решил, о ком. Выпиваю свои таблетки, жду когда подействуют и я успокоюсь ( нервная дрожь по всему телу, постоянно курю).

Плохо после вчерашнего. Ух...

Пишу статью про Буковски. У меня не очень получается, но все равно буду переписывать. По радио: Киркоров с Распутиной, Катя Лель со своим мармеладным, Юрочка Шатунов ... Короче веселая компания. Веселюсь третьим бокалом. На ночь нужно куда-то прибиться, а с утра я уже решу куда идти и что делать.

Что можно противопоставить абсурдности этого мира? Себя –равносильно самоубийству. Кого-то другого –равносильно убийству.

Перестаю верить. Это звучит смешно –я ведь атеист, но даже я теряю веру.

Сначала в государство, патриотизм и прочую чушь; потом в жизнь , теперь в людей.

Тяжело быть одним и ненужным

Из многих одиноким даже себе, особенно себе

Стоит только стать частичкой пустоты, как сразу весь мир становится пустым и ненужным со своими машинами и поездами скверами и памятниками верой в… и неверием в… улыбками и хмурыми лицами словами о любви которой вовсе-то и нет а есть лишь использование человека человеком ложь и обман лицемерие ПОДЛОСТЬ и преклонение идеализация раболепничество и я во всем этом дерьме чуть ли не по уши чуть ли не центр этого дерьма

А оно вокруг меня, часть меня

Я часть его и

Мы так переплетены , что для того что бы вылететь на орбиту нужно убийство.

Себя или его.

БОГИ СНИЗОЙДИТЕ К НАМ И УНИЧТОЖТЕ МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ ПОКАЖИТЕ СВОЕ ИСТЕННОЕ ЛИЦО

И ПУСТЬ ВСЕ ПОЙМУТ ЧТО ЭТОТ МИР ПРИДУМЫВАЕТ ЧЕЛОВЕК С ТЕМПЕРАТУРОЙ И БОЛЬНЫМ ВООБРАЖЕНИЕМ

ОН БРЕДИТ ПО ТЕМПЕРАТУРЕ ЦЕЛЬСИЯ

МОЖЕТ ФАРЕНГЕЙТА .

ХМ, ГДЕ-ТО Я ЕГО ВИДЕЛ…

Может в сквере или парке знакомого мне города с книгой Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» и мы с ним говорили но о чем и что он хотел мне сказать

Сказать, что поезд уже идет. Идет в мой город. Скоро люди покинут его, а другие наполнят до краев и ночь опять поглотит его.

28

Чертовски долгое ожидание чего-либо, приводит к тому, что даже дождавшись своего, ты остаешься неудовлетворен. И то, что было так желаемо в мыслях, в реальности кажется вещью или событием заурядным, недостойным наших стараний и жертв.

Приходит время и работа воспринимается , как кара небесная, не принося ничего кроме раздражения, усталости и денег. Окружающие тебя люди напрягают и ты не в состоянии понять или разделить их радость; чтобы от тебя не хотели –это вызывает тошноту, слепую ярость, ненависть. Солнце слишком ярко светит, ветер не так дует, листья зеленые , вместо того, чтобы быть желтыми; сигареты не тянутся, пиво кислое, водка паленая, мир ненастоящий, никому ничего ненужно…

Пустота начинает проникать в душу. Но все равно бежишь… Вперед! Не зная куда, но вперед! Выше! Глубже! Дальше! Все что угодно, только бы не в меру. Пытаешься убежать от их размеренной, распланированной с отрочества(муж/жена, дом, деньги, дети , собака, любовники и т.д.) жизни.

Не надо! Не хочу! Не могу! Попадая в свои же ловушки, ибо познав крайнее, тянешься к нему и привыкаешь, и злоупотребляешь им, и получаешь размеренную жизнь, только с другими целями и планами.

Лечишь себя разговорами о любви, верности, чести. Но тебя не любят, тебя предали…

Шепчешь пьяные монологи а-ля Гамлет.

Хочешь жить, не хочешь жить.

Трудно, плохо, страшно. Шарахаешься от людей; отвратительны их лица. Ты –один из них, такой же. Омерзительно. Пьешь. Надоедает. А ты сам себя обманываешь, всеми силами цепляясь за любую возможности уйти от реальности. Секс, алкоголь, наркотики, стимуляторы, музыка, литература, одиночество… Но доводишь себя до нервных срывов и уже не можешь видеть свое лицо.

Это как по обкурке «планом». Капсула. Кино. Которое смотришь со стороны и в котором ты сам играешь одну из миллиардов ненужных, второсортных ролей. ВСЕ!

Наконец-то пришла осень.

29

Осень –это такая пора, когда нужно ставить точки, запятые. Подводить линию, проводить линию. Прыгать через нее, напиваться до беспамятства, плакать горькими слезами или терять любимого человека; смеяться солнцу и хмуриться тучам(можно наоборот), готовится к худшему, но получать еще хуже, грустить на листья, вспоминать бездарно пропитое лето, жаловаться на людей которым ничего на хер не нужно, козлить самого себя за безнадежные поступки, жрать транквилизаторы с психостимуляторами через день, плевать в потолок, ругать попс и рок, кричать: «Хой!» и «Отъебись!», уходить в себя и блядовать по полной программе; где эти дни когда я еще был сам собою, а не шел на поводу у другого я; можно жалеть об этих временах , можно их просто забыть, но как забыть все эти лица, эти души, чувства сотен людей с которыми ты дружил, общался , спал, пил, делил последние штаны или корку хлеба; как можно забыть слова, которые слышали твои уши, поцелуи, которые чувствовали твои губы, как... но ты ничего не помнишь, ничего не знаешь, тебе вообще ничего не нужно кроме... если ты захочешь стать Цезарем, то рано или поздно тебе прийдеться сказать: «И ты –Брут?!», если ты захочешь стать от всех независимым, то рано или поздно тебе прийдется сказать: «А можно у вас бутылочку?»... а вся беда в том , что в этом мире люди хотят золотой серединки, которая отдает не золотом, но серостью...

Ничего не понятно здесь.

И что самое страшное , так это то, что привыкаешь ко всему. Человек может пережить все; все кроме своей смерти.

30

Спал я крепко, но слегка замерз. Мысли мои еще не настроились на этот мир, были где-то далеко и из-за этого еще острее ощущался бадун. От сна на земле и от курения сигарет опять обострился бронхит. Умыться было негде. Были только деньги и те заканчивались.

Для начала я заказал себе в ларьке двойной кофе. Под «Приму» без фильтра пошло просто замечательно. Усевшись на лавочку, я принялся размышлять о том, что же со мной произошло.

Однако не прошло и двух минут, как ко мне обратились: «Мужик, водку будишь?». Водку я призираю и ненавижу, но : «Буду». Напротив меня сидели двое, лет по тридцать, с малость испитыми лицами. Мы не знакомились. Я достал, к их радости, пачку сигарет и гарбушку батона, а они пол литра «Пшенички», оказавшейся Донецкой.

В пластиковые налили и выпили.

-Ты откуда?

-Из Киева, -говорю.

-Какими судьбами у нас?

-А задрало все, вот и поехал путешествовать. Бухать, то бишь.

-А-ааааа...

-Во-во...

Пьем еще по одной. Приятное тепло разливается по всему телу. Голова становится ватной и непонятной.

-Чем занимаешься?

-Я пьяница и поэт, -говорю.

Они не верят .Но пьют. И курят мои сигареты. Мне все равно. Я пью их водку.

-И что, стихи пишешь? А прочитай чего-нибудь.

Задумываюсь. Стихи я уже сто лет не писал, да и не помню ничего. М-да...

-Допиваем водку, я беру портвейн и тогда прочту, -говорю.

Они реагируют мгновенно и водка допивается. Беру «Алушту». Пробку расковыряли , пили из горла.

-Давай...

-Э...

Готовлюсь дать.

-Неясный свет, немилый дом

Шаги и эхо за углом.

И грязный воздух разрубает весь этот вечер топором.

В кармане рубль, в другом четыре.

Два пьяных трупа на квартире

И в туалете унитаз, залит мочею как в сортире.

Фонарь шатает на ветру,

Да и прохладно по утру,

Ночь –пил, курил, вкус дохлой кошки

Уютно нежиться во рту.

Молчим. Чувствую себя идиотом, потому что не умею читать стихи , да и вообще –идиот я.

Пьем.

-Классно, только ничего не понятно, -говорит один.

-угу..., -соглашается второй.

Я пью портвейн , дымлю сигаретой и вообще мне посрать. Я Будда.

-Хочешь бабу?

О, началось!

-Какую?, -кошу под дурочка , но недалек от этого.

-Малую. Она такие миньеты строчит, что ты обкончаешся мама-мия....

-Насколько малую?, -я как и Остап Бендер, уголовный кодекс чту.

-Шестнадцать!

Во мудозвоны! Мой любимый возраст и так издеваться.

Начинаю закипать.

-Где и когда?

-Да хоть сейчас! Но, извини, -десятка!

-Хорошо, веди.

Встаем, идем. Заходим за угол дома, явно заброшенного, и по свисту является бабенка, лет двадцати пяти.

-Зови малую!!!!! Сосать будет!,. –очень уверенно заявляет один из....

Овечка уходит и буквально через две-три минуты появилась ОНА. МЕАДА. (Ну если хотите, то менада). Тому детю было действительно не более шестнадцати и выглядела она просто ангелом среди такого дерьма, как мы.

Я задумался. Малой дали деньги и она с профессиональной быстротой стала передо мной на колени. Начала расстегивать ширинку . Мне вдруг стало жалко не десять гривен, не ее, не себя, а просто стало жалко. И больно. И еще я разозлился.

-Так вы блядские педофилы,. –говорю .Ощущение как в анекдоте: «И на фига я их позвал...»

Меня не понимают. Сперва. Потом хмуряться и понимают, что я мудак, мол, и надо меня уебать.

-Вы, что , суки, такую малышню ебете?

Лица из дружеских превращаються в крайне враждебные.

-Ты че охренел? (Извините,. –это местный жаргон). А по роже?

-А по роже –можно!, - и бью первого как раз в лицо. Разбиваю, губы и нос, но не успеваю порадоваться, так как мне тоже бьют лицо... Падаю... Ногой попадаю во что-то мягкое , и уплываю куда-то далеко, получив ногой по голове....

Она начала за мной ходить. Два дня подряд я разгружал машины с электротехникой и получил за это пятьдесят гривен. Негусто, но в моем случае это были большие деньги.

Голова раскалывалась. Губы были разбиты, а левый глаз заплыл. Видок что надо.

Получив деньги сразу же купил себе два хот-дога и с жадностью проглотил их, запив квасом.

А она как тень. Ходит по пятам, но не приближается. Ну и хрен с ней.

По почте отправил статьи: одна про Буковски, другая про Сартра. Ждал денег. Спал на улице, благо погода еще позволяла. Однако постепенно осень брала свое и я понимал, что еще пару дней и все это закончится банальным воспалением легких. Т-федрин закончился, зато я начал принимать кодеиносодержащий препарат.

Дабы добиться желаемого эффекта, мне приходилось превышать все допустимые как разовые, так и суточные дозы, попутно изрядно заливаясь пивом и вином.

Снова начал появляться он. Приняв таблетки, запив их пивом, я начинал ждать.Но теперь он приходил не в снах.

-Привет.

Вот и он.

-Где ты был?

-Да так... рядом. Ты совсем разгулялся, как погляжу.

-Есть немножко.

-Она тебя любит.

Задумался, полез за сигаретами.

-Откуда ты знаешь?

-Поверь –я знаю все.

-Ты что Бог?!

-Нет. А ты разве забыл комнату? Там была рукопись...

-Но кто-то же это написал?

Ничего не отвечает. Смотрит на меня и все видом показывает, что это я написал.

Мне снился сон. Ночью я иду по Манхеттену. Говорю вслух:

-Наконец-то я здесь! Я так мечтал об этом!

Длинная темная улица. Захожу под арку и выхожу на свет.

На улице день и я уверен, что в Париже.(хотя дома и улицы явно Симферопольские) Стены расписаны именем Моррисона и его стихами.

Подхожу к прохожему. В голове пытаюсь построить вопрос по английски. Задаю. Он странно на меня смотрит. Отворачивается. Переходит на другую сторону улицы.

Я иду дальше. Школа. Серп и молот. Я думаю, что это советская школа. Слово –гетто. Захожу. Много людей в разных комнатах. На меня не обращают внимания.

-Не подскажете , как пройти на Пер-Лашез?

Говорят о своем. Знакомый музыкант. Не узнает.

Открываю дверь и выхожу. За спиной шум, крики. Оборачиваюсь.

-Что ты ищешь?, -спрашивает девушка.

-Я пришел к вам в Нью-Йорк из Киева, чтобы увидеть могилу Моррисона.

Все начинают восхищенно охать. Я также горд собой. Конец...

31

Мы привыкли обладать. Нам хочется обладать хоть чем-то. И когда нам говорят, что: « ты не один, ты должен, ты обязан…», то однажды мы приходим к тому, что наша жизнь нам не принадлежит. И тогда мы хотим что бы хоть чья-то жизнь стала зависимой от нас, сами уже хотим быть в праве говорить те слова, которые у самих вызывают тошноту. И в этом наш эгоизм.

…-В нашем деле главное заинтересовать клиента!

-А кто наши клиенты?

-Хороший вопрос. Нашим клиентом может стать любой человек!

Я не разделял восторга нашего гуру. Наконец-то устроился на работу. Пару дней не пил, приехал даже причесавшись. Все вроде как солидно. Солидные, довольные дяди жмут мне и многим другим руки, говорят громкие напутственные слова. И это уже настораживает.

-Мы солидная фирма…

Знал бы я, то и звонить не стал бы.

Едем не известно куда каким-то образом продавать кассеты. Интересно какие. И тут из сумки, которую я тащил добрых три остановки, появляются эти волшебные коробочки с кассетами. Я думаю, что внешне я не изменился, но в душе у меня все упало. Доигрался. Попсу ты еще не продавал.

Сестры на посту не было

Коридор был пуст, хотя свет

Еще горел

Как хорошо выкурить сигарету

На ночь, тем более, что она

Всего лишь третья за день

Чем хороша больница, так это тем,

Что это одно из немногих мест, где

Мы предоставлены сами себе, своим

Мыслям

Даже если это не совсем те мысли, которые

Тебе сейчас нужны

Я здесь, я курю в туалете, выдыхая

Дым в потолок.

Кругом тишина. Все тихо и

Спокойно Я отдыхаю от

Работы, от толпы.

Мне надоела суета.

Иду читать Кундеру…

…Ну и погодка сегодня! Ветер хлестал по лицу будь здоров. Дождь никак не мог определиться идти ему или не идти. Ненавижу такую погоду.

Из легких летела такая гадость, что жить не хотелось. Зелено-коричневые хлопья приходилось откашливать через каждые несколько минут. Чертов бронхит. Стоит только появится очумелому ветру с дождем, а мне выкурить больше чем нужно и сразу обострение. Поставив чайник я полез в аптечку и почти сразу нашел то, что искал –эуфилин. Вот он мой спаситель и друг. Выпив сразу четыре таблетки задумался, делать кофе или нет. Вообще-то нельзя… Делаю себе кофе и выхожу на лестницу покурить…

Приехали мы в небольшой городок. И тут я с напарником стал постигать великое правило, великую заповедь –« наеби ближнего своего».

Представьте себе картину: ходят три молодых человека по городу, заходят во все двери; один с одинаковой для всех улыбкой говорит:

-Добрый день! Меня зовут Анатолий! Я представляю крупную киевскую музыкальную фирму! Сегодня мы хотели бы предложить Вам сборник замечательной музыки! Здесь все звезды отечественной эстрады: Авраам Руссо, Кристина Орбакайте, Dемо и многое другое! В общем – все-все-все! А главная новость –это цена! (тут красноречие местами переходит в фанатический вопль) Обычно такой комплект стоит тридцать гривен, но сегодня и ТОЛЬКО ДЛЯ ВАС этот сборник стоит не тридцать гривен (!с выражением на лице –о ужас!) , а всего лишь двадцаточку! (последнее слово покорила меня. И своей нежностью и той интонацией с которой оно произносилось.)

Вся эта речь из нашего вылетала из нашего гуру, как пули из АКМ. Он открывал дверь и начинал крошить, и решетить человека. К слову , очень немногие давали отпор, а остальные так –пушечное мясо.

Мы не пропускали не одной двери. Подворотни, подъезды, магазины. Если дверь закрыта, то это непорядок! Как так, нас –классных парней никто не хочет видеть. И мы стучались. Ломились. Приставали к прохожим, все равно к кому: бабушки, дедушки. Заходили в детские сады, в больницы. К полудню у меня появилось дикое желание получить по морде. Хотелось благим матом орать: «Дайте нам по роже! Мне, мне первому!».

Но люди на удивление были настроены мирным образом. Даже выгоняли нас, зачастую, довольно-таки вежливо. А жаль. Через час-другой мне уже было интересно. То что работать здесь я не буду, лично мне уже стало ясно. И я вдыхал, впитывал в себя слова великого учителя. Он учил нас как расположить человека к себе. И я собственными глазами видел как это очень часто срабатывало. Учил нас хитрить, юлить, но называлось это другими словами. И везде улыбка. В один момент я увидел как его неизменная улыбка стала волчьей, он готов был броситься на человека мягко пославшего нас. А после обеда настало затишье и улыбка становилась все более натянутой и ненастоящей. Теперь мы все втроем молчали, изредка курили и ходили, ходили, доставали, брали заработанные кем-то деньги за пошлую безвкусицу да еще и с отвратительным качеством. Он сказал: «Люди делятся на тех кто может взять и на тех кто просто пассивно наблюдает. Я научу вас быть первыми. Хотя и вторые полезны. Должен же кто-то ЗА НАС добывать уголь, лечить, водить машины.» В те моменты я чувствовал себя подонком, потому что не врезал ему и не уехал. Но тут во мне проснулся «второй», который пишет стихи и книги ЗА НИХ, за всю эту мразь и ублюдков, и я решил испить из этого источника все, что смогу. Он брал нам кофе, булочки, сигареты, рисовал картины будущего не хуже великого комбинатора , но сомневаюсь, что Остап Ибрагимович полез бы за двадцаткой в детский сад или больницу. Начало темнеть и мы не сговариваясь навострили лыжи к выезду. Напарник взглядом дал мне понять, что он пас. Я ответил взаимностью. За день великий Шаман спер сто двадцать гривен и был не очень доволен собой. Хотя то, что большую часть он спихнул в одном месте –то ли в строительном отделе, то ли там же –вернуло ему прежний надменный вид. Пока мы ехали в офис главным вопросом было –как слинять? Наша трусость не позволяла нам открыто сказать, что-то, хотя мы и откровенно веселились над его речами. И ,по моему, он заподозрил. Он начал расспросы про книжки, рассказывал анекдоты. Но мы уже давно созрели…

Напарник передал мне листок, где было написано, что он пойдет в туалет и ждет меня на остановке. Конечная, дальше уже начинается лес.

В здание мы вошли втроем. Напарник , как в песне Башлачева: «В квадрате Гамбурга: Пардон, я в туалет…» На второй этаж поднимаемся уже вдвоем. Гуру явно нервничает и мне стоит большого труда придать себе довольный вид и говорить что-то веселое. Заходим в приемную; открыта дверь в кабинет для собеседования; в кабинете еще одна дверь –в какой-то зал. Там уже банкет.

Секретарша мне выдает два бланка и вместе с Анатолием присоединяется к банкету. Меня ждут.

Я сразу же откладываю бланк напарника и впиваюсь глазами в вопросы на «моем». Первый вопрос не помню. Второй звучал так: «Что вам больше всего понравилось сегодня в действиях вашего лидера?»

И вот тут я не задумываясь четко вывожу : «ВСЕ. ОСОБЕННО ХОРОШЕЕ, ЧЕСТНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛЮДЯМ». И ставлю точку. Кладу бланк на стол и выхожу из приемной.

Спускаюсь на первый этаж и тут меня поглотила волна непонятного мне самому восторга и я с широченной улыбкой вылетаю на улицу. Вижу напарника, он семенит к остановке. Мы видим друг друга, машем руками. Я догоняю его и мы уже летим вместе. Хохочем, прыгаем через сотни ступенек, через кусты; перебегаем дорогу, прыгаем в закрывающиеся двери троллейбуса, ударяемся плечами, ногами, с боков давят двери. Троллейбус останавливается, водитель открывает двери и мы заполняем салон, хохочем и падаем на сидения. До метро мы оживленно болтаем; о музыке , о семьях, о всем. Но вот пора и прощаться. Мы обмениваемся телефонами, хотя оба знаем, что не воспользуемся ими. И вот я один под покровом вечера. Ни дома, ни работы, но какое настроение! Мне хочется выпить от счастья, но впервые за долгое время я не слушаю самого себя. Я еду к единственной любви…

32

Опять за столом. Двоих я знаю, остальные мне незнакомы. Пьем водку. Четыре пустых бутылки в углу маленькой комнатушки. Одна открытая на столе. Стол застелен грязной и порванной клеенкой. Все мы изрядно пьяны, а я вообще не могу понять как я здесь оказался. Разливают. Шарю по карманам в поисках сигарет и к своему удивлению достаю пачку «Житанса» без фильтра. Где взял деньги не знаю. Вместе с пачкой в руке оказываются смятые пятерки, двушки и даже пару долларов. Может я кого ограбил? С пьяной тупостью смотрю в никуда. Меня хлопают по плечу и предлагают выпить.

-А где я взял деньги?

Язык заплетается. Закусить не чем, поэтому занюхиваю рукавом.

-Что, забыл? Ты же продал свою гитару…

Молчу. У меня была гитара? Странно… Опять пью. Мне плохо. Вылезаю из-за стола. Бросает на стену, а затем я выпадаю в дверь. Смутно осознаю, что ударился головой, но встаю и смеюсь. Вторая комната не намного больше; в углу стоит кровать, на которой лежит женщина. На вид ей лет тридцать с гаком и она пьяна.

-Иди ко мне , сладкий, -мычит она.

Я выпадаю в другие двери и оказываюсь в подъезде. Ползу по стенке, опять падаю и на четвереньках выползаю на улицу.

От свежего воздуха кружится голова. Меня рвет. Сил хватает только чуть отползти, затем я ложусь на асфальт и отрубаюсь…

Та же комната. Сижу за столом, уперевшись спиной стену. В углу шесть бутылок. На столе пиво.

-Как ты дошел за пивом и обратно, бог тебя знает…

Я сам этого не знаю. И не помню. Они уже все пьяны. Лица окончательно потеряли человеческий облик. Если посмотрю в зеркало, то меня опять стошнит. Вспышка в глазах. Ничего не вижу.

Постепенно начинаю различать предметы. За столом я и он. И не души более. Он как я , только с более длинными волосами и не брился дольше. Смотрит, улыбается.

-Ты всегда говорил, что у тебя девять жизней, -улыбается.

-Ну?

-Ты вышел из-под контроля.

-Из-под чьего?

-Из-под моего.

-Не понял?

-Скоро поймешь. Только что ты использовал свою восьмую.

-Я жив?

-Если это можно так назвать, то да, -улыбается.

Закипаю.

-Ты чего лыбишся?! Что со мной?!, -кричу во весь голос.

-Просто, ты потерял себя. Вот и все. Ты потерял все, кроме своей девятой жизни. Следующая наша встреча будет последней.

-Ты о чем?

-Для тебя…

Резко вскакиваю. Меня обливают холодной водой.

-Ты чего?! С кем ты разговаривал?

С трудом понимаю, что я в той же комнате. Один из знакомых с тревогой смотрит на меня. Двое отключились за столом. Смотрю невидящим взглядом и говорю:

-Я пошел…

Следующий кадр. Она тянет меня из этой сраной забегаловки. Она, ходящая за мною как тень. Я пьян и кричу: You all just a fucking slaves! Мне хотят дать по роже и судя по кровоточащим губам уже раз дали. Судя по разбитому лицу одного парня, я тоже попал. Она вытаскивает меня на улицу, где я сразу же падаю, закуриваю и ору: «Пива!». Ору как ненормальный, кем я , в принципе, и являюсь. Она молчит. Она всегда молчит, независимо от того, пьян я или нет. Но она приехала за мной в город. В ее глазах любовь и ничего более. Даже упрека нет. И это при том, что я ее игнорирую, посылаю и даже не пытаюсь узнать, как ее зовут. Она меада и все. Хоть ты тресни. А к ним у меня особое, недоброе отношение. Меня шатает в сторону следующего бара; все это сопровождается падениями и пением Alabama song the Doors. И тут она впервые с нашего знакомства говорит:

-Я люблю тебя. Пошли спать…

33

Безумие приходит к нам. К каждому в свое время. И нет возможности уйти от него, спрятаться.

Поток машин в вечернем городе омывает улицы; постепенно угасает и вот последние ручейки стекают под камни. Приходит ночь. Только ночь и смерть в состоянии прервать безумную пляску жизни. Жизнь –всего лишь длинная агония перед смертью. Целый ряд действий, поступков и событий, напоминающих конвульсии. Метания, терзания... Люди равны хотя бы в том, что бессмысленные старания их увенчиваются могильной плитой, а заканчиваются на кладбище. Ну так и где же ваш легендарный смысл жизни? Нашедших просьба обращаться ко мне. По пустякам не беспокоить.

Вот ,например, любовь –это безумие, болезнь если хотите, навязчивая идея, шизофрения. Как еще можно охарактеризовать чувство, которое проникает в вас и наполняет каждую вещь, каждую минуту существованием другого человека. Ваши мысли более не принадлежат вам, взор затуманен, сердце стучит так, будто вы пили кофе чашку за чашкой в течении суток. Влюбленные люди перестают жить для себя, жить своей жизнью. Их больше волнует судьба любимого человека.

В равной степени безумны и не влюбленные люди. Как можно жить без любви? На что можно надеяться без любви?

Об этом подумал я выходя из здания больницы. Выходя самым счастливым человеком в мире, потому что теперь я готов был встретиться с ней. Она ждала. Не знаю где, но где-то рядом. Перебежал дорогу, распугал голубей и увидел ее, сидящую на скамейке. Глаза в глаза. Одни глаза на двоих. От радости закружилась голова. Я уже готов был бежать, когда увидел.

Опять он был полной копией меня. В моей старой куртке, джинсах. Идет, пыхтит трубкой и улыбается. Глаза очень странные, с непонятным интересом смотрят на меня.

-Что тебе надо?, - слегка севшим голосом спрашиваю его.

-Мне –ничего.

-Тогда какого ты пришел? Тебя нет, ты плод моей фантазии.

Усмехнулся.

-Ошибаешься. Это ты плод моей фантазии.

Я молчу. Не могу понять, я же здоров. Я не пью. Как я могу видеть его-меня? Она смотрит на меня , его не замечает или не видит.

-Убирайся к....

-Я говорил, что ты вышел из под контроля. Из-под моего контроля. Я- придумал тебя, а ты стал жить своей жизнью. Ты –строчки на бумаге. Ты –ничто. И ты умрешь.

-Я не верю тебе!

-Мне не нужна твоя вера, мне хватает своей.

-Это какой-то бред.

-Да. Причем полный. Если ты внимательно посмотришь, то увидишь, что мы здесь не одни. Может ты бы и понял это, но, к сожалению, у тебя не осталось времени.

-Я жив! Полон жизни, а ты мне о чем-то не понятном. Не хочу больше тебя видеть никогда. Я люблю. Не мешай мне.

-Ну что ж... Все равно ты этого не увидишь. И это к лучшему- ты не любишь дешевые сценки.

Разворачивается и начинает уходить.

-Постой! Ты куда?!

Он повернул свое лицо ко мне. Остановился и сказал:

-Можешь не стараться. Неужели ты не понял кто я, а кто ты? Прощай...

Минуту я смотрел ему вслед. Потом стряхнул с себя оцепенение и понял , что этого не было. Не могло быть. А вот она все еще ждет меня. Резко разворачиваюсь, вижу ее. И вот уже бегу ей на встречу. Сердце радостно стучит, я хочу столько всего тебе рассказать. Перепрыгиваю через ограду, ты все ближе... что-то кольнуло в желудке, ну и бог с ним... Вот и ты мое... резкая боль. Останавливаюсь. Нет, нет, ничего... солнышко! Я тебя..... потемнело в голове. Много шума и свет как будто выключили. Падаю на землю, но не чувствую боли. Я вижу как ты бежишь ко мне, что-то кричишь, протягиваешь руки. Волна поднимается во мне и выплескивается в виде красной пены. И этот цвет на моих руках, и в желудке тяжесть, а она все идет... Кровавые хлопья на моих губах. Все тяжелее смотреть. Я знаю, что если ты успеешь, то сможешь спасти меня.

Вот ты уже почти и возле меня...... Закрываю глаза. Пустота. Хм... Джим, ты что ли? .................

1 декабря 2003 года.