Шева : Ларасука

Илья Михайлович Врублевский, доцент кафедры теории машин и механизмов, после начитки лекций в институте по дороге домой любил совершать неспешный променад. Благо, жил он неподалеку от института. В большом «сталинском» доме на Толбухина.
Да знаете вы, знаете – за угловым гастроном, ныне мини-маркетом, мимо церквушки, через скверик и вот уже этот большой шестиэтажный дом. «Номенклатурный» — как раньше говорили
Сегодня Врублевский чувствовал себя в особо хорошо расположении духа.
Ибо по завершению второй пары принял зачет по своей дисциплине в тридцать четвертой «б» группе.
Принял так, как он обычно и принимал зачеты и экзамены – то есть, ни в чем себе не отказывая, и получая садомазохистское удовольствие от макания юных недорослей в их леность и безграмотность.
Вот и в этот раз добрая треть группы, в основном – девушки, ушли с зачета с пустыми зачетками.
А не хрен.
А то развели сплошное «б», понимаешь ли.
На пешеходном переходе на Неманской горел красный. Врублевский, как законопослушный гражданин, дождался зеленого и ступил на «зебру» перехода.
Еще с середины перехода он увидел их и обратил на них внимание. Ибо стояли они перед переходом весьма живописной группой.
Вожак, и с ним четверо-пятеро разношерстных и разномастных собак.
Стая.
Или свора.
Вожак, помахивая хвостом, стоял первым. Весь его вид показывал, что он собрался перевести стаю на ту сторону дороги, откуда Врублевский только что пришел.
Врублевский прошел мимо собак. Метров пять уже даже прошел.
А потом как черт его дернул.
Он повернулся, подошел к стае, и обратившись к вожаку, неожиданно для самого себя сказал – Пошли! Переведу вас.
И встав перед вожаком, сделал пару шагов по «зебре» перехода.
Вожак не двинулся с места. Наоборот, он слегка наклонил голову и недоверчиво, но с интересом взглянул на Врублевского – Что это, мол, ты затеял?
Врублевский даже слегка обиделся – он доцент, тридцать пять лет преподавательского стажа, студенты вон как боятся…А какой-то пес не доверяет.
Он махнул вожаку рукой – Пошли, пошли! Не боись. И зачем-то добавил — Свои.
И сделал еще один шаг по «зебре».
По левую сторону от которой остановился белый Лексус.
По правую – черный Ренжровер.
За ними с обеих сторон быстро образовались автомобильные очереди.
За рулем Лексуса сидела беленькая девчушка в больших солнцезащитных очках.
За рулем Ренжровера – крепко сбитый молодой человек лет тридцати с небольшим ярко выраженной бандитской наружности. По крайней мере, если судить о его внешности по отечественным сериалам.
Оба уперлись взглядами в странного персонажа во главе собачьей процессии.

- Не, ну мудак! Это что, он собрался эту свору переводить через дорогу, что-ли? Не, ну придурок! Шел бы лучше в баках рылся! Или бутылки пустые собирал. Хоть какая-то польза была бы…

- Да…Ты смотри, бывают же такие люди. Казалось бы, что ему эти бродячие псы? Жизнь которых — даже не копейка. Но нет. Решил человек доброе дело сделать…

- Бля…Пиздец! Это что — мы все из-за этого долбоеба должны теперь стоять здесь? Ну, ебанько. И где они берутся? Отстреливать таких надо! Сам еле ползает, мудозвон, песок с него сыпится, так решил еще возглавить поход блохастых сучек.

- Давай, дедушка, давай. Уговаривай собачек. Подождем. А то несемся все время куда-то. Будто действительно надо. Будто без нас – никак. А ни хрена. Незаменимых нет. Что на работе, что, как говорится, в личной жизни. Не дай Бог что – все подружки через полгода и забудут как звали.

- Не, ну нахуй! Флейту ему б еще в руки – ну прямо Гаммельнский крысолов! Бля, был бы глубокий овраг впереди – не поленилась бы выйти из машины, да за руку подвести к краю! — Лара, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулась тонким длинным Ротмэнсом и нетерпеливо нажала на звуковой сигнал.

- Ну и чего она сигналит? Можно подумать, что эти пару минут что-то принципиально для нее решат. Уж ей-то, в ее возрасте, куда спешить? Все равно, похоже, днем только отсыпается, – лениво подумал Антон.
И еще раз взглянув на пигалицу в Лексусе, почему-то выругался, — Сучка.

Когда одна из машин перед переходом резко просигналила, Врублевский вдруг почувствовал, как нелепо он сейчас выглядит со стороны.
И уже было решил бросить свою глупую затею, как в этот момент на переходе неожиданно появилась молодая девчонка с вертлявой таксой на поводке.
Врублевского осенило – Девушка! У вас не сука? – обратился он к хозяйке таксы.
- Это я — сука?! – возмутилась девушка.
- Не расслышала, наверное, — краснея, подумал Врублевский, и сбивчиво начал объяснять девушке, что он, в общем-то, да нет, какой – в общем-то, конечно же, конечно, он всего лишь поинтересовался полом любимого животного милой во всех отношениях девушки.
Объяснения, наверное, были приняты, потому что барышня уже миролюбиво, почему-то в стиле Николая Второго, ответила – Нет, мы не сука, мы – кобель. Затем с интересом спросила – А зачем вам сука нужна?
Про себя Врублевский отметил, что вопрос прозвучал несколько двусмысленно, но отбросив совершенно досужие домыслы, пояснил милой барышне, что хочет перевести эту стаю, а может, и свору? Бог его знает, как правильно, через дорогу. А поскольку вожак стоит как вкопанный, то он подумал, что может, если перед ним поставить, ну в смысле не перед ним, а перед вожаком, еще раз извиняюсь, суку, то он, в смысле – вожак, сдвинулся бы с места.
Девушка-барышня бросила на Врублевского странный взгляд, который тот почему-то расшифровал как – Все вы, кобели, по себе судите! — и хмыкнув, коротко бросила – Так ваш вожак – это же сука и есть!
И прыснула – Прямо по Фрейду!
Удивленный Врублевский посмотрел на вожака.
Который оказался сукой.
И действительно – как это он сам не увидел? Красивая круглая морда, широко расставленные большие глаза, игривые кисточки, торчащие из-за ушей. Опять же – отвисшие соски.
Врублевскому вдруг даже показалось, что эту симпатичную морду он где-то видел раньше. Или похожую на нее.
И тут же вспомнил, кого эта сука ему напоминает – Лару Крофт из известного фильма
Да-да, Лару, которая расхитительница гробниц, и которая – Анджелина Джоли.
Та же грация, та же сексуальность, тот же шарм.
Несмотря на возраст – а было Врублевскому уже семьдесят два, красивые молодые женские тела, да еще с полураскрытыми губами, возбуждали в нем…да нет, читатель, возбуждали совсем не то, что вы подумали, а теплые, приятные воспоминания о тех временах, когда в организме все работало как шестеренки в хороших часах, а отдельные органы, а если быть более точными, члены, в любой момент были готовы к выполнению своих прямых, приятных во всех отношениях функций.
Но – укатали сивку горки.
И сейчас Врублевский лишь позволял себе любоваться красотой, которая уже давно была ему неподвластна.
А киношная Лара, в смысле – настоящая Джоли, очень даже Врублевскому нравилась. В чем он ничуть не отличался от миллионов других мужчин.
Еще одно удивительное совпадение удивило Врублевского. На стене дома рядом с их подъездом пару недель назад кто-то накарябал печатными буквами, похоже гвоздем, странное выражение — «ларасука».
- Это был знак, — осенило Врублевского.
Это рассказ косноязычного повествователя отнял у читателя столь много времени, на самом же деле ностальгические мечтания Врублевского вихрем прошуршали у него в голове и так же быстро унеслись в неведомом направлении.
И через какие-то доли секунды он будто очнулся, и с детско-старческой интонацией растерянно произнес – И как же мне их перевести?
Девушка с кобельком, почему-то так и стоявшая рядом с Врублевским, вдруг сунула руку в карман куртки, что-то достала оттуда и произнесла – Послушайте! Вот вам косточка. Берите, берите, она чистая, это муляж. Она с мясным запахом. Специально так сделана. Суньте под нос вашей суке – думаю, что пойдет.
Врублевский взял кость и протянул ее к морде «Лары».
Та повела своим кожаным носом, сморщила его, будто хотела чихнуть…и ступила на «зебру» перехода.
Через несколько секунд вся стая во главе с Врублевским уже стояла на другой стороне улице.

«Лара», с «костью» в зубах, гордо глянула на соплеменников – Ну! Кто тут тявкал, что я не «тяну» на вожака стаи?!
Стая была в шоке.
Так же как и я, перманентно пробегавший мимо по своим меркантильным делам.
Так же как и гогочущая стайка студентов, снимавших перформанс на айфоны.

А ночью, почти по Розенбауму, Илье Михайловичу приснился удивительный сон.
Будто он в своей квартире ведет Анджелину Джоли из ванной в спальню.
Причем не просто ведет, а переводит.
Переводит по «зебре», невесть откуда возникшей на полу коридора.
В руке у него поводок.
В пухлых и как обычно полураскрытых губах Анджелины – косточка.